Мы ведь разве за приключениями лишними на свою жопу попёрлись в эту латиноамериканскую сельву? На хрен, на хрен! Вчера один их уже доискался, и как-то мало радости оттого, что это был финик, а не наш. Фортуна — она ведь стерва капризная, и в какой-то момент запросто может и наших невзлюбить, а нам оно сильно надо? Нас-то за что, спрашивается? Имейся в этих местах уже готовый Панамский канал, так мы бы и не высаживались, а с превеликим удовольствием доплыли бы по нему до самых предгорий, в смысле — до его наивысшей точки, от которой путь к тем предгорьям наиболее простой и наименее опасный. Нам не приключения эти дурацкие, нам хина нужна, которая как раз в предгорьях и растёт. Но проковырять своими палками-копалками означенный Панамский канал и устроить на нём нормальные судоходные шлюзы тутошние панамские чингачгуки поленились, хотя за тысячелетия своего проживания в Америке успели бы, наверное, к нашему прибытию, и не особо-то запарившись. А мы тут теперь из-за них — ага, сугубо по причине этой их патологической лени — паримся, прорубаясь сквозь заросли…
Мы, конечно, тоже ни разу не фанатичные трудоголики и тоже схитрожопили, насколько это было вообще возможно — приятная всё-таки штука это наше попаданческое послезнание. Ведь бедолага Нуньес Бальбоа в реале, не зная броду и не имея современной карты, через весь перешеек посуху звиздюхал — в той его части, что расположена у самого южноамериканского материка. Мы же, в отличие от этого героического первооткрывателя Тихого океана, современную карту зоны Панамского канала имеем и по ней знаем, где можно забуриться в означенный перешеек поглубже наиболее лёгким водным путём. Ну, на самом-то деле, конечно, далеко не всё там сейчас так гладко, как на бумаге, то бишь на современной карте. Здоровенное озеро Гатун, например — не природное, а рукотворное водохранилище, сооружённое американцами при строительстве канала, дабы и объём земляных работ уменьшить, и запасы воды для заполнения шлюзов получить. Сейчас его, конечно, нет и в помине, а есть только река Чагрес, долина которой как раз и является той низменностью, что будет затоплена американцами при прокладке канала — не просто ж так они его конкретный маршрут выбирали, а очень даже по поводу. И повод этот становится особенно понятным при взгляде на старую карту, которая у нас тоже имелась. Я ведь не раз уже упоминал, кажется, что в прежней жизни мы все трое были заядлыми любителями альтернативно-исторических интернет-срачей?
Один из крупнейших — о так называемой Македонской Америке, основанный на допущении, что пропавший без вести при разделе наследства покойного Филиппыча флот Неарха, обогнув Африку, пересёк затем ещё и всю Атлантику и угодил в Америку. Нехило нафантазировали? Вот и я тоже ржал, когда читал. Тем не менее, даже при всей лютой бредовости общей идеи этой Македонской Америки, её отдельные моменты, касающиеся деятельности гипотетических македонских колонистов уже там, на месте, не могли не вызывать определённого чисто технического интереса — возможно ли такое хотя бы уж в принципе или однозначно нет. При этом, естественно, в числе прочих с неизбежностью всплывал и вопрос об античном Панамском канале, который меня тогда заинтересовал, а при его изучении раздобылась в интернете и старая карта Центральной Панамы. Ох и смеху же у нас было в Оссонобе, когда оказалось, что такая же есть и у Серёги, тоже этим вопросом интересовавшегося! А на той карте показано, что река Чагрес судоходна вплоть до места будущей Мадленской плотины, с помощью которой будет образовано ещё одно водохранилище — Алахуэла, позднее переименованное в Мадлен. Ну, не по современным меркам, конечно, нет там двенадцати метров глубины, а по испанским лохматых времён, ну так у нас же сейчас времена ещё более лохматые, и не океанские большегрузы рубежа девятнадцатого и двадцатого веков у нас ни разу, так что и мы спокойненько прошли на наших "гаулодраккарах" по реке Чагрес.
В реке ещё и убедились в преимуществах водного пути в плане безопасности. Пираний в панамских водоёмах быть, вроде бы, не должно, но проверять их наличие или отсутствие на себе как-то не слишком охота, и не сильно на это влияет тот научный факт, что только три или четыре вида этих кусючих рыбёшек из нескольких десятков считаются опасными, да и те реально опасны только в сухой сезон, когда им банально нечего жрать, а сейчас, летом, в субэкваториальном климате сезон как раз дождливый. Но и помимо то ли имеющихся, то ли напрочь отсутствующих пираний здесь хватает кусючей живности, да ещё и посерьёзнее. Как большая крокодила схватила прямо за рыло и утянула в воду притопавшего на водопой пекари, мы видели сами. Ну, для Володи они все крокодилы, включая не только аллигаторов с кайманами, но даже до кучи и комодского варана, без разницы. Для меня разница есть, но мне как-то всё время казалось, что в Америке таки аллигаторы с кайманами, а Серёга вот говорит, что это был именно настоящий крокодил, так называемый острорылый. Вблизи мы ту крокодилу разглядеть не успели, но он по размерам судит — слишком здорова эта крокодила для местного крокодилового каймана, который и до трёх метров не дорастает, а сопоставимый с ней чёрный кайман поюжнее обитает, и их ареалы не пересекаются. Ну, крокодил — так крокодил, Серёге виднее, а нам не шашечки, нам ехать.
Анаконду точно не видели — ни восемнадцатиметровую из баек для любителей ужастиков, ни одиннадцатиметровую, когда-то кем-то якобы реально измеренную, ни даже достоверно известную девятиметровую. Даже молодняк ейный нам ни разу на глаза не попался, хоть и вполне подходящие тут для неё условия, да и Серёга говорит, что не водится она западнее Кордильер, так что в Панаму и проникнуть не могла. Водится только удав боа, так называемый императорский, но его длина редко больше пяти метров бывает, так что с той анакондой он в разных весовых категориях. Тем более, что анаконда — чисто водный вид, а этот — сухопутный, и наш геолог сам изрядно удивился, когда мы одного означенного боа преспокойно плывущим по реке увидели — видимо, в отсутствие более крупного конкурента и он не прочь смежную экологическую нишу освоить. Да и попали вель его сородичи как-то и на острова Карибского моря, а там ведь не река, там уже как раз море. И раз уж мы добрались таки до змей, так и ядовитые, кстати говоря, не просто прекрасно умеют плавать, но и любят это дело. В Астрахани сам неоднократно наблюдал с удовольствием плавающих гадюк, и тут точно такая же хрень, только гадюки тутошние, как я уже упоминал, уж всяко позловреднее. Бушмейстер тот же самый, с которым нас встречаться категорически не тянет, предпочитает места повлажнее и наверняка тоже не дурак на предмет искупаться. Да и ягуар, кстати, хоть вообщё-то он и кошак, но водные процедуры уважает, и вероятность повстречаться с ним в реке или озере не так уж и мала. В общем, не зная броду, не суйся в воду, вплавь — уж точно, да и плавание на утлых каноэ индюков представляется мне при такой местной фауне ещё тем экстримом. То ли дело наши "гаулодраккары"! С их палубы мы можем позволить себе невозмутимо поплёвывать и на крокодилов с кайманами, и на удавов со всеми прочими бушмейстерами, и даже на ягуаров. И совершенно не интересуясь при этом ни их видовой принадлежностью, ни их индивидуальными размерами. Для нас они все в параллельном измереении, скажем так.
Нам важнее было правильный маршрут выбрать, чтоб поближе к предгорьям по воде подплыть и поменьше через сельву до тех предгорий продираться. С этого боку если рассуждать, то идеальнее было бы и в Чагрес даже не заходить и вообще к зоне будущего канала не рваться, а высадиться на морском побережье в районе современного городишки Портобело, от которого до ближайшего и довольно приличного горного массива рукой подать. Мы ведь, когда наменяли платины в устье Магдалены на первое время более, чем достаточно, Дарьенский залив с реками Сину и Атрато решили перед финикийцами без нужды не засвечивать, а направились от той Магдалены напрямую туда. И не на шутку обозлились на эдемских фиников, когда оказалось, что причаливать и высаживаться там никак нельзя. Точнее — когда выяснилось, почему нельзя. Эти уроды — ну, не именно эти, что сейчас с нами, а другие несколько ранее — уже побывали здесь разок, оказывается. Вот спрашивается, шкодить-то при этом нахрена было? Неужели это так разорительно, честно купить нужных тебе рабов и жратву за жалкие цветные стекляшки с ленточками и прочей дребеденью и сохранить в результате со всеми нормальные отношнния? Я и главному финику по этому поводу высказался, когда он предложил обстрелять вооружённую толпу на берегу из наших громовых труб, дабы нагнуть местное селение и получить от него всё, что нам требуется, безвозмездно, то есть даром. Типа, нашёл выход из затруднительного положения, млять! А хинную кору потом откуда брать прикажете все те годы, пока наши собственные плантации ещё только расти будут?
Пошуметь-то мы там, конечно, пошумели — я приказал впендюрить с десяток осколочно-фугасных в прибрежную скалу, и её брызнувшие во все стороны при взрывах обломки произвели на гойкомитичей нехилое впечатление, а вот толпу прореживать и селение в пух и прах разносить, как финику хотелось, запретил — перебьётся. Шугануть дикарей шуганули, воинственного пылу им поубавили, но злить-то их при этом зачем? Чтоб впредь вообще без массированной артподготовки даже к берегу не приближаться? Так на это снарядов потом хрен напасёшься, да и вообще, у нас на светлое будущее в этом регионе несколько иные планы…
Так или иначе, из-за дурной жадности какого-то не в меру предприимчивого эдемца нам пришлось пока отказаться от этого самого удобного варианта получения хины и двинуться дальше — к зоне будущего канала и забуриться в эту зону по Чагресу гораздо глубже, чем хотелось бы. Можно было бы в принципе попытаться налево свернуть, в его приток Гатун, как раз и давший название будущему водохранилищу, и по нему подняться к тому же самому горному массиву с его противоположной стороны, но речушка нам не приглянулась. Узкая она какая-то, вроде Клязьмы в Ближнем Подмосковье, и хотя промер глубин русла показал её проходимость в низовьях, далеко не факт, что так будет и до её верховий. В реале в испанские колониальные времена она судоходной не считалась, в отличие от самого Чагреса, и этого тоже не следовало из внимания упускать. Прочие его притоки тоже были ничуть не лучше, вот и пришлось нам подыматься по Чагресу вдоль всей совпадающей с ним части будущего канала, то бишь до самого поворота его русла на северо-восток. Маленькие горные массивы к северу и к югу от реки были в этом месте ещё и гораздо ниже тех, прибрежных, даже до километра их самые высокие вершины не дотягивали — ага, Кордильеры называется! Но выбирать особо не приходилось, и проплыв от поворота на северо-восток где-то с километр, мы выбрали на южном берегу первое же подходящее место для высадки и лагеря. Именно здесь ближе всего подходила к руслу реки возвышенность, на которой сельва должна была стать уже не столь непролазной, да и само место лагеря не заболочено, что тоже далеко не пустяк. Это я тонко по-аглицки на комаров с москитами намекаю, если кто не въехал. Хоть и нет пока в Америке малярии, жёлтая лихорадка — тоже подарочек ещё тот. В реале при строительстве канала несколько тысяч работяг от этих двух болячек скопытилсь, и никто так и не выяснил, от которой из них конкретно по скольку, так что от болот по возможности следует держаться подальше. Трава, соком которой натираются от кровососов кубинские красножопые, есть и здесь, и наши тоже к этой процедуре уже приучены, но не на каждом шагу она здесь растёт, а надо, чтоб хватало на всех…
Половина людей оставлена у вытащенных на берег судов в разбитом вокруг них лагере, отдалённо напоминающем ночёвочный римский — финики в осадок выпали при виде наших солдат, копающих ров, насыпающих вал и вкапывающих в него нарубленные в лесу суковатые колья, но оглядевшись вокруг и вспомнив об испорченных отношениях с индюками побережья, принялись помогать без понуканий. Укрепились там, организовали караулы, устроили охоту для пополнения запасов провизии — подстрелили двух кайманов, капибару и трёх ленивцев, наладили заготовку мяса впрок, проинструктировали гарнизон на предмет техники безопасности, да и двинулись с половиной сил к возвышенности, с которой и прорубаеся теперь через сельву. Вот-вот, судя по карте и по заметному подъёму местности, должны наконец вырваться из этих зарослей в более вменяемый по нашим понятиям лес.
Так вскоре и происходит. Ну, относительно вскоре — напоследок сельва всё-же подсуропила нам густой стеной бамбука вроде той, которая остановила бывших рабов из ефремовской повести "На краю Ойкумены", но у нас-то ведь не два бронзовых тесака, а по стальному мечу у каждого, так что прорубились часа за полтора и сквозь эти грёбаные бамбуки. А дальше лес пошёл уже другой — посветлее и попросторнее, и даже сам воздух заметно посвежел, на что мы уже особо и не надеялись. Володя с пятью нашими бойцами выдвинулся на разведку и вернулся с радостным известием, подкреплённым и вещдоком — свежесрубленной веточкой хинного дерева. Добрались таки наконец до главного местного ништяка! Ну, раз так — от добра добра не ищут. Мы разыскали ручей с достаточно бурным течением и чистой водой, и я распорядился разбить лагерь как раз между ним и зарослью бамбука. Во-первых, одна сторона периметра, можно сказать, халявная, во-вторых, колья есть где нарубить, а в-третьих — вода в зелёных бамбуковых коленцах. Мы ведь всё-таки в тропиках, и даже из бурных ручьёв сырую воду пить тоже нежелательно, а в бамбуке она вполне питьевая, и можно хоть сей секунд жажду утолить.
Разбив лагерь и организовав его охрану и приготовление обеда, приступаем к заготовке хины. Прежде всего — рассада. Я ведь уже упоминал, кажется, что в тропиках растительность нередко цветёт и плодоносит круглый год? Поэтому первым делом мы набрали наиболее спелых на вид красных ребристых плодов, затем отыскали и выкопали для переосадки в тыквенные горшки молоденькие едва начавшие расти деревца.
— Делай, как мы! — напомнил я главному финику свой наиболее частый совет.
— Зачем вам это дерево? — не въехал тот.
— Сейчас увидишь, — я дал отмашку, и к большому дереву подступили Володя с наташкиной шпаргалкой и двое наших турдетан с только что изготовленной лестницей. Спецназер разметил нижнюю часть ствола мелом на вертикальные полосы, затем бойцы приставили к стволу лестницу, и он взобрался повыше, продолжая размечать и там, а снизу двое других наших бройцов принялись надрезать кору по разметке массивными тесаками и отделять от ствола полосы коры через одну.
— Разве не удобнее сделать надрезы кольцом через весь ствол? — предложил эдемец, поняв наконец, что нам нужна именно кора.
— Гораздо удобнее, — согласился я, — Но если не оставить на стволе хотя бы части ненадрезанной коры, дерево засохнет. А так, как делаем мы — кора через какое-то время восстановится, хотя и будет тонкой и малоценной.
— Тогда какой смысл так делать?
— Когда восстановится ободранная кора — через год, скажем, можно будет снять безбоязненно и вот эту оставшуюся кору.
— А чего тут бояться? И зачем ждать год, когда ты можешь снять ВСЮ кору уже сейчас? А через год — найди другое и обдери кору уже с него…
— Их не так много, и растут они, как видишь, по одному. А плодоносить они начинают тоже нескоро — не знаю точно, но вряд ли меньше десяти лет, и не меньше шести лет нужно, чтобы кора стала годной для съёма. Десять лет, считай, нужно, чтобы из добытой нами сейчас рассады выросли хорошие плантации этого дерева уже на нашем острове, которые мы сможем разводить уже собственной рассадой. И все эти десять лет нам нужна будет кора вот с этих деревьев. Это в лучшем случае — если её нужно будет не очень много, и хватит с наших плантаций. А если не хватит? Тогда нам и дальше нужна будет кора и с диких деревьев, которые есть только здесь.
— Всемогущий Баал! В чём-то ты умён, испанец, в чём-то даже слишком умён, но в чём-то — наивен как дитя! Ты же сам говоришь, что новая кора будет плохая, так какое тебе дело до дерева с плохой корой? Зачем тебе снимать его хорошую кору за два раза, когда ты можешь взять её всю сразу? И пускай оно сохнет, зачем оно тебе?
— Чтобы давало семена, из которых вырастут новые деревья с хорошей корой. Говорю же, я не уверен, что нам хватит коры с наших плантаций.
— А зачем она вообще нужна?
— От болотной лихорадки.
— И что, так прямо и излечивает?
— От здешней — нет, но облегчает состояние больного…
— Тогда какой прок от такого лекарства? Облегчить состояние можно и теми бодрящими листьями, которые вы покупаете у нас, а теперь будете выращивать и сами, и много чем ещё. И ради этого ты рискнул углубиться в эту дикую страну?
— Есть ещё другая болотная лихорадка, нездешняя. Там, в наших странах по ту сторону Моря Мрака. Она пострашнее здешней — моли богов, чтобы они не допустили её заноса сюда. И вот от неё отвар этой коры излечивает. А ещё лучше — винная настойка на ней. Это лекарство нужно нам там, в наших странах…