Дорога рассекала город с запада на восток, а поперечный канал делил его с севера на юг. Четыре района, не считая нижнего города, поделенного на четыре части и центрального острова.
Каперед мысленно пытался прикинуть размеры города, но сбился. Подобные цифры использовали философы, пытаясь подсчитать расстояния между величественными городами Обитаемых земель. Для обывателя эти цифры сливались в бесконечное ничто, слишком большое расстояние, чтобы удалось его втиснуть в рамки разума.
Да и сложно судить о размерах города, ведь его границы не были четко очерчены стенами. Какие-то остатки стен сохранились, но лишь фундаменты. Каперед решил считать от границ иных земель, не принадлежащих городу. С севера он граничил со студеным морем, большая гавань соединяла поперечный канал с большой водой. Запад, восток и юг ограничивали бесконечные леса косматых варваров. На юге угадывались очертания гор, чьи белые шапки вонзались в облака, пробивая небесную твердь.
Эти горы не были знакомы Капереду, но были частью цепи возвышенностей, идущих на юг, до южных земель и отечества торговца. На конце этой цепи, где горы превращаются в холмы, располагается Город — родной мир Капереда.
Каперед почувствовал слабость в ногах и уселся на камень. Он глядел на юг и за горизонтом ему чудились скромные кирпичные домишки его Города. Редкие куски мрамора терялись среди красных строений.
Здесь наверху воздух был студеным, как море на севере. Тяжелое место для жизни, негостеприимное для человека. И все же, тут кто-то жил. Проводник не случайно вел торговца сюда. Он хотел привести чужака в город — в его город!
Глава 13
Акрополь, верхний город, самое защищенное место. Казалось, что прошедший катаклизм должен был срезать этот холм у основания, уничтожить все строения на нем, втоптать в грязь историю. Нет же, верхний город сохранился лучше остального. Словно приливные волны остановились, ударившись в стены акрополя. Стены обрушились, но город уцелел.
Уцелели развалины храмов, расположенных по сторонам от главной улицы. Множество колоннад, за которыми располагаются целлы храмов.
Каперед подумал, что могли сохраниться статуи в святилищах. Тогда удастся узнать, каких богов чтили древние. По легендам, многие боги пришли вместе с переселенцами на юг.
Неплохо было бы узнать источник, из которого черпает современное общество.
Из-за уцелевших колон выглядывали люди. Они не прятались и не привлекали к себе внимание. Каперед сразу не обратил внимания на безмолвных зрителей. Он был полностью захвачен видами архитектуры верхнего города.
Уцелело многое, но еще больше было уничтожено. Боковые улицы, подходящие к главной под прямым углом, были завалены обломками камней, барабанами колон и красной черепицей.
Красный цвет кирпича перемешивался с благородным мрамором. Розоватый в прожилках камень стоил огромных денег. Даже транспортировка от развалин на юг будет стоить меньше, чем добыча его в карьерах. Которые, кстати, контролировались недружелюбными варварами с востока.
— Нам необходимо спешить, — сказал проводник, схватив торговца за руку.
Он не пытался причинить боль, хотя это наверняка ему бы понравилось. Торговца он держал крепко и настойчиво потянул на восток по главной улице. Каперед еще не знал, что находится в той стороне. Он мог лишь догадываться, что это будет ось города, вокруг которой он некогда крутился.
Главный храм, дворец или площадь для собраний?
Таящиеся жители выходили на улицу. Каперед заметил любопытных и, казалось, удивленных жителей города.
Они были все высокими, крепко сложенными, но с какими-то искаженными лицами, словно пораженные болезнью. Каперед не видел иных следов болезни. Он сомневался, что это болезнь.
Одежду эти люди игнорировали. И мужчины, и женщины предстали нагими, предоставив свои тела похотливым взорам соседей.
Любопытство потянуло их сюда. Они не ожидали увидеть чужака, которого привел один из их собратьев. Но любопытство недолго удерживало их внимание. Обилие тел, доступных и — в особенности — недоступных, пробудило в них звериную похоть. Сатирические крики пронзили небо, а самые сильные мужчины пронзили самых слабых, которые не особо то сопротивлялись. Зато могучие жены этого племени оказали сопротивление, что только разожгло пыл мужчин, потраченный на доступных женщин.
Каперед видел все и не мог поверить, что на руинах великой цивилизации происходит подобная звериная свалка. В их действиях не было ничего, отмеченного божественным вниманием. Они совокуплялись из похоти, но не будучи пьяными или безумными.
Картина от этого становилась лишь ужасней. Каперед хотел бы сбежать от нее, но слишком много жителей руин вышло поглазеть на него. Болезнь совокупления распространялась от одной группы людей к другой.
Каперед заметил, что и его проводник был захвачен низменными стремлениями. Это прекрасно видно. Но что-то удерживало его от стремления броситься в толпу тел и вырвать себе самый сочный кусок.
Они продолжали путь, а Каперед смотрел только под ноги. Уши он не мог заткнуть ничем, никак не мог избавиться от звуков, больше подходящие для уличных актеров, симулирующих совокупление.
Действия этих зверолюдей не походили ни на что возвышенное, не имели мотивации.
Акрополь был большим, населяло его множество людей, но недостаточно, чтобы они заполонили все улицы. Вскоре толпы ворочающихся людей остались позади, Каперед смог вздохнуть с облегчением.
Он не понимал, что могло так увлечь его проводника. Эта оргия не походила на что-то привлекательное или соблазнительное. Казалась чем-то чужеродным человеку.
Каперед более не смотрел на развалины вокруг, боясь увидеть очередной клубок из сплетенных тел. Эти руины опорочены, осквернены и лишились своего духа. Катаклизм, уничтоживший нижний город, не смог лишить развалины их души, а эти дикари смогли уничтожить этот дух в верхнем городе! Их действия оказались намного страшнее, нежели бури или шторма. Ни одно наводнение не причинит столько разрушений, землетрясения не сокрушат столько храмов.
Негодование и разочарование терзали Капереда, но он не мог ничего поделать. Ему оставалось лишь смириться с тем, что произошло. Наверняка эти дикари были потомками рабов, которых древние держали у себя для развлечения. Потому их тела так похожи на сатиров, разве что без волос, рогов и хвоста.
Сердце города было впереди. Каперед понял это, ощутив странное изменение вокруг.
Развалины и ранее не баловали гостя шумом. Это были безмолвные руины, лишенные жизни развалины. Но здесь, возле центра города, Каперед ощутил нечто новое. Не мертвое безмолвие, а почтительную тишину.
Нечто подобное испытываешь, поднимаясь на главный холм Города. Или оказавшись в огромной библиотеке, расположенной в прославленном городе на другой стороне моря.
Это были места, откуда зарождалась цивилизация, вокруг которых она существует. Здесь она черпает силу, творя и потребляя историю.
Каперед поднял взгляд от мостовой и не увидел вокруг ничего. Храмы и постройки отступили в сторону, отдав пространство огромной площади. Открытое место, замощенное красноватым мрамором. Каперед никогда не видел этого оттенка. Ни храмы, ни дворцы современных цивилизаций не видывали подобного мрамора. Этот материал бесценен.
Но не это удивляло больше всего, не обширная площадь, сотканная из драгоценного камня. Простота и умеренность поражали. Сочетание невиданного богатства материала и скромности архитектуры. Древние не страдали мегаломанией… хотя стоит взглянуть на их город и поменяешь мнение.
Площадь могла бы вместить несколько тысяч человек, наверняка отцов самых видных семейств в городе. Здесь собирались нобили, возможно, открывал заседание сенат. Прямо под открытым небом, на виду у всех богов. Фронтоны храмов были обращены в сторону площади.
Город ориентировался не на небесные светила или стороны света. Он ориентировался только на себя. Все улицы, каналы, дома и сооружения смотрели на центр, на эту круглую площадь. И взоры всех жителей, гостей города приковывал центр этой площади.
Здесь не построили храма, не возвели статую верховного правителя или божества. Ничего подобного! Древние не страдали дешевым тщеславием. В центре площади располагался колодец. Облицованный камнем проход в подземные глубины.
Его не закрывали, не огораживали, то не было входом в мир подземных духов. Это была ось космоса, отражением которого служил весь город древних. Они не чурались мира за своими стенами, ведь этот мир и породил их.
Каперед поймал себя на мысли, что подобного мировоззрения лишены его соплеменники. Они в первую очередь строили собственные дома по подобному плану. Но города? До подобной мысли они не доходили. И быть может, поэтому в городах современных людей так распространены распри.
Общество древних строилось на иных традициях. На традициях беспрекословного служения своему государству! И подобный принцип постулировался не только на словах, писаными законами, устной традицией, но и планировкой города, образом жизни древних.
Потому они были так сильны, богаты, подчиняли своей власти весь мир. Потому они были так слабы.
Их община была слишком крепкой, чтобы пускать к себе чужаков.
Каперед взглянул на проводника, который стоял возле колодца. Сам торговец все не решался подойти и заглянуть в темное око провала. Он знал, что там увидит.
Знал Каперед и кто этот человек перед ним. Не дикарь, не монстр, а потомок древних. Наследник первой категории на все имущество древних.
— Ужасно, — сказал Каперед.
Человек услышал его, взглядом задал вопрос, но не получил ответа. Пожав плечами, он уставился в другую сторону.
— Чего ты ждешь, неблагодарный?!
Каперед хотел выразиться жестче, назвать этого человека отцеубийцей. Но ведь и предки повинны в том, что породили… это!
Многие потомки знатных семейств превратились в отвратительный сброд. Каперед сейчас видел перед собой лишь результат наихудшей селекции, каким-то чудом уцелевший за прошедшие века.
Их общество не могло выжить, не должно было. Но выжило, это поражало и ужасало торговца.
— Что мы тут делаем?! Отвечай немедля!
— Ждем.
Ответ был лаконичным и без эмоций. Каперед скоро узнал, чего ждет его проводник.
Каперед не удивился, увидев группу людей, направляющихся к ним. Этот город населяли странные люди, но они не были лишены любопытства. Очередная группка — это вполне ожидаемо.
Ошибку свою он понял не сразу, потому что отличить магистрата от остальных граждан невозможно, если при нем нет инсигний. К гостю и его проводнику направлялся десяток человек, ведущих под руки старца. Как и все, он был обнажен, и почтение его возраста не вязалась с внешними проявлениями старости. Он походил на пьяного пана, которого под руки ведут сатиры. Не хватает только меха с вином и иных атрибутов.
Старец не имел бороды, брил волосы на голове и выщипывал брови. Его голова была гладкой, сморщенной и от того чуждой. Тело его вызывало отвращение — когда они подошли, Каперед смог рассмотреть следы не только старости, но и неумеренности этого человека.
Еда, питье и иные излишества оставили заметные, кровоточащие следы на его теле. Удивительно, что не пострадало лицо. Язвы покрывали всю его кожу, дряблая плоть покрыта старыми рубцами, мышцы и суставы старика разбухли. Он уже не мог двигаться самостоятельно, потому что подагра лишила его этой возможности. Огромный живот инородным наростом выступал на дряблом и тщедушном теле.
Видно, что в былые годы старик отличался силой. Но теперь он походил на слепленного из кусков разных тел кадавра.
Лишь неукротимый дух, зараженный проказой этого племени, заставлял гнилое, разбухшее и высохшее тело шевелиться. Голос старика подстать его внешности, менял тембр и тональность, ускорялся и замедлялся. Казалось, что старик уже не способен управлять собственными связками, словно тело отторгает дух.
— Ты привел чужака, Афелос. Чужак до сих пор не умерщвлен, тело его цело. В чем дело?
— Не будь ты поспешным, я бы объяснил цели свои, — человек замолчал, а затем тихо произнес: — Мефодон.
— Теперь чужак знает мое имя, — констатировал старик.
— Это слово потребуется ему, чтобы мы могли совершить перемещение.
— Перемещение?!
Каперед переводил взгляд с говорящих. Он понимал их слова, хоть и с трудом. Говорили они на таком архаичном языке, чье звучание давно не раздавалось среди людей. Теперь это язык письменности, который не читают вслух, чтобы посторонние не могли дознаться до тайн коллегии. Капереду он знаком, ведь он был первым лекарем дворца.
Но откуда эти дикари могут знать архаический язык?! Язык предков и прародителей. Они украли и его? Своими замаранными прелюбодеяниями ртами они используют язык славных предков! Каперед был в ярости, он выразил свой гнев, но никто не обратил внимания на чужака.
Смысл слов дикарей не дошел до сознания Капереда.
— Чем эта плоть лучше других? — спросил Мефодон.
— Его кровь чище тех бледных отпрысков змей, что поселились у наших границ. Его кровь станет лучшим вместилищем, ведь он потомок ушедших. Взгляни на эти письмена.
Этот человек, Афелос, использовал головы убитых им варваров, как поясные сумки. В пустых черепах хранились берестяные заметки Капереда.
Торговец замолк, увидев эти записи. Он и позабыл о них, увлеченный происходящим здесь. Он не понимал, что заставило дикаря взять их с собой. Нет сомнений, что варвар счел их заклятиями, сильным оружием.
Старик не взял протянутые записки; ни он, ни его свита не приближались к Афелосу. Прошедшие года, потраченные на разврат и чревоугодие, не испортили его зрения. В развернутой грамоте старик смог прочесть несколько фраз.
— Этот, — он указал на Капереда, — мог узнать его от потомков ушедших.
— Взгляни на него. Его лицо, его тело. Измельчала порода, смешавшись с Бледными и аборигенами тех земель, куда ушли наши братья и сестры.
— И среди Бледных можно найти вместилище. И они сношались с нами, и мы сношали их.
— Но это потомок. Его порода, его кровь — все это я вижу. Да и ты видишь, — пауза, — Мефодон.
До Капереда начал доходить смысл сказанного. Шок от понимания лишил его дара речи и способности к действиям. Из головы вышибло все мысли, она опустела и, да, стала походить на прекрасный сосуд для чего-то чужого. Или своего.
— Стоит попробовать, — сказал Афелос.
Он ожидал награды, но получил лишь избавление от цепей жизни. По незаметному жесту старика, его хранители набросились на Афелоса. Тот сопротивлялся отчаянно, двигался он столь же стремительно, как в прошлом, сражаясь с варварами. Но тогда он бился против простых людей, а сейчас — против своих собратьев. Лучше обученных, таких же сильных.
Его смерть была неминуема. Афелоса повалили на землю, принялись колотить затылком о благородный камень мостовой, пока плиты не окрасились кровью. Запахло железом. Запах осквернил древние руины.
Каперед не видел, что произошло потом. Он побежал от разыгравшейся в центре развалин трагедии. Прочь из этого города, прочь от безумия, поглотившего его! Но силы города были могущественней тех, которыми обладал человек, пришелец из нового времени.
Оглушив беглеца, граждане руинного города бросили его возле колодца. Каперед терял сознание, погружаясь во мрак и выплывая на поверхность. Он чувствовал холодный ветер, обжигающий его кожу, а затем погружался в теплые пучины забвения. Он открывал глаза и видел, как несут тело убитого к колодцу и сбрасывают туда. Закрывал глаза и видел, как мертвец растворяется во тьме. Его тело никогда не достигнет дна этой ямы, ведь дна у нее нет.
— Приведи в чувство этого, — услышал Каперед.
Но гул тьмы был сильнее, он не хотел выныривать на поверхность, ведь знал, что его не ждет ничего хорошего.
Его мучители были настойчивы и опытны. Они не позволили пленнику ни умереть, ни забыться беспробудным сном.
— Очнулся, — сказал один из них и отступил в сторону.
Граждане разошлись в стороны, давая возможность Мефодону рассмотреть пленника.