— Ладно, Гена… Кончай дурковать! Ты уже и так надурковал — дальше некуда… Тебе лечиться надо срочно…
Геннадий Петрович молчал.
Майор, почувствовав неладное, шагнул к Ващанову и, наклонившись, потянул его за рукав:
— Гена, вставай!
Голова Геннадия Петровича катнулась по полу, и Назаров, похолодев, увидел на левом виске бывшего первого заместителя начальника РУОПа глубокую, заплывающую кровью вмятину… Ващанов был мертв.
— Гена…
Аркадия Сергеевича затрясло, он попытался нащупать пульс у Геннадия Петровича — пульса не было.
Что было дальше, Назаров помнил не отчетливо не до конца. Кажется, он даже зачем-то попытался сделать Ващанову массаж сердца, тряс мертвое тело, снова и снова искал пульс… Все было напрасно — Геннадий Петрович умер насовсем.
Аркадию Сергеевичу захотелось завыть в голос. Ну почему, за что такая «непруха»?! Ведь один только раз майор изменил своим принципам, влез в эту паскудную историю с «Абсолютом» — не удержался, деньги взял у Бурцева — и как снежный ком понесся… Ну почему другие всю жизнь могут ловчить, химичить чего-то, «дела делать», новые хорошие машины себе покупать, дачи строить и молодых любовниц заводить — и с них, как с гуся вода? А тут…
Назаров стиснул зубы и постарался сосредоточиться. Ладно, плакаться не время, надо что-то делать, надо как-то из дерьма выбираться… Аркадий Сергеевич попытался вспомнить — видел ли его кто-то во дворе, когда он подходил к гаражу? Вроде, никто не видел. Но это только так кажется, а потом, если грамотно «убойщики» будут жилмассивы отрабатывать, свидетелей может столько отыскаться — кто-то в окно смотрел, кто-то с собакой гулял… Но «убойщики» начнут работу, только если обнаружат явные признаки насильственной смерти… У них сейчас криминальных трупов как грязи, причем половина — «глухие»… Так что, если ребята увидят возможность квалифицировать смерть Ващанова как несчастный случай — они эту возможность не упустят. Тем более, что это и в самом деле — несчастный случай…
Надо отдать должное Аркадию Сергеевичу — в его голове все же мелькнула мысль о явке с повинной, но мысль эта тут же ушла. Ващанова все равно не оживить — да он и так бы загнулся вскорости от пьянства, — а из-за такого дерьма брать на себя неосторожное убийство? Нет… Тем более заяви он, Назаров — тут же и комитетовская служба собственной безопасности нарисовалась, ментов-«убойщиков» сразу подвинули бы. А собственная безопасность, конечно, начала допытываться — почему встречались, зачем встречались… И — не дай Бог — нарыли бы… Тогда — все… Тогда — Нижний Тагил, и никто в случайность убийства уже не поверил бы… А если потом информация о мотивах встреч Назарова и Ващанова дошла бы до Бурцева? Он ведь тогда решил, что исчезновение «Абсолюта» — это его, Назарова, рук дело… И тогда — просто кранты… И в Нижнем Тагиле бы достали — наизнанку вывернули, требуя отдать груз… Нет… Надо вылезать из дерьма…
Аркадий Сергеевич огляделся — так, откуда мог свалиться Ващанов, чтобы так удариться головой о тиски? Взгляд майора уперся в лампочку на потолке. В кабинетике было всего три источника света — торшер у диванчика, светильник над верстаком и лампочка на потолке, укрытая красным модным абажуром…
«Так… Допустим, Гена набухался, полез перегоревшую лампочку менять… Поставил стремянку — вон ту, которая в углу, — залез на нее, лампочку вывернул, а потом равновесия не удержал и грохнулся — пьяный же был… И так неудачно свалился — головой о тиски как раз… Ну что поделать, пить меньше надо…»
Аркадий Сергеевич походил по гаражу, нашел хорошие финские перчатки для мойки машины, надел их, потом взял какую-то тряпку и протер все поверхности, к которым прикасался — не забыл и радиотелефон Ващанова… Покончив с этим делом, Назаров подвинул стремянку, вывернул потолочную лампочку, осторожно вложил ее в правую руку Ващанову, предварительно вынув из нее стакан. Стремянку Аркадий Сергеевич хотел сначала уронить, но потом передумал…
Картина получилась достаточно убедительной — любому, кто вошел в этот гараж, сразу бы стало ясно — у покойного был крутой запой, который закончился трагически. Опасное дело — менять лампочки в состоянии сильного алкогольного опьянения.
Перед тем, как уйти из гаража, Назаров еще раз посмотрел на труп Геннадия Петровича… Нет, есть, наверное, все-таки какая-то Высшая Справедливость! Ващанов, конечно, был законченным подонком — своих же предал, коррумпировался полностью, начал на одного из самых одиозных криминальных авторитетов — на Антибиотика работать… И все хапал, хапал — не лезло уже, а он хапал… Ну, что же, как говорится: «Собаке — собачью колбасу». Свою смерть — в грязи, мерзости, в собственной блевотине и моче — Геннадий Петрович заработал честно, хоть и была она, конечно, случайной. Но случайность, это ведь только непознанная закономерность… Да, все это было так, но сердце Аркадия Сергеевича не хотело слушать голос оправдательной логики. Оно очень болело, его сердце…
Покачиваясь, словно это он сам пил несколько дней, Назаров вышел из кабинета, подошел к воротам во двор, прислушался, потом тихонько приоткрыл дверь и выскользнул из гаража… Никого не встретив, майор дошагал до улицы и, пройдя несколько кварталов, начал ловить машину… Самое печальное, Назаров кожей чувствовал, что смертью Ващанова цепочка неприятностей не оборвется — он не понимал, откуда появилось это ощущение, но был в нем почти стопроцентно уверен.
А тело бывшего первого заместителя начальника РУОПа полковника милиции в отставке, кавалера ордена «За личное мужество» Геннадия Петровича Ващанова пролежало в гараже еще сутки, пока его не обнаружила там начавшая розыски супруга. Вдова Геннадия Петровича тут же вызвала милицию — пришел участковый, молоденький совсем, недавно назначенный.
Обнаружив в пиджаке покойного несданное при увольнении служебное удостоверение, участковый впал в панику, немедленно отзвонился в РУОП. В РУОПе отреагировали — прислали «оценить обстановку» Владимира Колбасова, перспективного заместителя начальника отдела, которого Ващанов как раз в свое время и «выдвигал»[24]. Владимир Николаевич, прибыв на место происшествия, обстановку оценил грамотно: перво-наперво забрал у участкового якобы «потерянную» перед увольнением «ксиву» Ващанова.
— Не ссы, он отставник уже давно! — ободрил представитель РУОПа паренька, серьезно опасавшегося, что его за что-нибудь да сделают крайним — когда такие большие люди из жизни уходят, очень нужен «козел отпущения».
Участковый с явным облегчением вздохнул, а Колбасов зашел в гараж, сморщил нос от вони, потом быстро оглядел мертвое тело бывшего начальника. Пользуясь тем, что участковый охранял «объект» до приезда дежурного следователя и экспертов снаружи, а не внутри, Владимир Николаевич быстро «смылил» с руки покойника золотой «Ролекс».
— Извини, Генуля, — сказал Колбасов, никогда не отличавшийся особой брезгливостью. — Они тебе без надобности, а мне — пригодятся… Опять же память о тебе будет… Да, бля… Земля тебе пухом, Гена — надо же так нажраться было…
Правоохранительные органы никаких «криминальных» обстоятельств в смерти Геннадия Петровича Ващанова не обнаружили, и его гибель вошла в статистические отчеты в графу «несчастные случаи». Они случались в Питере очень часто…
Несколько более тщательно занимался расследованием смерти Ващанова некто Череп — начальник «личной контрразведки» Антибиотика, бывший офицер КГБ, кстати… Череп проверял все досконально не из-за того, что изначально имел какие-то подозрения, а просто потому, что все привык делать тщательно и качественно. Гена Ващанов, после его достаточно скандального (в узких кругах) увольнения из органов, конечно, уже не представлял особого интереса для империи Антибиотика, да и человеком-то он, честно говоря, был сильно пьющим, вороватым и трусливым. Но, все-таки, он знал очень много — в том числе и о Викторе Палыче, да и с самим Черепом Ващанов встречался. В общем, какой ни засранец, а свой, так что пришлось Черепу напрягать своих людей.
И вот тут интересная информация пошла — совсем неожиданная… На радиотрубке покойного остался отфиксирован телефонный номер, по которому Ващанов, судя по всему, пытался позвонить перед самой смертью. Номер «пробили» — опять же, не надеясь особо ни на что интересное — вышли на прапорщика Сашу, заведовавшего складом. На Сашу маленько «даванули», он и «потек», рассказал, что звонил ему Геннадий Петрович, но только не в мае, а еще в апреле — в самом конце, двадцать седьмого вечером. Хотел покойник на Сашином складе двадцать пять контейнеров водки на несколько недель спрятать… Поскольку Череп был в курсе «водочной аферы» Плейшнера (Антибиотик вообще от своего начальника «контрразведки» имел не очень много секретов) — такое совпадение показалось бывшему комитетчику странным.
Для прояснения ситуации люди Черепа побеседовали очень подробно с женой и любовницей Ващанова. Вдова Геннадия Петровича ничего интересного не выдала, а вот танцовщица Светочка вспомнила, что бывший «руоповец» в последний свой приезд раза два поминал какого-то «комитетчика», наехавшего на него с какой-то «стремной водочной темой»… В свете этих вновь открывшихся обстоятельств смерть Ващанова начинала выглядеть уже несколько по-другому, правда, даже сам Череп — человек очень умный — не мог понять, с какого боку Геннадий Петрович оказался замешанным в «водочный кидок»…
Начальник «контрразведки», естественно, доложил обо всем Виктору Палычу, который тоже ничего не понял, но сильно встревожился, как и всегда, когда сталкивался с чем-то необъяснимым и загадочным. Тем более, что раскопанная Черепом информация на тот момент была уже далеко не единственным поводом для беспокойства Антибиотика… «Выдернутый» для разговора к Виктору Палычу Моисей Лазаревич Гутман на вопросы о Ващанове только плечами пожимал — «бухгалтер» по своему плану никак не предусматривал какого-либо участия Геннадия Петровича в операции, и уж тем более его никто не уполномочивал вести переговоры насчет склада для контейнеров с водкой — Антибиотик это должен был знать лучше, чем кто-либо, ведь он взял реализацию «Абсолюта» на себя… Правда, практическим воплощением плана Гутмана занимался Плейшнер — возможно, он и привлек каким-то образом Ващанова, знакомы-то они были.
Однако к тому времени задать вопросы Плейшнеру уже не представлялось возможным…
* * *Майор Назаров в своем кругу не слыл натурой нервной и супервпечатлительной, как, впрочем, и большинство других сотрудников. Сама служба в органах достаточно сильно профессионально деформировала человеческую личность, превращая даже романтиков в прагматиков. За годы работы Аркадий Сергеевич навидался столько всякого-разного, что давно уже научился сдержанности в эмоциях и нервных затратах…
Но инцидент с Ващановым серьезно выбил Назарова из колеи. Майору постоянно мерещилась мертвая улыбка отставного полковника и откинувшийся назад слипшийся чубчик… И ведь Аркадий Сергеевич хорошо знал, что представлял из себя покойный в жизни, и нельзя сказать, что «комитетчик» так уж жалел Геннадия Петровича… Не сказать, чтобы Назаров и сильно опасался официального расследования обстоятельств гибели Ващанова — майор был на сто процентов убежден, что никакого «дела» не будет… Стало быть, не это беспокоило Аркадия Сергеевича, но что именно — он понять не мог.
Назаров стал очень плохо спать, просыпался по нескольку раз за ночь с колотящимся в груди сердцем и долго не засыпал потом… А еще ему приснился очень странный сон на третью ночь после смерти Геннадия Петровича — приснилось Назарову, что он, как в детстве, гуляет по осеннему лесу с отцом, тот берет его на руки и начинает подбрасывать вверх, а потом где-то далеко, на берегу озера, появляется мать в своем вишневом платке — она смотрит на них, качает головой и улыбается… Покойные родители очень давно не снились Аркадию Сергеевичу, и почему-то этот сон — светлый и чистый — вогнал майора в состояние очень сильного нервного напряжения… За трое суток, последовавших после смерти Ващанова, Назаров настолько изменился даже внешне, что коллеги сочувственно спрашивали — уж не заболел ли он?…
Вечером 6 мая Аркадий Сергеевич встретился с Бурцевым — для обмена информацией по неофициальному расследованию обстоятельств пропажи партии «Абсолюта». Дмитрий Максимович выглядел не лучше Назарова — мешки под глазами, нездоровый цвет лица… Людям Бурцева ничего принципиально перспективного «нарыть» пока не удалось, но в начале разговора у Назарова сложилось впечатление, что руководитель «ТКК» все же обладает какой-то новой информацией… Аркадий Сергеевич также не мог похвастаться особыми успехами, он лишь убежденно сказал отставному подполковнику:
— Максимыч, мы не дети… У тех, кто груз взял — все реквизиты ваши были, они «тему» досконально знали. Значит — где-то произошла утечка. Где-то у тебя — больше негде… Я в твой огород не лезу, но…
— Это исключено, — покачал головой Бурцев. — Все, кто имел доступ, абсолютно проверенные и надежные люди.
Назаров вздохнул:
— Дима, чудес не бывает… Предают всегда только свои… Протечь могло только либо от Олафсона, либо от вас… Олафсону смысла нет играть в такие дурацкие игры, рискуя своими деньгами. Значит…
— А если все-таки Олафсон? Если он слил что-то, кому-то на «добросовестном заблуждении»? Я, Аркадий, конечно, у себя посмотрю повнимательнее… Но и Константина было бы неплохо отработать…
— Как? — пожал плечами Назаров. — В Стокгольм к нему слетать на майские? Руководство порадовать?
— Он сам сюда на пару дней приедет, к родителям… — Бурцев устало потер глаза. — Ты понимаешь, мне сейчас с ним не с руки встречаться… А ты, как старый знакомый… Как, Аркадий, сможешь? Он же наверняка спрашивать про реализацию водки начнет — что я ему отвечу? А ты, вроде как, и не должен быть в курсе бизнес-подробностей… Скажешь, что все нормально идет… А заодно и его пощупаешь… А?
— Хорошо, — кивнул Назаров. — Это-то без проблем… Но ты все-таки к своим присмотрись… Где-то течет, причем течет здорово! Очень как-то непонятно все складывается…
Бурцев ничего не ответил, закурил, долго молчал, наконец, решившись, посмотрел майору прямо в глаза:
— Аркадий… Все действительно складывается непонятно… Мне сегодня позвонили в офис… Человек не представился — сказал, что пока не имеет такой возможности…
— Как? — быстро переспросил Назаров, мгновенно вспомнив своего «анонима» — тот на просьбу представиться ответил точно такой же фразой.
— Сказал, что ему очень жаль, но пока он не имеет возможности представиться, — дернул плечом Дмитрий Максимович. — Так вот… Этот человек сказал, что он в курсе наших проблем и что знает, кто взял груз…
— И кто же? — Аркадий Сергеевич нервно закурил, внимательно глядя на Бурцева.
— Плейшнер. Он сказал — Плейшнер, он же Некрасов Григорий Анатольевич… Ну, наш Плейшнер, портовский… Якобы он операцию всю разработал вместе с неким Моисеем Лазаревичем Гутманом… Вот такие дела…
— Это все? — переспросил Назаров. — Это вся информация?
— В общем, да, — кивнул Дмитрий Максимович, — Я попытался было его раскрутить, спросил, почему я должен ему верить… Он хмыкнул в трубку, сказал, что я ему ничего не должен: верить или не верить — мое право. Но посоветовал проверить информацию…
— Как?
— Он сразу же попрощался и повесил трубку… Вот такие пироги, Аркадий…
Назаров потер левой ладонью затылок:
— Да, пироги действительно… Ты разговор записал?
— Нет, не успел… Я снял трубку с аппарата, где нет автозаписи, а разговор очень коротким был.
— Понятно, — кивнул Аркадий Сергеевич. — Но номер-то, с которого звонили — его-то хоть «пробил»?
— Автомат на Рубинштейна, — развел руками Бурцев. — Я туда, конечно, людей послал — но, сам понимаешь… Зацепок — ноль… Ребята составили, правда, словесные описания трех якобы звонивших в интересующий отрезок времени из этого таксофона мужиков, но — это все химера… По таким приметам никого не сыщешь.
— Описания у тебя с собой? — спросил Назаров. — Дай взглянуть на всякий случай…