От свирепого этого взрыка следователь, как ошпаренный, подпрыгнул и обернулся. Перед ним стоял все тот же Громбальд, но теперь абсолютно нормального роста. Сменилось и выражение лица служащего. На Александра взирали с яростным прищуром.
– Я же предупреждал вас!..
– И впредь, Зинка, настоятельно прошу! Бдительность – и еще раз бдительность! – юноша за столом напялил чудовищные очки на глаза и снова уткнулся в бумаги.
– Сей момент, господин Приакарт! – пальцы Зиновия стальным обручем сомкнулись на плече Александра.
– Мне необходимо встретиться с Чолханом! – в отчаянии пролепетал Александр.
– Вы сошли с ума! – Зиновий с силой потянул его из комнаты. – Быстрее уносите ноги!
– Что вы себе позволяете? – Александр попытался вырваться, но хватка служащего оказалась железной. С изумлением он ощутил. Что ему самым грубейшим образом выкручивают кисть. Они уже двигались по коридору. Стены и потолок рывками перемещался перед глазами.
– Ведь я предупреждал вас! Самым деликатным образом! Теперь пеняйте на себя. Как говорится, кто к нам с мечом, того вон – и без сожаления…
Впереди распахнулась массивная дверь, и громовой, эхом отозвавшийся под сводом бас коротко приказал:
– Сюда этого проныру! А я сейчас закончу…
Александра швырнули на каменное ложе. Вспыхнуло несколько прожекторов, в лицо ударил пронзительный свет. Слезы сами собой брызнули из глаз, но он успел все-таки разглядеть подобие цирковой арены, по которой грузно передвигалась отсвечивающая золотом шестирукая фигура. Шесть мускулистых рук и шесть, рассекающих воздух клинков, – чудовище атаковало некоего усача в широкополой шляпе, который, орудуя двуручным мечом, легко отбивал вереницу ударов. Звон стоял неописуемый, от столкновения стали со сталью сыпало искрами, как от доброй сварки. Казалось невероятным, что один-едиственный меч способен выписывать такие замысловатые петли, успевая соприкоснуться с каждым клинком противника в отдельности. Скорости противостояла сверхскорость, а силе и натиску – опыт и мастерство. Мгновение, и что-то там на арене изменилось. Неведомым образом усатый фехтовальщик очутился за спиной шестирукого монстра и по широкой дуге опустил сверкающее лезвие на шею противника. С треском золотая голова отделилась от туловища, покатившись в опилки, все шесть рук безжизненно и враз опустились. Словно отключили от питания разошедшегося робота. Чудовище не упало, не засучило конечностями, – замерло укрощенным изваянием. Но даже отсутствие головы не делало его менее страшным. А усач уже широким шагом двигался к ним. Меч он сунул в ножны за спиной, как сошедший с киноэкрана самурай.
– Видите ли, пан Панкратило…
– Заткнись, Зинка! Все понял. Уже все понял. От твоих мыслей прямо чесотка начинается. Зачем, спрашивается, Бог наделил тебя языком… – усач развернулся к сидящему. – Да-с, экземплярчик еще тот…
– Послушайте! – попытался заговорить Александр, но его прервали властным взмахом руки.
– Отвечайте быстро и не задумываясь! Попытаетесь лгать, будет больно. Это я вам обещаю… Итак, кто вы?
Голос усача напоминал урчание льва, болезненно отзываясь в голове, заставляя екать сердчишко. Прожекторов под высотным куполом заметно прибавилось, и от нестерпимого света Александр окончательно потерял способность ориентироваться.
– Я… Я сотрудник правоохранительных органов и сюда пришел совершенно по официальному делу. Я требую…
Некто невидимый стиснул виски следователя, и он споткнулся на полуслове.
– Ишь ты! Требует он…
Ледяная ладонь коснулась затылка, и тут же мысли смешались в багровый ком страха, покатились под гору в черный омут оврага. Его низринули в пустоту, превратили в ничто. Телесная оболочка перебирала ногами, пальцы бессмысленно шевелились. Подобно двухмесячному ребенку он пускал пузыри и гыгыкал. Разум отсутствовал. Его изъяли для исследования, как изымают порцию крови для анализа. Кто-то копался пинцетом в его извилинах, ворошился в мыслях, как ворошится медведь в раскуроченном улее. И когда сознание снова вернулось, Александр почти закричал от радости. Возврат из пучин небытия он воспринял как новое рождение. Жизнь продолжалась – обновленная и оцененная вдвойне. Впрочем, времени на осмысление и передышку ему не собирались отводить. Грубым рывком Александра подняли с ложа.
– Хватит с него. Выбрось и подальше…
– Нус и данойя! – откликнулся голос Громбольда. – Неужели все так плохо?
– Типичное дискурсивно-рассудочное существо. Преобладание программы и прочей сопутствующей дребедени.
– Как с уровнем фрустрации?
– Тащи и не болтай!
И снова Александра Евгеньевича волочили по коридору. В ушах не смолкал злобный шепот Зиновия.
– Теперь как пить дать всем попадет. Вы же вмешались в МЫСЛЕОБМЕН! Понимаете?!.. А ведь я к вам со всей душой отнеся. И предупредил тысячу раз, и картинки впустил посмотреть.
Коридор беспощадно сужался. Пахло чем-то кислым, багровый ворс ковра под ногами явственно шевелился.
– Отпустите меня, – прохрипел следователь.
– Нет уж. Один раз я сплоховал, теперь каюсь… Да не трепещите вы! Гусар, который не убит в тридцать лет, – не гусар, а дрянь. Слова какого-то маршала… Кстати, вам есть тридцать?
– Я… Я не понимаю вас.
– Очень жаль. Всегда сочувствовал непонятливым, – Громбальд остановился. – Вот мы и пришли. Он отворил крохотную дверь, и на Александра пахнуло уличным перегаром. Как минус пересиливает плюс, так и смешение благоухания со смрадом не дает ничего кроме вони. Зыбкие ароматы тополей и парфюмерного магазина потонули в мощной волне машинных выхлопов. Задыхаясь, он разглядел далекую автостоянку, разгуливающих по тротуару людей. Это не было ни окном, ни балконом, Просто-напросто дверь открылась на уровне седьмого этажа. Непроизвольно он уцепился за косяк.
– Ну же, Александр Евгеньевич, не будьте трусом!
В спину последовал безжалостный удар, но, извернувшись, следователь успел ухватиться за пиджак Громбальда. Ткань с треском расползлась, служащий гостиницы опасно качнулся.
– Да отпустите же, черт вас возьми! – Громбальд попытался лягнуть Александра. – Что вас смущает? Высота?… Но это же курам на смех! А, может, обилие людей?…
Александр скорее почувствовал, чем увидел, как пространство за его спиной погасло. Словно нажатием тумблера потушили гигантскую лампу. Свет теперь падал только из коридора.
– Всего и делов, никто вас теперь не увидит, – Зиновий Громбальд взялся за лацкан пиджака и с натугой отодрал кусок, за который продолжал цепляться несчастный следователь. – Спокойной ночи, Александр Евгеньевич!
Дверной проем метнулся вверх, стремительно замелькали окна номеров. Александр в ужасе зажмурился. Седьмой этаж, асфальт – стало быть, ни единого шанса… Додумать он не успел. Удар всколыхнул тело, а в следующее мгновение он судорожно заработал руками и ногами. Дышать было нечем. Его кружило и переворачивало в самой настоящей воде. Вверх! За глотком кислорода!.. Как заправский пловец он прорывался к далекому воздуху. Он не знал, где верх, где низ, но интуитивно выбрал верное направление. Намокшая одежда замедляла движение, брючины липли одна к другой, но Александр продолжал бешено грести. Прошла целая вечность, прежде чем он разглядел звездное небо. Еще до того, как вынырнул. Последний рывок, и легкие с сипом заработали. Воздух был сладок и свеж, испытав чудесную метаморфозу. Ни выхлопы транспорта, ни затхлость канализационных люков не могли испортить его. Шумно дыша, следователь огляделся. Плывя по-собачьи добрался до бетонного бортика, вытянул ноги и ощутил дно.
Фонтан. Вот, куда он угодил вопреки всякой логике. Городской фонтан, расположенный в центре площади…
– Как водичка, приятель?
Александр напряженно обернулся. В темноте на противоположном краю бассейна сидела грузная женщина. Огонек сигареты превращал ее лицо в фиолетовую маску.
– Замечательная, – слова давались с трудом. Мышцы сотрясала дрожь, и Александр невольно обнял себя за плечи.
– А ведь ты меня напугал, дорогуля. Прямо как подкрался!.. Слепо покосившись на часы, Александр выбрался из фонтана. В черной громаде гостиницы не горело ни единого окна, улицы дышали ночной прохладой. Над головой звенели комариные голоса, и следователь машинально шмякнул себя по щеке… Все правильно. Фонтан – место свиданий и комариного разгула. Пожалуй, это было его первой трезвой мыслью. Туман ирреальности улетучивался, дрожь проходила.
Что же с ним все-таки произошло? Что, черт возьми?!.. На лбу примостился еще один комар, и Александр зло растер его рукавом. Снова взглянув на остановившиеся часы, медленно побрел по площади.
– Эй! Роднуля! Куда ж ты в таком виде? Может, зайдешь обогреться? Я тут неподалеку живу…
Не оглядываясь, следователь махнул рукой.
– Не сыпь мне соль на ра-а-ну, – дурашливо затянула женщина. Сама себя оборвав, крикнула вдогонку. – Иди, иди, полуночник! Может, под машину попадешь…
Александр промолчал.
– …Она еще боли-и-ит… Эй, ныряльщик! – женщина кричала, должно быть, сложив руки рупором, – Ночью добрые люди дрыхнут, а не плавают по фонтанам! Не спит только жулье и тараканы…
Ее хриплый раскатистый смех он еще слышал на протяжении нескольких кварталов.
Под машину Александр Евгеньевич однако не попал. Благополучно добравшись до дому в третьем часу ночи, он открыл ключом дверь и, рухнув на диван, уснул мертвым сном.
Глава 6
– А вы не думаете, что все наши сведения могут оказаться липой?
– На этот раз источник железный, – Борейко сунул в зубы сигарету, бодро защелкал зажигалкой. – Так что не дрейфь, опер! Парень, считай, у нас на крючке.
– На крючке-то на крючке, да уж больно хлипкая личность.
– Что, не похож на насильника? – Борейко рокочуще рассмеялся. – А я вот все больше склоняюсь к мысли, что именно такие и тянут на маниакальный шиз. С виду, верно, – тихони, а внутри гниль. Как болото пучит газами, так и эта гниль – нет-нет, да и прорывается наружу. Или ты хотел поймать его на месте преступления?
– Почему бы и нет? Уговорили бы Галину из химлаборатории, и сидели бы сейчас в засаде. Ей такие дела не впервой проворачивать – дама боевая. Так что риска никакого.
– Риск, Паша, всегда есть, – Борейко выдохнул облако дыма, слезливо прищурился. – Не забывай, этот тихоня уже натворил дел. Пятеро загубленных – не шутка. А насчет улик не беспокойся. Припрем группой крови, пальчиками, – не отвертится. А упорство проявит, – по психике шарахнем. Или думаешь, этого мало?
Оперативник пожал плечами. Протянув руку, Борейко взял рацию.
– Коля, что там у тебя? Этот паршивец еще не заснул?
– Свет горит, товарищ майор.
– Горит, товарищ майор, – пискляво передразнил Борейко. – Второй час ночи – и все горит… Эдак мы весь завтрашний день себе попортим, – он швырнул рацию на сиденье. – Не знаю, как вы, братцы кролики, а я, если не высплюсь, то потом – хоть вешайся.
– Будем брать прямо сейчас? – помощник с готовностью выбрался из машины. Разминаясь, подергал руками и ногами.
– А ты как думал! – привычным движением Борейко проверил за пазухой пистолет. – Передай Коле, чтобы лез на балкон. Тут невысоко, так что через минуту будет на месте.
– Нам что делать? Изображать почтальонов?
– Зачем? Представимся по всей форме. Окажет сопротивление, ему же будет хуже. Колянчик подстрахует с улицы.
– А если у него оружие?
Борейко насупился.
– Если бы да кабы… Горазд ты выдумывать глупости. Откуда у него оружие?
– Ну, мало ли…
Борейко решительным шагом направился к подъезду. На ходу обернулся.
– Тогда ты, как самый шустрый и прозорливый, побежишь за подмогой…
* * *Спустя каких-нибудь десять минут Борейко пасьянсом выкладывал перед подозреваемым фотографии погибших женщин. Зачастую подобный трюк срабатывал. Впрочем, данный случай осложнений не обещал. Гарин Петр Иванович, электромонтер сорока трех лет, в прошлом мелкий воришка, в настоящем убийца-маньяк, едва держался на ногах. Его трясло, как в лихорадке, и Борейко моментально сообразил, что клиент на грани признания. Поэтому рядом с фотографиями он предусмотрительно положил перо и чистый лист.
– Не будем морочить друг другу головы. Мы знаем, кто вы и что вы. Дело – за пустяком: вашим формальным признанием.
– Нет! – голос подозреваемого сорвался на визг. – Клянусь, я не делал этого! Честное благородное слово!..
– Без истерики, Петр Иванович, без истерики, – Борейко поморщился. – И ради бога не пытайтесь изображать из себя сумасшедшего. Мы не врачи, так что не поверим.
Из соседней комнаты вышел Коля Савченко, отрицательно качнул головой.
– Он действительно один. А это, – Савченко показал шелковую нить, на которой пучками были подвязаны человеческие волосы. – Это нашел на трюмо среди женских причиндалов.
– Так… – Борейко стремительно протянул руку, со значением покосился на Пашу Семичастного. – А ты боялся, что улик не хватит… Ну что, Петр Иванович? Расскажем все, как есть?
– Это она, клянусь! – подозреваемый прижал ладонь к груди, робко шагнул к стулу. – Можно я сяду?
– А как же? Конечно, сядешь, – перейдя с подопечным на «ты», Борейко плотоядно улыбнулся. – Так что ты нам хотел сообщить?
Заскрипев стулом, Петр Иванович подался вперед, сбивчиво зашептал:
– Я все расскажу! Можете мне верить… Но только я тут ни при чем. Она… Понимаете, ей ничего не стоило…
– Не спеши. Давай по порядку.
– Да-да, конечно!.. Все началось с той картины. То есть вообще-то я живописью не интересуюсь, а тут не удержался. Да и как удержишься… Весь багаж свалили на тротуар, а эти две картины сверху. И все без присмотра – подходи и бери. Скажите, гражданин начальник, разве можно так искушать? Ведь я живой – сами рассудите! Словом, попутал бес, цапнул ту, что поменьше, и ходу. Я ведь в антиквариате ни бельмеса и на музеи никогда не зарился, а в тот момент будто затмение нашло. Так бежал, что думал, сердце лопнет…
– А ну, постой! Ты что плетешь? Какой багаж, где? На вокзале, что ли?
– На автостанции. Я мимо проходил и увидел. Понимаете, целая гора ковров, баулы какие-то, узлы – и все прямо на тротуаре. Подсвечники там еще были, книги старинные – не то кораны, не то библии, и эти вот чертовы картины. Меня как током ударило – так и потянуло к ним! Честное слово! Может, на багет клюнул, не знаю. А может… – Лицо рассказчика побледнело, он стиснул горло рукой.
– Гражданин майор, да ведь… Это она с самого начала взяла меня в оборот. Как я сразу-то не допер! Не будь ее, стервы, не тронул бы я той клятой картины! Вот, значит, как скрутила… Подманила и заставила взять. А потом уже поздно было, все само собой пошло, – на висках Петра Ивановича выступили капли пота. – Я и пикнуть не мог. Эта ведьма крутила мной, как хотела, а девушки, что на фото, тоже ее затея. И локоны я срезал по ее приказу. Я ж как робот был!..
– Может, безымянное чудище обретет наконец имя? О ком ты толкуешь?
– О ведьме. Той, что на картине. Вообще-то она герцогиня, но по природе своей – самая настоящая ведьма. И замашки такие, что жуть пробирает. Я понимаю, гражданин майор, двадцатый век на дворе и все такое, но вот как на духу! – в первый же день она вышла из картины и чуть меня не придушила…
– Стоп! – Борейко прервал его взмахом руки. – Я же говорил Петр Иванович, мы не пентюхи и в байки не верим. А ты все-таки решил сыграть в сумасшествие?
– Да нет же, я…
– Лев Антонович, – Николай из-за спины подозреваемого делал странные знаки. – Картина там в самом деле имеется. И вроде бы старинная. Помните, Петя-Пиво рассказывал про узбека?
– Погоди-погоди!.. Кажется, припоминаю, – Борейко потер ладонью лоб. – Точно, Колянчик, точно! Молодец, что подсказал. Дело ведь Казаренку спихнули, а он знать не знает, как с ним быть. Ну-ка!.. – рывком поднявшись, майор проследовал в смежную комнату. Спальня. Самая обыкновенная, по-мужски не прибранная. Правда, запах духов… Или Петр Иванович сам увлекается?… У изголовья кровати он заметил троицу черных свечей. Самодельные что ли?… Прикоснувшись к ним, брезгливо посмотрел на пальцы. Нет, следов не осталось. Переведя взгляд на стену, улыбнулся. Премия Кольчику положена. Именно об этой картине и разорялся узбек. Дама в мехах из горностая на фоне извергающегося вулкана. Везувий какой-нибудь или Авачинская Сопка…