51
– Сергей, одному рискованно идти.
– Зато спокойнее, дергаться не буду. – Шевцов взял в руки спортивную сумку, сунул в карман сигареты. – Ладно, до встречи.
За ним захлопнулась дверь квартиры на Большой Песчаной, где они по-прежнему собирались, где на полке лежали почтовые конверты с изображением какой-то птицы в левом нижнем углу. Квартира Алексея Ремеза.
* * *После телефонного звонка, который с некоторых пор не казался Юрию Блинову неожиданным, бригадир вызвал к себе Рябушкина. Тот появился только через пять минут.
– Вова, – проникновенно начал Блинов, – я говорил тебе, чтобы ты не трогал ту телку? Я тебе ее по имени назвал. Как швейцар, показал тебе, где она работает.
– Говорили, Юрий Иванович.
– А ты?
– Близко не подходил. Зачем она мне? Ни письки, ни сиськи.
– Тогда почему же мне...
Бригадир осекся. Он хотел сказать: почему же тогда мне звонят с одним и тем же предисловием – «я насчет ограбления»? Один вот недавно тоже заявил: «Я насчет ограбления, Юрий Иванович», и такую тачку угрохал, за сто тридцать штук! Да черт с ней, с тачкой, сам Блинов чуть было жизни не лишился! Чего же они еще хотят от него?..
Блинов на секунду замешкался.
– Вот что, Вова... Сейчас ко мне придет один человек. Разговор серьезный, пропустите его ко мне, но будьте рядом.
– Обыскать?
Блинов вспомнил почти двухметровую фигуру Ремеза, своих телохранителей, которых тот топтал ногами, и сказал: «Не надо».
Он ждал Ремеза, «гонщика», который показал его водителю, как нужно управляться с автомобилем. Да, высококлассный профи. «Универсальный солдат». Даже чем-то похож на здорового верзилу-сержанта из американского кинофильма.
Блинов неожиданно почувствовал, что его состояние схоже с легким наркотическим опьянением, будто выкурил веселенькой травки в период буйства под запрещающим знаком: ПАЛИТЬ ДУРЬ КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩАЕТСЯ! И вот он готов рассмеяться. Абсолютный покой вибрирует в руках, странно дерет горло.
Нет, сегодня он вроде не курил. Откуда тогда этот бред?
В дверях показался Рябушкин.
– Юрий Иванович, к вам пришли.
Блинов устремил взгляд поверх головы своего боевика.
В кабинет вошел человек чуть ниже того, чью фигуру надеялся увидеть бригадир.
– Это вы мне звонили? – спросил Блинов.
Незнакомец ответил утвердительно.
Бригадир отослал Рябушкина. Теперь он не знал, кто перед ним. Вполне возможно, этот человек не имеет прямого отношения к трехсерийному делу под названием «ограбление». Скорее всего четвертой серии не будет. Однако по всем параметрам гость подходил на одну из главных ролей. А если нет, что он сможет предложить или сообщить Блинову такое, отчего бригадир вынужден будет простить ему потраченное на него время? Так... Что он сказал в телефонном разговоре? Я, говорит, насчет ограбления. Разговор серьезный. Когда можно встретиться?
– Садитесь, – Блинов указал на удобное офисное кресло. – Что вы хотели сообщить мне?
Шевцов принял приглашение.
– Начну с того, что это третья наша с вами встреча. Первый раз мы встретились здесь, второй раз – у вас дома.
Блинов не ошибся...
Вот уже второй человек из банды открывает свое лицо. Хорошо это или плохо? Неужели может быть хуже, чем сейчас? Блинов внезапно успокоился, стал самим собой.
– Мне кажется, вы доигрались. – Голос бригадира прозвучал ровно, монотонно.
Сергей пожал плечами. На нем была рубашка с коротким рукавом, легкие светлые брюки, кожаные туфли. Он расстегнул сумку и подвинул ее Блинову.
– Здесь немногим более половины. Остальное мы потратили.
– Угу... – протянул хозяин кабинета. Сейчас он просто не знал, как себя вести. Всю жизнь он прожил как бы экспромтом, зато последние дни бессчетно проигрывал предстоящие действия, возвращался назад. Эх, надо было вот так!.. А если бы они вот этак?.. Тогда я вот так!.. А что, если?..
Блинов не хотел быть проигравшим, он должен оставаться героем! С неимоверным упорством он жил прошлым, ломал его, перестраивал по-своему, как джинн, строил и рушил замки.
Давление на него оказывалось страшное, не дай бог кому-нибудь такое испытать!.. Три раза был на краю гибели: лежа спиной на гранате; после укола шприца, якобы начиненного страшным ядом, и в автокатастрофе, когда его машина врезалась в бетонное ограждение; вздувшаяся подушка безопасности, спасшая его от смерти, почудилась ему тогда воздушным шаром прямого сообщения с небесами... Долго еще он чувствовал холодную пропасть под ногами, а сверху долбило слово «заказали». Оно было то расплывчатым, то отчетливым. Главное, не стало покоя.
Сколько унижений вытерпел он... Передумал столько, сколько ни один шахматист за всю карьеру не передумал, ни один философ.
К визиту Шевцова готовился, как журналист, набрасывая в уме список вопросов, пытался ответить на них. И сейчас предавался размышлениям.
А несколькими днями раньше и разговаривать бы не стал. Показал бы на дверной косяк и приказал разбить об него голову.
Научили? А какой смысл?
Вот и деньги вернули. Не все, правда. А кто вернет остальное? Не деньги, а прежнее состояние?
Наверняка не просто так пожаловал визитер. Верно, есть что предложить.
Блинов прервал затянувшуюся паузу. На деньги бывший штангист даже не взглянул.
– Я слушаю, слушаю вас.
– У нас к вам просьба, Юрий Иванович. Помогите одному парню. Он инвалид войны. Потерял руку, паралич обеих ног. Нужна операция на позвоночнике. В Мюнхене успешно делают такие операции, но нужны деньги – 60 тысяч долларов.
Блинов решил не торопить события.
– При чем тут я? Или вы не считали деньги? За такие «бабки» всю российскую армию оздоровить можно. Вместе с Верховным главнокомандующим. Давайте закончим эту тему, и я спрошу вас за другое. За что вам придется отвечать сполна. – Последние слова Блинов произнес более чем выразительно.
– Хорошо. Мы предлагали деньги матери солдата. Она отказалась. Боится, что потом к ней придут и потребуют деньги назад.
– Не так предлагали.
– Предлагали как обычно. В этот раз не получилось. Однако парнишка воспрянул духом, а сейчас обратная реакция.
– Ну, дальше. Я что-то не вломлюсь. – Блинов изобразил на сдобном лице искреннее удивление. – Ты хочешь, чтобы яденьги отнес? А заодно уговорил взять? Вы меня готовили, как разведчика: на гранате держали, сном морили... Вы кто, в натуре? Нет, я по-другому спрошу: я кто? Профессиональный взяткодатель? Я могу, конечно, дать. Лично. От меня не только деньги примут. Кстати, где остальные «бабки»?
– Потратили. Разговор откровенный, скажу: один человек попал в плен. Сразу после этого убили его жену, еще одного человека. Деньги ушли на покупку оружия.
Блинов коротко рассмеялся.
– Братан, да на эти деньги можно Таманскую дивизию завербовать! Какое оружие! И кто попал в плен – лидер компартии?
– Командир спецназа.
– А-а... – Блинов долго качал головой, прикрыл глаза. – Вот теперь мне все понятно. Спецназ. Революционный спецназ. Вы, значит, отнимаете деньги, освобождаете пленников, помогаете инвалидам. Себе берете только на бензин. Ну прямо «Берегись автомобиля»! Мне глубоко плевать, из спецназа ты или нет. У меня два пути, один из которых мне в лом. Хотя, наверное, я им и воспользуюсь. Сейчас приглашу своего адвоката, после беседы с тобой он вызовет, кого сочтет нужным. И ты со своими дружками уедешь очень далеко. За групповое вооруженное ограбление пятнашка корячится.
– Так поможете парню?
Бригадир сморщился и повысил голос:
– Разговаривай нормально, а? Вы меня мордой в сейф не выкали, а тыкали. Будь пацаном, в натуре, коль ты такими делами занялся. Не считай себя выше меня. – Блинов поднял свое грузное тело, облокотился руками о стол. Его глаза полыхали злобой. – Помочь пацану, говоришь? Шестьдесят штук? Где он лежит, говори адрес.
Шевцов не поменял позы. На него не подействовала внезапная агрессивность бригадира.
– Та же ситуация, – заметил он. – Его мать не возьмет денег. Она еще не потеряла надежды получить денежное содержание на сына как на инвалида первой группы. По новому закону государство должно выплатить ему минимум сорок шесть тысяч рублей. Максимум около восьмидесяти тысяч. Когда он их получит, долго думать не надо. Скорее всего, никогда. А время не стоит на месте. Паренек очень тяжелый, поэтому я и пришел к тебе. Деньги нужно предложить официально.
– Чего?
– Официально. Например, от имени спортивного общества «Маяк», членом правления которого ты являешься.
– Ага, и привлечь к этому событию прессу или репортеров местного телеканала.
– Это мысль.
– Глубокая... – Бригадир стал медленно опускаться в кресло.
Как ни странно, но злость перестала переполнять Блинова. Он никогда не знал середины: если озлобленность, то лютая. А сейчас он вдруг понял, что в состоянии остановиться и контролировать себя. Наверное, ему это было нетрудно сделать и год назад, и вообще всегда. Другое дело, что необязательно. И перед кем себя сдерживать?
А сейчас есть перед кем?
Блинов еще раз внимательно оглядел собеседника: совсем непримечательная личность. Здоровый – да. Хотя у него в бригаде есть и покруче. Странное дело, но самого бригадира оставила тревога, сейчас его состояние можно было назвать ништяк. Никто его не «заказывал», не будет никаких разборок, напрягов. На плечи легла усталость. Сознание рисовало какие-то непривычные картины. Он безуспешно пытался представить себе безрукого парализованного паренька в больничной палате. Зато видел своих коллег-бригадиров, даже слышал их голоса: «Надавали Блину по репе, у него мозги съехали. Занялся благотворительностью».
Блинов хмыкнул: я еще не занялся. И скрипнул зубами. «Вас бы, суки, на мое место. Нашли о чем трезвонить». Полгода назад он видел по телевизору репортаж из центра по лечению наркомании. Врач, замазанный «зеленью» настолько, что даже через халат видно, уважительно так говорит: «Лидеры преступных группировок серьезно относятся к проблеме наркомании в своих рядах. Они приводят своих людей в наш центр. И сами пациенты – очень прилежные в отношении лечения. Пожалуй, самые прилежные».
Юра знал, сколько огребает врач за одного такого прилежного. Намного больше, чем требуется тому парализованному пацану. У Блинова в бригаде наркоманов не было, сам только иногда папиросу выкурит. Не дай бог кто из бригады не то что уколется, а сделает хоть затяжку – ни один врач-травматолог не возьмется восстанавливать.
Пускай братки позубоскалят в тесном кругу, выдвинут пару-тройку версий о чистоте своей крови, о прозрачности мочи, в которой нет места гонококкам, о здоровой печени – если в ней и есть камни, то только драгоценные, а песок золотой.
Блинов в очередной раз глянул на гостя.
– Ты пьешь, спец? Или тебе понятия запрещают пить со мной? Давай вмажем и поговорим конструктивно. Желательно с самого начала.
52
Репортер местного телевизионного канала оживленно беседовал с оператором. Режиссер программы Валентина Скороходова переходила от одной койки к другой.
– Побольше жизни на лицах, ребята, – подбадривала она больных, хотя те не нуждались в ее совете. Никто не пожаловался на свою судьбу, а слезы проступали только на глазах матерей. И то не в палате. – Возможно, небольшой фрагмент пройдет по центральному телевидению. Во всяком случае, заявку мы сделали.
Она немного нервничала. Съемку назначили на одиннадцать часов. Сейчас четверть двенадцатого, а представителя спортобщества «Маяк» все еще нет.
Валентина посмотрела на мать Владимира Терехова. Женщина волновалась, комкала в руках носовой платок, изредка проводила им по лицу. Режиссер приблизилась к ней.
– Зинаида Александровна, мы же договаривались. Смотрите, вся пудра осталась у вас на платке. Лицо ваше на пленке получится лоснящимся, блестящим. Неестественно будет выглядеть, понимаете? Лучше я заберу у вас платок.
– Может, не стоит снимать меня? К чему это? Вы же про мальчишек передачу делаете.
– Ни в коем случае! – строго проговорила режиссер. – Насчет вас у меня определенные указания. – Она подозвала ассистентку. – Лена, займись.
По лицу Тереховой забегала мягкая кисточка.
– Прикройте глаза, – щебетала девушка. – Ага, вот так. Отличненько. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
В палату заглянул еще один помощник и коротко сообщил:
– Прибыли.
Скороходова метнулась в коридор.
Начало передачи уже отсняли. Репортер на фоне больничных коек сказал в камеру несколько стандартных фраз, обратился к полуоткрытой двери, пообещав, что сейчас в кадре появится член правления спортивного общества «Маяк». Режиссеру не понравилось выражение лица репортера, и она велела сделать еще пару дублей. Потом при монтаже выберут наиболее удачный. Чего нельзя будет проделать с членом правления общества «Маяк». Вряд ли тот соизволит хотя бы дважды переступить порог палаты. Дважды в одну реку не входят, вспомнила Скороходова. Хотя... как знать.
Была также отснята беседа корреспондента с главврачом клиники.
Скороходова шагнула навстречу полному, солидному мужчине и представилась:
– Валентина Скороходова, режиссер.
– Блинов Юрий Иванович, – пробасил тот.
– Очень приятно, Юрий Иванович. Начало передачи мы уже сняли. Вот несколько вопросов, которые в ходе беседы вам задаст корреспондент. – Режиссер протянула Блинову лист бумаги, поправив высокую прическу. – Ознакомьтесь, чтобы какой-либо вопрос не застал вас врасплох. Основную часть мы решили провести непрерывной съемкой, минимум монтажа, что в целом выгодно скажется на всей передаче. Как вы считаете?
Блинов одобрительно кивнул, погрузившись в чтение. Скороходова продолжила:
– Мать Володи Терехова, о которой со мной говорил ваш помощник, – единственная женщина в палате. Вторая койка слева. Зинаида Александровна. Вопросы вам понятны, Юрий Иванович?
– Да.
– Отлично. Сейчас мы нанесем немного грима на ваше лицо, подкрасим губы и...
Бригадир нахмурился.
– Это еще зачем? Я поводов не давал.
– Так нужно, совсем немного пудры. Чтобы лицо не выглядело жирным.
Скороходова прикусила язык, снизу вверх глядя на раскормленную физиономию Блинова. И быстро поправилась:
– Кожа лица. Жирной.
– Хорошо, давайте.
Елена попросила Блинова присесть. Он опустился на стул. Снова замелькала кисточка в руках девушки. Подкрашивать губы он категорически запретил.
– Тогда покусайте их, – предложила девушка, – вот так. Иначе губы не будут выделяться, сольются с кожей лица. Оно будет похоже на маску.
Уже вторую неделю кусаю, подумал Блинов. Докусался. В кино снимаюсь – название «Маска», пудрюсь. Надо было начало заснять, когда я на гранате лежал: спасал, мол, наш герой универмаг от взрыва. И ни в какую не хотел вставать! Еле-еле оторвали от пола и насильно выбросили в коридор. Но наш герой изловчился, подцепил гранату ворсистым джемпером и уже в коридоре вторично бросился на нее своей широкой спиной. Он не был уверен в надежности канадских взрывозащитных костюмов саперов – наши, российские (несуществующие) куда лучше.
В захватывающий сюжет вклинился чей-то голос:
– Юрий Иванович... Алло, Юрий Иванович. С вами все в порядке?
– А?.. Да, пять минут, полет нормальный.
Валентина улыбнулась шутке местного авторитета.
– Если вы готовы, начнем. Заходите в палату, не очень продолжительный взгляд на больных, общее приветствие. Затем инициатива переходит к репортеру. Я буду стоять за камерой и дам вам знать, когда нужно смотреть на репортера, когда в объектив камеры. Я пошла. Ассистент подскажет, когда вам войти.
Прошла минута, не больше, и Блинов шагнул в палату.
Непродолжительного взгляда не получилось. Бригадир прирос к полу. Он увидел то, что не смог представить себе во время разговора с Шевцовым. Глаза подолгу задерживались на каждом искалеченном. И его, Блинова, в эту палату тоже бросило взрывной волной от учебной гранаты. И контузило. Факт, что контузило.