Тяжело шагнув, он протянул руку парню без ноги.
– Юра.
– Олег. Очень приятно.
Снова шаг.
– Юра.
– Тезки. Тоже Юра.
– Слава. Очень приятно...
Режиссер морщилась за спиной оператора, который неотступно следовал с камерой за Блиновым. Что он делает?! И вдруг поняла, что так даже лучше. Да, бесспорно, это здорово. Если камера передаст выражение лица Блинова, чувства, которые несомненно захватили его, – передача будет обречена на успех.
Володе Терехову бригадир протянул левую руку, чтобы парню было удобнее, – правой у того не было. Рукопожатие получилось крепким. Он присел на кровать, вплотную к парализованным ногам. Кашлянув в кулак, Блинов посмотрел на мать Терехова. Она была старше Юры всего на два-три года.
– Зинаида Александровна, у нас все готово к отправке Володи в мюнхенскую клинику. Спортивное общество «Маяк» выделило необходимую для операции сумму. Вы также можете поехать с сыном, все расходы мы берем на себя.
Женщина качала головой и плакала. Если она сомневалась в честности тех двух парней, то Блинову поверила сразу...
Наступила нежелательная пауза. На помощь Блинову подоспел репортер, впервые с появления бригадира в палате открывший рот.
– Юрий Иванович, я знаю, что вы давно занимаетесь благотворительностью. На ваши деньги куплена видеоаппаратура, которую мы здесь видим, протезирование происходит при непосредственном участии западных фирм и вашей материальной поддержке.
Блинов неожиданно остановил репортера и посмотрел прямо в объектив камеры, обращаясь к оператору: – Ты лучше их снимай, – он указал на притихших парней и вышел из палаты.
Валентина Скороходова тихонько похлопала оператора по плечу: снимай, снимай. Передача получилась короткой, но емкой.
* * *В машине Блинов набрал номер телефона Шевцова.
– Серега? Привет. Блинов. У меня к тебе есть предложение. Когда мы сможем встретиться?
– В любое время. А ты где сейчас?
– Я? – Перед глазами Блинова вновь встали искалеченные пацаны. – Не знаю, братан... Пропал без вести.
Глава шестая
53
Таджикистан, юго-западный приграничный район
Боевики полевого командира Худойкулова прибыли на «КамАЗах». Их было восемьдесят человек. Достаточное количество, чтобы разбиться на два отряда и блокировать обе тропы, которые потом сходились.
Женя Ловчак и Слава Михайлин наблюдали за действиями боевиков, укрывшись в скалах. Расстояние – двести метров.
У «КамАЗов» остались десять человек, остальные длинными вереницами неспешно направлялись в горы.
Вооружены они были не хуже «беркутов»: гранатометы, автоматы с подстволками, портативные рации.
Ловчак оставил Михайлина одного и поспешил с докладом к командиру.
На подступах к лагерю его тихим свистом встретил Ремез.
– Приехали?
– Восемьдесят душ, включая водителей. Разделились на два отряда по тридцать пять человек в каждом и двинули в горы.
– Недооценивает нас Юсуп. Трое на одного и не боятся.
Ремез бросил взгляд на часы. По времени выходило, что они успевали спуститься в долину до прихода боевиков Юсупа – если бы пошли перевалом – и укрыться. Времени хватало даже с запасом. Евсей здорово помог, они сумели провести рекогносцировку, видели, где содержат Орешина. Фактически Кришталь подарил им сутки.
Оба отряда Юсупа будут продвигаться осторожно, медленно. Их не так много, однако на стиснутой горами тропе, где двоим не разойтись, они будут иметь преимущество, поскольку противник продвигается в полном неведении о засаде. С высокой точки группу из девяти человек можно просто забросать гранатами. Но они знают, что отряд состоит из высококлассных профессионалов, в одиночку способных на многое.
В какой-то степени Юсуп рассчитал правильно: что сорок человек, что полторы сотни – практически одно и то же, количество боевиков в данных условиях роли не играет.
– Возвращайся к Михайлину, Женя, – распорядился Ремез, – а я доложу командиру.
Кавлис выслушал Алексея, уверенный теперь, что не ошибся в Мирзе. Таджик так или иначе «вгрохал» бы их либо Юсупу, либо самому Безари, послав к нему нарочного. За посыльным невозможно было бы проследить: он мог воспользоваться любой из трех дорог, ведущих к крепости, а отряд у Кавлиса и без того маленький, чтобы выставлять посты для перехвата. Николай, заведя более чем откровенный разговор с таджиком, умело навел собеседника на мысль о полевом командире Юсупе. Его откровения плюс план, который также был раскрыт в доверительном тоне, напрочь отвел мысли Мирзы от Безари Расмона.
– Жаль, мы не знаем, сколько охраны на ночь выставляет Расмон, – заметил Кавлис. – Леша, ты уверен, что в поселке нет электричества?
– Точно нет. На столбе болтаются обрывки проводов в метр-два длиной. Возле понижающей подстанции лежит целая бухта провода. Подвести ток можно, только кто будет этим заниматься? Не уверен, что в основной линии есть напряжение. Я обратил внимание, что «КамАЗы» поставлены кабинами к дому, где расположился Безари. Не исключено, что на ночь двигатели машин заводят, освещается двор и дом через окна. В комнатах должно быть относительно светло.
– Может, ты и прав. Хотя не думаю, что они всю ночь будут жечь горючее. – Кавлис посмотрел в чистое безоблачное небо, потом на Касарина. – Гриша, проверь, во сколько сегодня восход луны?
Касарин повернул диск наручных часов, совмещая метку фаз луны с сегодняшним числом.
– В 23.26. – Он продолжал манипулировать с именными часами. – Еще четыре дня полнолуния, потом луна свалится в последнюю четверть.
– Ну, столько ждать мы не будем. Я на сто процентов уверен, что после восхода луны искусственное освещение в лагере Расмона прекращается. А до этого... – Кавлис внимательно посмотрел на Ремеза.
Алексей чертыхнулся. Пожалуй, командир был прав. До этого с наступлением темноты боевики должны освещать не сам поселок и, в частности, резиденцию Безари, а подступы к ним. Сам Алексей разве не сделал бы то же самое, окажись он на месте полевого командира Расмона? Уж он бы расположил «КамАЗы» так, чтобы свет фар освещал пространство по периметру базы, а не сам лагерь, где в этом случае боевики были бы, как шахтеры с включенными фонариками на касках: не промахнитесь, пожалуйста.
Да, Ремез упустил из виду такой простой расклад. Он не подумал о том, что ночью Безари положено спать, свет не будет благоприятствовать его покою.
Алексей ругал себя. Полтора года «на гражданке» все же сделали свое дело, он ошибся; хорошо, что в отряде есть опытные Николо, Сапрыкин, Мишка Зенин... Спровоцировали его «КамАЗы», стоявшие так, будто их не трогали с места с самой ночи. Если это тактическая уловка Расмона, то некогда опытный разведчик Ремез попался на нее. Он в первую очередь должен был подумать об элементарных мерах предосторожности бандитов, поставить себя на их место.
И время размыслить было: во-первых, в ходе наблюдения за станом Безари, а во-вторых, в течение двух часов бега легкой трусцой до своего лагеря. Нет, он заливался подорешником и был настоящей пичугой: маленькой и безмозглой. Он приметил все мельчайшие подробности, которые для другого остались бы незамеченными, но при этом не думал.
И он снова обругал себя: «Пичуга ты и есть пичуга».
Кавлис по виду Ремеза понял его внутреннее состояние.
– Ну что, Леша, попадает свет фар на Игоря?
Алексей ответил как ни в чем не бывало:
– Если клетка, в которой его держат, постоянно находится на одном месте, то да. Но только краем. К тому же я не думаю, что машины будут светить в окна Безари. Это беспросветная глупость. Они должны освещать пространство по периметру кишлака. Боевики специально повернули «КамАЗы» мордами к поселку. – Алексей сделал вид, что сильно сомневается в умственных способностях Кавлиса. – Понял, да?
И оглядел остальных «умственно отсталых».
«Беркуты» глазами подыграли Ремезу: «Какой ты умный, Леша!»
Николай, улыбнувшись, покачал головой.
– Выходит, они в какой-то степени обеспокоены. Ждут нас?
– Вряд ли. Один шанс из ста. Обычная мера предосторожности. Хитромудрые восточные люди. У нас был один чучмек в части, когда я срочную проходил. Поставили его объект охранять. Ночь. Фонарь над складом. Вдруг в темноте шаги. Этот чурбан, как и положено, взывает: «Стой, кто идет!» А это начальник караула вышел ночным дозором проверить посты. И отвечает: «Начальник караула такой-то». А по уставу караульной службы, если часовой сомневается, да к тому же еще и ночь, может попросить идентифицировать личность. То есть попросить осветить лицо. Что он и сделал. Осветить, кричит, лицо! Начальник караула без задней мысли достает фонарик и снизу вверх подсвечивает – фонарик у самого подбородка. Часовой видит в темноте жуткую светящуюся рожу, вскидывает «СКС», благо патрон был уже дослан в патронник, снимает с предохранителя и кладет пять пуль точно между рогов начальника караула. Я б тоже попал – с подсветкой-то. Потом жмет клавишу тревоги и ждет конвойных. И собак в кишлаке нет, – неожиданно добавил Ремез. – Это здорово. Иначе бы доставили нам хлопот.
«Беркуты» беззвучно ржали, а командир улыбнулся.
– Да, это хорошо. В таком случае нам нужно разработать пару вариантов. На большее у нас не хватит времени. Из твоего доклада я понял, что лучше всего начинать с запада.
– Лучше-то оно лучше, а если «КамАЗы» развернутся и врубят дальний свет, то из-за укрытия и головы не высунешь. Ждать, когда взойдет луна и боевики вырубят свет, тоже не резон. Луна сейчас светит в полную силу, как лампочка.
– Все же предлагаю западную сторону как один из вариантов. Насколько я помню, северная сторона отпадает.
– Да, и с востока тоже: осыпь, шуму наделаем. Остается только юг.
– Согласен. Выбирать нам практически не из чего, вариантов два, время – одно: операцию начнем в 23.10, до восхода луны. Тихо и аккуратно возьмем Игоря и будем отходить. В дальнейшем лунный свет окажет нам службу.
– А Безари? – Ремез сдвинул брови. – Без него я не уйду.
Кавлис покачал головой. Он боялся этого разговора, знал, что его не избежать.
– Леша, я понимаю тебя. И все же ты пришел сюда не один. Главная задача – спасти Игоря.
Николаю показалось, что он быстро достиг цели. Алексей опустил глаза и, соглашаясь с ним, кивал. Однако майор ошибся.
– Ладно, командир, я спорить не буду, – спокойно произнес Ремез. – Но если нейтрализовать Безари, его команда останется без командира. Улавливаешь мысль? Теперь поспорь со мной.
Видя некоторое замешательство майора, Алексей продолжил натиск.
– Когда мы вытащим Игоря, предлагаю разбиться на два отряда. Один отряд буду возглавлять я. И в нем будет только один боец – Алексей Ремез. Вы отойдете на достаточное расстояние, а я ахну в дом Безари из огнемета. Я спалю этого шакала! Для этого и пришел сюда.
– Я думал, ты пришел спасать командира.
– И для этого тоже. – Ремез не ответил, а скорее огрызнулся.
– Тогда представь себе следующую ситуацию. Допустим, ты нейтрализуешь Безари...
– Ты сомневаешься?
Кавлис строго взглянул на бойца и повысил голос:
– Дай мне высказаться до конца. Итак, допустим... А что, если в его команде есть человек, способный возглавить отряд? Даже наверняка есть, кто-то же отвечает за порядок в отсутствие командира... Что дальше? Мы не успеем отойти на приличное расстояние, по горячим следам нас быстро достанут. Мы потеряем фору, к которой ты относишься несерьезно. Разумеется, ты можешь сказать, что «ахнешь» из огнемета в последний момент, который, кстати, может совпасть с пробуждением боевиков. И не забывай о Юсупе. Что, если мы наткнемся на его отряд, который к тому времени будет спускаться в долину?
Николай помолчал. Возобновил он разговор с более мягкими интонациями, в то время как Ремез ожесточенно грыз ногти.
– Нас и так мало, Леша, а ты лишаешь нас бойца. Есть еще несколько причин, по которым ты не вправе так поступать. Помнишь, ты сказал мне: «Это не я с вами пойду, а вы пойдете со мной»? Хорошо, мы пришли, что дальше? Командуй. Я сдернул свои майорские погоны, как ты советовал. Ты командир. Отдавай приказы. Ну, что молчишь?
Кавлис вплотную подошел к бойцу, заставив того поднять на него глаза.
– Мы пришли одной командой, одним составом. Поменять его может только пуля, но не прихоть. – Командир повысил голос: – Ты входишь в состав команды, будь любезен, выполняй приказы. Без соплей, которых я не люблю, ты нахватался их на гражданке. Понял, боец Ремез?
– Так точно! – Алексей вытянул перепачканные глиной руки вдоль туловища.
– Вот так. Мы не в крутом боевике снимаемся, а выполняем боевую задачу. Соберись, Леша, и готовься к операции. Все, иди.
Кавлис облегченно вздохнул, глядя вслед Алексею. Он сам заплатил бы немалую цену, чтобы пообщаться с Безари с глазу на глаз. И каждый из отряда. У Лешки была особая причина, как не понять его? Тем не менее в отряде должна быть дисциплина.
54
Санкт-Петербург
Звонок от Головачева не стал неожиданностью для Ольги, но вот его просьба показалась необычной. Генерал поздоровался и спросил, сможет ли она встретиться с ним в аэропорту Пулково.
– Я направляюсь в Полярный, – сообщил он, – и хотел поговорить с вами. Собирался заехать к вам, да побоялся, что не успею на рейс.
– Конечно, Александр Ильич. Я тотчас выезжаю. Только попрошу соседку, чтобы она посидела с мальчиком.
– Я встречу вас.
Дом Ольги Дьяконовой находился рядом с Бюро заказов авиабилетов Аэрофлота, Невский проспект, 7/9, напротив Дворцового моста. Она быстро поймала такси.
Видимо, у Головачева есть хорошие вести, думала Ольга. О плохом лучше всего сообщать по телефону. Он бы так и сделал, чтобы избежать ее взгляда, справедливых укоров. Хотя лично Головачева она ни в чем не упрекала. Наоборот, он проявлял заботу о ней, Володьке, тактично поговорил по телефону, сообщив, что дядя Коля в отпуске... Отзывчивый, порядочный человек, стереотипно думала о генерале Ольга.
Вовка чувствовал себя неплохо. Тетка ежедневно ходила с ним на прием к специалисту в Институт психотерапии. Врач принял их хорошо, узнав, что они пришли по рекомендации Ильинской. Буквально вчера он сообщил, что мальчику достаточно показываться у него раз в неделю.
Действительно, внешне Володя не был похож на ребенка, который перенес сильнейший шок. Ольга не знала, что он почти не отреагировал на смерть матери. Несколько дней, проведенных в плену, на протяжении которых Анна постоянно твердила ему, что с ними все будет хорошо, что папа спасет их, мысли мальчика были заняты только отцом. Он ждал его каждую минуту. А когда увидел, отец удалился от него. И для него это стало страшнее, чем смерть матери.
Днем он выглядел нормальным ребенком, но сон преображал его. Особенно под утро. Ольга вскакивала с постели, когда мальчик кричал. Она будила его, как просил доктор, «разгуливала», давала сладкого чаю. И только спустя двадцать-тридцать минут снова укладывала в постель. Утром спрашивала его: «Володя, что тебе снилось?» Он подолгу не мог вспомнить. Но все же вспоминал: «Приснилось, что мы с дядей Колей прыгаем из автобуса. Потом все взорвалось. Маму убили. Потом мы с дядей Колей ехали в машине. Там дядька такой был смешной. Все время говорил: «Ай-ай-ай. Ай-ай-ай».
По совету врача Ольга просила мальчика рисовать свои сны, и он, вооружаясь фломастерами, усердно черкал. Если она не вникала в смысл рисунков, то просила его объяснить. Например, почему солнце на рисунках у него черное, почему себя он изобразил с автоматом, из которого по крутой дуге летит огромная пуля в виде авиационного снаряда... Потом они сжигали очередной рисунок, чтобы вместе с ним сгорали кошмарные сны.
Это было похоже на шаманство, однако своеобразная методика врача постепенно делала свое дело: мало-помалу мальчик приходил в норму. И все же каждое утро он встречал одним и тем же вопросом: