Вернувшись на аэродром, чтобы заправиться и пополнить боекомплект, Нефёдов чуть не стал жертвой обещанного возмездия. Вставший рядом с самолётом автозаправщик внезапно вспыхнул вскоре после того, как началась перекачка топлива. В это время Борис сидел в кабине, но вовремя заметил в зеркальце заднего обзора горящий бензовоз у своего киля. Нефёдов не помнил, как он выскочил из самолёта. Пилот успел отбежать метров на тридцать от очага пожара, когда за спиной рванул взрыв. Сильный удар в спину бросил его на бетон. Быстро оглянувшись, старый лётчик увидел, как во все стороны разлетаются тысячи искорёженных стальных обломков; огнемётными струями брызжет горящее топливо из взорвавшихся самолётных баков и цистерны бензовоза. Пытающиеся спастись бегством люди за секунды вспыхивали и сгорали, словно спички. Загорелись самолёты на соседних стоянках.
Вокруг Нефёдова падали фрагменты, по которым не всегда можно было определить, что ещё минуту назад являлось самолётом, а что грузовиком. В результате диверсии погибло не менее десяти человек и втрое больше получили ожоги и ранения. Три боевые машины были выведены из строя.
Пока Борису искали другой самолёт на замену, пришло сообщение, что после нанесённого им воздушного удара мятежники решили больше не искушать судьбу и сложили оружие. Интересно, что обычно беспощадные к пленённым врагам, на этот раз власти проявили удивительную гуманность. Приехавший принимать капитуляцию гвардейцев Хенк в качестве наказания приказал солдатам… сто раз отжаться. Этот эпизод дан, чтобы показать необычные местные нравы. А кроме того, впоследствии выяснится, что это Хенк стоял за мятежами, и президентские гвардейцы давно с ним в сговоре. Борис воспринял эту новость без особого удивления. Тот, кто хотя бы неделю провёл в этой стране, неизбежно привыкал к местному театру абсурда.
Однако для Нефёдова работа на этом не завершилась. Вскоре стало известно, что хаосом в столице решил воспользоваться один из партизанских командиров, который двинул на город свою лесную армию. Срочно требовалось обнаружить приближающиеся к окрестностям столицы отряды противника и навести на них ударную авиацию. Майору Эрнесту было приказано выполнить задачу в качестве передового авианаводчика. Конечно, он мог отказаться, сославшись на усталость после утреннего налёта и полученные при взрыве своего самолёт лёгкие ожоги, но приказ, а точнее, просьба исходили лично от Макса Хана. Немец словно перестал замечать других своих лётчиков, видя в русском надёжного удачливого бойца, которому под силу справиться с любой проблемой. Поэтому Нефёдов ответил «есть», а про себя подумал: «Ладно, надеюсь, камрад[3], ты отплатишь мне той же монетой и поможешь вытащить сына из плена».
Под монотонное гудение самолётного двигателя тянуло в сон. Проплывающий внизу пейзаж уже стал почти привычен. Хотя нет-нет да ловишь себя на мысли: «А что там, под кроной таинственного и даже зловещего тропического леса? Какие хищники прячутся в его глубине?» До этой командировки Нефёдов был знаком с джунглями и их обитателями только по посещению ботанического сада и зоопарка, а ещё по репродукциям картин Анри Руссо. Как и этот талантливый художник-самоучка, Борис раньше представлял себе тропический лес фантастическим миром, где в гигантской густой растительности бродят люди и животные, выглядящие карликами, попавшими в странный мир великанов. Однако с высоты джунгли уже не казались такими величественными. Да и люди правили этим зелёным миром отнюдь не на карликовых правах. По сравнению с двуногими хищниками, напалмом испепеляющими целые гектары леса со всеми его обитателями, ягуары и анаконды не казались уже столь кровожадными созданиями…
Борис быстро обнаружил противника и пометил его местонахождение сигнальными ракетами, горящими белым фосфором. Остальное было делом пилотов-бомбардировщиков.
По возвращении на базу Макс Хан поздравил Нефёдова с тем, что он прошёл испытательный срок и больше не будет заниматься крайне рискованной работой передового авианаводчика. Отличившийся пилот переводился в другую эскадрилью.
История с подавлением мятежа выдвинула Нефёдова на особое место среди других лётчиков-наёмников. Когда через какое-то время в пригороде Морганбурга восстали кадеты полицейской академии, то подавить очаг возмущения сразу поручили проверенному в деле «специалисту» по таким операциям. На этот раз задачу Борису приехал поставить лично Хенк-бомбардировщик:
– Мы недавно получили из Штатов новый боевой вертолёт. На мой взгляд, теперь как раз представляется удобная возможность проверить его в деле.
Ван дер Вольф внимательно следил за реакцией Нефёдова.
– У меня недостаточно опыта пилотирования подобной техники, – ответил лётчик. На самом деле ему до сих пор вообще не приходилось управлять вертолётом.
Хенк, казалось, только этого и ждал. Он тут же переспросил, как показалось Нефёдову, с тайной надеждой:
– Значит, вы отказываетесь?
Хенк заговорил холодно и строго, словно заранее заполнял уведомление о смерти:
– Мне очень жаль, но мы заинтересованы в найме прежде всего первоклассных лётчиков-универсалов. Я думаю, командир легиона поспешил подписать с вами контракт.
– Хорошо, я полечу, – вынужден был взять под козырёк Нефёдов. Он уже понял, что угодил в очередную западню, из которой обязан выбраться самостоятельно, ибо Хан в это время находился в командировке где-то за границей. В его отсутствие Хенк исполнял функцию командующего ВВС. В его власти было объявить отказавшегося лететь лётчика дезертиром. А оправдания, что ты, мол, не умеешь управлять вертолётом, вряд ли будут услышаны судьями военного трибунала. Если к ним кто-то попадал, то живым уже не возвращался.
У Нефёдова было ровно сорок минут на изучение новой машины. Вторым пилотом Хенк назначил к нему туземного лётчика, от которого толку было немного. Поэтому первым делом Борис разыскал знакомого вертолётчика по прозвищу Напалмовый Джек и попросил его о коротком инструктаже.
Вертолёты оказались достаточно сложны в управлении. В полёте лётчику приходилось буквально сливаться с машиной, бдительно контролируя все фазы полёта. Знаменитый вертолётный ас вьетнамской войны Хьюго Редстоун по этому поводу сказал так: «Вертолёт надо ощущать, как собственное тело. Стоит перестать чувствовать машину, как продолжение своих ног и рук – непременно вскоре разобьёшься».
Но, к счастью, американская машина была оснащена несколькими передовыми автоматическими системами, предназначенными снизить рабочую нагрузку на пилота. В частности, в вертолёте имелась система обеспечения устойчивости (SAS), назначением которой было парирование внешних воздействий, например внезапного порыва ветра.
Это была «Кобра» AH-1 последней серии производства компании Bell. Под слоем свежей краски ещё можно было различить опознавательные знаки корпуса морской пехоты США.
Наставник с удивлением отметил уникальную обучаемость «курсанта»: «Тебя на табуретку с пропеллером посади, и ты через час начнёшь на ней петли крутить!» Борису в очередной раз пригодился опыт лётчика-испытателя. Когда-то ему приходилось много пилотировать самые разные машины, быстро обживаясь в незнакомой кабине. Так что он и в самом деле всё схватывал на лету, с полуслова понимая, как следует работать педалями, чтобы компенсировать вращающий момент, создаваемый несущим винтом вертолёта, как «вышивать» рычагами циклического и общего шага, управлять мощностью двигателя и прочее. Да и не было у него иного выхода, кроме как на ходу осваивать новую науку. В случае ошибки покинуть с парашютом вертолёт было невозможно, ибо вращающиеся лопасти винта сразу превратят тебя в мясной фарш.
Так что требовалось губкой впитывать все, что говорит инструктор. Сдавать экзамен Борису предстояло уже в ходе самостоятельного боевого вылета. Новоиспечённый вертолётчик довольно уверенно поднял машину в воздух и перевёл её в горизонтальный полёт. По пути с любопытством, свойственным испытателю, Нефёдов осторожно знакомился с возможностями машины – пробовал новые манёвры, внимательно следя за тем, как вертолёт реагирует на его действие. Большой опыт полётов на самой разной авиатехнике научил его тому, что машина часто оказывается мудрее пилота, подсказывая человеку, что делать можно, и предостерегая от фатальных ошибок.
Конечно, будь у него в запасе побольше времени, Нефёдов бы лучше подготовился к предстоящей работе. А так приходилось ходить по краю, больше спасаясь не чётким знанием того, как следует поступать в той или иной ситуации, а интуитивными ощущениями. Это было очень рискованное обучение. Тем более что в первом же вылете Борис понял – уличные бои не лучшее место для вертолёта, как, впрочем, и полёты над джунглями. В первом вылете машина получила множество повреждений. К счастью, защищающие кабину боковые панели фирмы Norton Co спасли жизни лётчикам. Броня Noroc уверенно выдерживала попадания пуль винтовочного калибра и сколков. Тем не менее всё шло к тому, что из второго вылета экипаж вряд ли вернётся.
– Ничего не поделаешь, дружище Эрнест, такова твоя судьба! – посочувствовал Нефёдову Напалмовый Джек, видимо, будучи уверенным, что даже такому талантливому самородку не пережить этот день, ибо искусству выживания в вертолётной войне надо учиться годами.
Но Анархисту приходилось бывать за свою долгую лётную биографию и не в таких переделках. Нефёдов и виду не подал, что подавлен тем, что мятежники, изрядно покромсали его «Кобру». Хотя ему действительно пришлось тяжко. Благодаря прибытию многочисленного подкрепления, мятежников не только стало на полторы тысячи штыков больше, у них появились зенитные ракетные комплексы, реактивные противотанковые гранатомёты и крупнокалиберные зенитные пулемёты. Дело в том, что на помощь восставшим кадетам полицейской академии прорвалась партизанская армия так называемых «Львов Иктамба». Она состояла из полутора тысяч бойцов, закалённых в боях с президентскими карателями и конкурентами из других кланов. Привёл армию вождь крупного северо-западного племени по имени Иктамба. По слухам, его солдат готовили кубинские инструкторы во главе с самим Че Геварой, которые прибыли из Анголы и Восточного Конго. Примечательно, что в этой «львиной армии» почти все были безграмотными, зато в ней не было рядовых – триста генералов, пятьсот полковников, остальные – майоры и капитаны.
Перед вторым вылетом Нефёдов распорядился загрузить меньше бомб и снять лишнее оборудование, чтобы облегчить машину и сделать её максимально манёвренной. Зато по приказу пилота механики зарядили авиационную пушку двойным комплектом 30-мм снарядов. Это скорострельное орудие револьверного типа позволяло вести чрезвычайно плотный огонь. А благодаря особому турельному станку угол обстрела составлял 360 градусов по горизонту и 50 градусов в вертикальной плоскости. Также Нефёдов взял с собой максимум ракет различной номенклатуры.
Теперь надо было придумать, как уменьшить вероятность поражения огнём с земли.
Вертолёт давал лётчику большую свободу в маневрировании. По сути, на нём можно было летать, как угодно – даже пятиться задом и смещаться боком влево-вправо, а при необходимости зависнуть на одном месте. И всё же профессиональный лётчик-истребитель решил попробовать действовать «по-самолётному». Так им была изобретена тактика «пикирующей атаки». Борис ястребом сваливался на цель под большим углом и мгновенно исчезал после удара. Таким образом время нахождения под обстрелом снизилось до минимума. Но работать приходилось с очень большими перегрузками в нарушении существующих ограничений. До сих пор считалось, что так вертолёт летать не может. Хотя прочный планер, композитные лопасти винта, мощная силовая установка и великолепная аэродинамика позволяли данной машине выполнять даже некоторые фигуры высшего пилотажа.
Впрочем, вполне возможно, что Анархист и в самом деле не позволил бы себе подобного экспериментаторства, если бы являлся профессиональным вертолётчиком. К счастью, его представление о границах дозволенного не закостенело под многолетним прессом уставов и технических регламентов. Не случайно, когда экипаж в очередной раз вернулся на базу пополнить боекомплект, второй член экипажа просто сбежал, объявив напоследок, что ему ещё дорога собственная жизнь, чтобы летать с таким сумасшедшим пилотом. В конце концов, Борис сам сел в переднюю кабину, чтобы работать и за пилота, и за оператора вооружения.
По крутой траектории «бешеный» вертолёт обрушивался на огневые точки противника и с большой точностью поражал их с минимального расстояния в 50–70 метров, после чего на предельно малой высоте выскальзывал из района атаки, чтобы в безопасности набрать высоту и перегруппироваться для нового выпада. Заходы на цель всегда выполнялись с разными курсами, чтобы не позволить противнику подготовиться. В первых атаках в дело шли только неуправляемые ракеты, затем началась обработка неприятельских позиций пушечным огнём.
При этом винтокрылый усмиритель не стремился нанести повстанцам максимальный урон в живой силе. Его целью было как можно скорее подавить их волю к сопротивлению. Нефёдову уже не раз приходилось видеть, как здесь уважают силу. Наглядно продемонстрировав противнику собственное превосходство, можно было заставить его уклониться от боя и таким образом избежать лишних жертв.
Поэтому Борис начал с того, что расстрелял два бронетранспортёра, припаркованные во дворе полицейской академии, и только после этого выполнил несколько боевых заходов на позиции мятежников. С удовлетворением Нефёдов услышал в радиоэфире, как кто-то из командиров повстанцев в ужасе воскликнул: «Эта “дьявольская колесница” выжжет здесь всё! Надо срочно прорываться из города!»
Когда сопротивление было почти подавлено, с командного пункта Нефёдову поступил приказ поддержать с воздуха пехотный батальон, который вёл бой с группой мятежников, прорвавшихся к элитному кварталу, где располагались особняки местной знати. Но когда Борис прибыл в район боя, неприятельский отряд уже был рассеян правительственными частями. «Не лететь же обратно с полным боекомплектом», – со злой улыбкой сказал себе Нефёдов и якобы случайно выпустил несколько неуправляемых ракет в особняк, принадлежащий южноафриканцу Хенку ван дер Вольфу. Новенький роллс-ройс за сто тысяч фунтов, подаренный южноафриканскому советнику президентом Арройей, разнесло вдребезги. Однако Хенку пришлось проглотить очередную обиду и даже публично объявить отличившемуся пилоту благодарность.
После полётов Борис Нефёдов отправился к Аллиет. Она стала ему другом. Ей одной он доверял многие свои мысли. Молодая бельгийка же получила в лице старого лётчика надёжного покровителя. Борис регулярно платил распорядительнице притона, негритянке Мэри, чтобы та не слишком загружала Аллиет работой.
Со временем Аллиет стала доверять Нефёдову.
– У меня есть очень богатые родственники. Они живут в Штатах.
Однажды она рассказала ему о своих американских родственниках-миллионерах.
– Почему же ты не попросишь их выкупить тебя из рабства? – удивился Нефёдов.
– Потому что если они откажутся платить, Глот станет посылать меня им по частям, – ответила Аллиет. – В первом конверте получатели могут найти мизинец, а с последней посылкой получить голову. Мои американские родственники – люди скуповатые, поэтому я не хочу рисковать. Уж лучше быть бесправной подстилкой, чем принять такую страшную смерть.
А Борис вдруг подумал: «А почему бы не завязать в один узел несчастную девушку, её состоятельных чикагских родственничков и способного мастерски провернуть любую сделку Гермеса?» Только сделать это необходимо было так, чтобы Хенк-Глот, Бомбардировщик, ни о чём не узнал. Лучше, чтобы он вообще не догадывался об их связи.
Однако вскоре события приняли такой оборот, что Борису пришлось обратиться к Ван дер Вольфу, чтобы помочь подруге. Однажды Аллиет вдруг обратилась к нему со странной просьбой:
– Не могли бы вы достать для меня сильнодействующий яд. Но только чтобы смерть наступила мгновенно, без страданий.
Борис удивлённо спросил, для кого предназначена отрава. Девушка призналась, что накануне в их заведение заявился Хенк, который контролировал выгодный бизнес. Он приехал с каким-то местным министром. Они взяли для забавы её и ещё одну девушку и всю ночь заставляли их заниматься самыми ужасными извращениями. В итоге вторая проститутка даже слегла после оргии.