<p>
– Галерный двор, – я обхватила себя руками.</p>
<p>
Мне было холодно от мыслей, от картин, что стояли перед глазами и от цинизма, что сквозил в колком взгляде этого Колчегогого Алаира.</p>
<p>
– Подвезу в лучшем виде, забирайтесь внутрь, леди. Отчаливаем.</p>
<p>
«Леди», – за весь разговор он впервые обратился ко мне, как полагается по статусу. Деньги, пусть и в виде золотой лозы, созданной два века назад ювелиром – это лучшие учителя этикета и манер. А как быстро они прививают уважение…</p>
<p>
Я поднялась по скрипящему на все лады трапу и оказалась в узкой, душной гондоле. «Пригнитесь» капитана прозвучало с запозданием: я, несмотря на свой невысокий рост, уже успела поприветствовать затылком низкий потолок.</p>
<p>
Лавчонки, что стояли вдоль стен, были забиты. Кого тут только впритирку не сидело: мужик с испитым лицом, две словоохотливые бабищи с корзинами под ногами и сгорбившийся старик в коротком и ободранном пиджачке, настолько заскорузлом от грязи, что драп уже чем–то напоминал рыцарский доспех. И вонял обладатель кургузого одеяния не хуже, чем немытый пару месяцев тамплиер.</p>
<p>
Я тихонечко присела на свободный край скамейки, когда одна их теток подвинулась.</p>
<p>
Под потолком раздался усиленный рупором капитанский голос:</p>
<p>
– Отправляемся. О промежуточных остановках объявлять заранее и громко, поскольку капитан глухой и не успевает сразу нажать протезом на тормоз. А еще напоминаю, что в стоимость проезда аварийный дыхательный амулет не вхо...</p>
<p>
Окончание прочувственной речи потонуло в скрежете хвостового винта, который наконец–то оказался в воде. Я буквально спиной почувствовала вибрацию, что передавалась от лопастей по всему борту судна.</p>
<p>
«Если эта посудина развалиться в воде, будет обидно утонуть, едва избежав смерти в огне», – пришла в голову мысль. Руки же тем временем вцепились в засаленное и отполированное сотнями тысяч задов деревянное сиденье.</p>
<p>
А две дородные тетки словно и не заметили стона ржавого железа. Достав семечки, они принялись с упоением лузгать их, сплевывая шелуху в кулак. Лишь когда посудина сделала резкий крен, одна из них крикнула в капитанский отсек:</p>
<p>
– Эй, полегче там на поворотах! Меня, между прочим, дома семь детей и муж ждут!</p>
<p>
На что ей тут же каркающе отозвался старик:</p>
<p>
– Ха, и эта женщина кричит об осторожности!</p>
<p>
– А ты не завидуй, пенек замшелый, – не осталась в долгу бабища.</p>
<p>
Не знаю, до чего бы дошло, но именно в этот момент капитан объявил: «Галерный двор!», – и я поспешила покинуть батискаф.</p>
<p>
Торопилась. Буквально бежала по верфи. Мимо стапелей, мимо снующих рабочих, дымящих паровых котлов и бухт каната, что выше моего роста.</p>
<p>
Входная дверь. Узкий, но чистый коридор и ступеньки. Много ступенек. Я практически задыхалась, мечтая лишь об одном: поскорее бы увидеть мужа.</p>
<p>
Дверь в приемную была не заперта, а вот секретарши почему–то на месте не оказалось. Но мне на это было наплевать. Я уже потянулась к массивной латунной ручке, чтобы войти в кабинет Грега, как услышала:</p>
<p>
–… милый, ну сколько мне еще ждать? Ты обещал, что женишься на мне этим летом. И вот оно уже на исходе, еще пара дней – и осень…</p>
<p>
Шуршание ткани и влажные звуки, словно кто–то решил высосать сок из перезрелого помидора, прокусив кожуру.</p>
<p>
– Кларисса, я не отказываюсь от своих слов. Потерпи немножко….</p>
<p>
Прерывистое дыхание и вновь шелест ткани.</p>
<p>
– Но та невзрачная болезненная бледная моль, которую ты по ошибке называешь женой, все же носит твой обручальный браслет.</p>
<p>
Скрип лакированного дерева, царапающий уши.</p>
<p>
– Благодаря этой серой моли у нас с тобой вскоре будет состояние. Потерпи еще немного…</p>
<p>
Шлепающие звуки. Ритмичный скрип. Я лишь приоткрыла дверь, но и того, что я увидела, было достаточно.</p>
<p>
Белокурые волосы, разметавшиеся по письменному столу, ноги в чулках, обхватившие поясницу Грега, который стоял со спущенными штанами – все это казалось столь нереальным, что меня будто ударило током.</p>
<p>
А эти двое так увлеклись друг другом, что не заметили чуть скрипнувшей двери. Я плотно закрыла ее, стараясь отгородиться от увиденного. Хотя бы этим покрытым лаком деревом, если уж мысленный заслон не поставить. Слезы, которые не выплакала по дороге к мужу, полились ручьем.</p>
<p>
Кто сказал, что самое сильное горе захлебывается в вое и рыданиях? Ложь. Беззвучные слезы – вот спутники отчаяния и боли, идущих из глубины души.</p>
<p>
Перед глазами все плыло, когда я спускалась по лестнице. Туман застил глаза, а я искренне сожалела, что не умерла сегодня утром. Жить с пониманием предательства казалось гораздо тяжелее, чем вытерпеть пару мучительных секунд смерти.</p>
<p>
Я поравнялась со строительными лесами, когда Престололикий услышал мои мольбы. Раздалось громогласное: «Па–а–аберегись» и сквозь слезы я увидела, как на меня падают здоровенные жерди.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
***</p>
<p>
Теодор Ронг</p>
<p>
</p>
<p>
– Сегодня день испытания, и вы, выпускники Оплота, должны доказать, что достойны стать ловцами – опорой и защитой нашей страны…– слова, полные пафоса, перемежающиеся бессмысленными паузами раздражали Тэда почище, чем зубная боль.</p>
<p>
Он стоял, как и три дюжины нынешних выпускников, на корабельной палубе. Пол под его ногами неспешно наклонялся то в одну, то в другую сторону – это вздыхало море, баюкая немалое судно на своих волнах. Происходящее было бы даже отчасти приятно: Тэд, в отличие от многих сокурсников, не страдал морской болезнью, и качка его даже успокаивала, если бы не то, что должно вот–вот случиться.</p>
<p>
Испытание ловцов – это не дань традициям ушедших эпох. Это проверка, которую не всем дано пережить. Молодые мужчины стояли со связанными за спиной руками. Плотная повязка на глазах, через которую не видно ни зги, давила немилосердно. Но самое худшее ждало их впереди: погружение на глубину.</p>
<p>
Тот, кто претендует на звание ловца, должен был достать со дна свою собственную жизнь. Сейчас весь тот срок, что отмерен каждому из выпускников, был словно спряден в кудель, выдернут, как нитка из полотна судеб, и намотан на кристалл. На этот блеклый перламутровый камешек, что висел на шее у каждого из трех дюжин молодых мужчин на шнурке. Сожми его в ладонях – и впитаешь обратно все то время, что отпущено тебе Престололиким, но…</p>
<p>
Речь мессира завершилась, и перед шеренгой выпускников прошел один из помощников, бесцеремонно срывая с шей выпускников амулеты. Размашистое движение – и уже за борт летит гроздь кристаллов на шнурках.</p>
<p>
Связанные сейчас были равны меж собою, как никогда прежде: каждому из них оставалось жить не больше пятнадцати минут. Именно такой срок оказался не «намотан» на амулет. А мессир, словно в издевку, оттягивая время, произнес то, что и так все знали:</p>
<p>
– Вы должны достигнуть дна и найти свой кристалл, доказав тем самым, что способны не заплутать на сумеречных путях лабиринтах в поисках душ. Иначе какие вы ловцы, если не можете отыскать даже собственные жизни? – а потом говоривший все же дал отмашку: – Время пошло!</p>
<p>
Три дюжины молодых мужчин в одних штанах попрыгали за борт.</p>
<p>
Тэд тоже сиганул, не тратя время на разбег, в коротком прыжке оказался на кромке. Он, балансируя, ощутил под босыми ногами мокрое дерево, а потом ... Короткий полет и холодная вода сомкнулась над его светлой макушкой.</p>
<p>
Зимнее море с его седыми бурунами никогда не жаловало тех, кто стремился в его глубины. Это не теплые воды, что плескались за барьером вокруг столицы. Здесь, в Северном пределе, находился Оплот – место, огороженное от моря дамбой, высота которой была ничтожна – всего–то двадцать футов. Но никто из мирных жителей добровольно не спешил поселиться столь близко к поверхности вод: слишком уж ледяными они были.</p>
<p>
Вот только тех, кому предстояло стать ловцами, это волновало мало. Особенно сейчас, когда грудь сжимали холодные обручи, перед завязанными глазами плыли разноцветные круги, а пальцы одеревенели. Казалось, еще краткий миг, и Тэд сдастся, откроет рот в бесплотной попытке вдохнуть, и его легкие заполнит соленая муть со дна.</p>
<p>
«Только не сдаваться, только не сдаваться…», – последняя мысль на границе ускользающего сознания и … Тэд проснулся. Он открыл глаза, все еще судорожно глотая ртом воздух.</p>
<p>
– Всего лишь сон. Тлен и пепел, опять этот сволочной сон! – ловец провел ладонью по лицу, стирая холодный пот.</p>
<p>
Кошмар, сотканный из воспоминаний дня, которому минуло уже пять лет, посещал его редко. Порою Тэд малодушно думал, что избавился от него вовсе. Ан нет, память, как садист–извращенец, подкидывала картины некогда пережитого в самый неожиданный момент. Вот как сейчас, когда под боком спала, укрывшись простыней, девица.</p>
<p>
Сегодня у Тэда выдалась жаркая ночка, и он не прочь был ее повторить. Всю, кроме этого растреклятого сна. А ведь тогда вынырнули на поверхность всего семеро. Семеро из трех дюжин! Мессир, помниться, обронил с сожалением, что в том году мало у кого дар полностью раскрылся… Напыщенную морду этого индюка Тэд тогда, казалось бы, запомнил навсегда. Но сейчас, по прошествии пяти лет черты одутловатого лица уже расплывались перед мысленным взором, зато ненависть – ненависть была прежней.</p>
<p>
Его, пацана, выросшего на улице, в одиннадцать лет поймали на краже. Уже тогда Тед был знатным щипачом. Беспризорника ждали исправительные работы на рудниках. И его бы отправили на хребет, чьи пики возвышались над морем на сотни футов, если бы не тот, у кого малой умудрился стянуть кошель. Тэд нарвался на стража Оплота – Хьюго Стоуна, чье лицо было изукрашено уродливым рисунком шрамов.</p>
<p>
Тэд помнил того меченного стража, что пришел в тюрьму и долго стоял по другую сторону решетки, изучая воришку, сумевшего его обчистить. Пристально так смотрел, с прищуром. А потом повернулся к стражнику на посту и бросил:</p>
<p>
– Этого, – он ткнул пальцем в Тэда, сидевшего на прелой соломе в углу, – забираю с собой.</p>
<p>
Охранник не успел ничего возразить, как Хьюго сжал кулак, а когда его пальцы раскрылись, из ладони полилось сияние.</p>
<p>
Стражам Оплота не нужны ключи от замков. Им не нужны и разрешения, подписанные полисменами. Они – выше законов простых смертных. Они – сами закон. Закон магического равновесия. Стражи Оплота, ловцы душ, мессиры – три опоры и залог того, что сектора не захлебнуться в водах, что не падут барьеры, что самые страшные преступники из людей и магов понесут наказание даже после смерти.</p>
<p>
Вот только самих будущих ловцов порою не спрашивали – хотят ли они участи вершителей высшего закона. Да, в Оплоте были и те, кто грезил стать ловцами. Некоторых – даже с радостью отдавали родители, едва у дитя обнаруживался дар. Вот только мало кто знал, что творится за Северным пределом. В течение долгих десяти лет из мальчишек ковали клинки. А методы воспитания… не все ли равно, если в итоге выходила ладная и верная сталь?</p>