<p>
Уже выехав на шумную Авеню–Роур, я вспомнила, что оставила на кровати свой клатч.</p>
<p>
– Стэн, притормози, пожалуйста, – я похлопала водителя по плечу.</p>
<p>
– Вы что–то забыли, леди? – не глуша мотор, осведомился шофер.</p>
<p>
–Да, сумочку. Останови, пожалуйста, я выйду. Мы отъехали всего ничего. Полквартала. А погода сегодня – просто чудесная. Я хочу пройтись.</p>
<p>
– Давайте подъедем к особняку, госпожа Хлоя.</p>
<p>
Солнце светило сквозь стекло согревающими, но не палящими лучами, в воздухе растекался аромат, поспевших яблок, а первые желтые листья клена кружили по тротуарам.</p>
<p>
– Сегодня замечательный день. А я так давно не гуляла… Подъезжай к воротам, а я пройдусь, мы не спешим. Здесь всего–то шагов триста.</p>
<p>
Стэн лишь кивнул и, лихо выкрутив руль, развернулся на булыжной мостовой. Неспешно, так, чтобы видеть меня в боковом зеркале, он двинулся к дому.</p>
<p>
Двигатель громко урчал, элементаль, не довольный столь медленным ходом, пофыркивал в выхлопную трубу, и водитель чуть поддал газу, словно согласившись на требование поехать немного быстрее.</p>
<p>
Я неспешно брела в сотне шагов позади, в тени кленов, любуясь бликами океана на горизонте, когда машина поравнялась с воротами. Стэн выключил двигатель, и тут раздался он – взрыв небывалой силы. Воздушная волна повалила меня навзничь, протащив пару футов по брусчатке. Шляпка упала с головы, покатившись по тротуару, а в следующее мгновение я кожей ощутила волну жара, которая облизала мои щиколотки и схлынула прочь. Она ушла, но оставила после себя запах жженого металла, смешанный с отвратительным, самым тошнотворным из всех послевкусием обуглившейся плоти.</p>
<p>
</p>
<p>
Я лежала, судорожно пытаясь сделать вдох. Вокруг – воздух, а я, как рыба, выброшенная на берег, просто не могла проглотить разлитый повсюду кислород. Пальцы непроизвольно заскребли по брусчатке. Горло словно опоясал огненный жгут. Перед глазами начало темнеть.</p>
<p>
Отрезвил женский визг. Истошный, всепроникающий. Он, как пощечина, хлестко ударил по ушам, заставил мозг переключиться. Мышцы грудной клетки, вырвавшись из–под контроля запаниковавшего разума, привычно сократились.</p>
<p>
Сколько я так пролежала, приходя в себя? Мне казалось – целую вечность. В сознание ввинчивался все тот же женский крик, подхваченный еще несколькими голосами. Где–то вдалеке раздался свист патрульного, оповещающий о том, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Затылок ощутил вибрацию булыжника от еще далекого топота.</p>
<p>
Медленно, прикладывая неимоверные усилия, села. Подол платья бесстыдно задрался, оголив ноги в чулках. На капроне зияли оплавленные жаром проплешины. На светлую ткань тут же упали алые капли. Почему, когда носом идет кровь, ее всегда столько? Но от созерцания все увеличивающегося числа красных пятен меня отвлек еще один, на этот раз не столь мощный, взрыв.</p>
<p>
Огненные языки лизали покореженный остов магомобиля. Осознание. Еще не полное, но отчетливое: Стэн погиб. Он умер так же, как и Лили, выбежавшая на крыльцо с моим клатчем. Ей оторвало кисть. Пальцы, уже не принадлежа хозяйке, все так же сжимали мою перламутровую сумочку.</p>
<p>
Эта чуждая, пугающая до дрожи картина изящной женской руки, для которой природа отчего–то пожалела веснушек, против этого щедро раскрасив ими лицо, вывернула меня наизнанку. Красивые кисти, без узлов и жесткой, огрубевшей кожи… так похожие на мои.</p>
<p>
«А ведь на месте Лили могла быть я!», – эта мысль, принесшая с собою вторую волну паники, потянула за собой товарку: «Генри! Срочно надо добраться до Генри! Он поможет, закроет собой от любой опасности».</p>
<p>
Я, как чумная, поднялась, и, шатаясь, не глядя вокруг, пошла прочь. У меня была единственная цель: добраться до причала. Туда, откуда батискафы отправляются на верфи Южного Ольса.</p>
<p>
Бредя по улицам, я старалась не думать о случившемся. Иначе чувствовала, что окончательно сорвусь в бездну, потеряю рассудок и навсегда заблужусь в лабиринтах безумства. Но перед мысленным взором все стояла картина: покореженный магомобиль и обугленное волной огня тело Лили на ступенях. И лишь ее уцелевшая рука с алебастровой кожей.</p>
<p>
Не думать.</p>
<p>
Не думать.</p>
<p>
Не думать.</p>
<p>
Я повторяла про себя эти слова, как мантру. Так же монотонно, как стучит отбойный молоток, так же размеренно, как капает вода из крана, в такт механическим шагам, не обращая внимания на то, как прохожие выворачивают головы мне вслед.</p>
<p>
Я словно сама себя гипнотизировала. Но это слабо помогало. А потом поняла: если мысли все вновь и вновь возвращаются к взрыву, нужно попытаться подумать о чем–то другом. Без разницы даже, что это будет. Да хоть та же, морская бездна ее поглоти, дамба, что опоясывала столицу. И я судорожно начала вспоминать все, что знаю о барьере.</p>
<p>
Еще сотни поколений назад воды океана поднялись столь высоко, что затопили все ровные участки суши. Над морской гладью остались только горные пики и хребты, мало пригодные для жизни.</p>
<p>
Тогда-то на выручку и пришли маги, выбрав плато с возвышенностями и окольцевав их барьером. Получилось, что вокруг, на высоте сотни ярдов, плескались волны, а мы жили ниже уровня вод. Порою, в сильные шторма, барьер поднимался еще выше и даже, один раз на моей памяти, смыкался куполом над нашими головами. Все бы ничего, но стремительно росшей столице места уже не хватало. Поэтому–то дома, еще недавно двухэтажные, начали строить не в ширь, а ввысь. Может, спустя век, их крыши и вовсе будут островами, что возвышаются над морской волной?</p>
<p>
И таких опоясанных земель было множество. А меж ними передвигались на батискафах и кораблях. Вторые, гонимые ветрами и винтами – быстроходнее, но до них еще надо подняться на дирижабле. Зато батискафы сновали меж столицей и расположенными рядом секторами не хуже мальков. Швартуясь, эти посудины выпячивали свой кормовой отсек из барьера в паре футов от земли, чтобы пассажиры смогли сесть в них.</p>
<p>
Я уже подошла вплотную к барьеру – прозрачному и, на первый взгляд, тонкому. Ну чисто мыльный пузырь. По ту сторону – водная толща, в которой неспешно покачивались водоросли, всеми оттенками алого пестрели кораллы, по своим делами плыли медузы, словно дамы прошлых эпох в кринолинах. Они то раскрывали колокол щупалец, то стремительно сжимались, толкая тело вверх. Распахивали свой капюшон, как птицы – крылья, скаты… Море было спокойным и делилось своим спокойствием со мной.</p>
<p>
Площадка для тех, кто предпочитал частные перевозки, находилась чуть дальше. Прямо же передо мной – ступеньки пологого трапа, по которому поднимались те, кто предпочитает дешевизну и «убогую серость», как выражался Грэг.</p>
<p>
Я же видела эти общественные батискафы до этого лишь издали. У нашей семьи был свой, на собственной полосе барьера. Но сегодня его взял супруг. А я планировала, что Стэн договорится с одним из частных перевозчиков и сопроводит меня на Ист–Лайдос, оставив магомобиль на стоянке.</p>
<p>
Стэн… в горле опять встал ком, который я с усилием проглотила.</p>
<p>
– Эй, дамочка, помочь? – недовольный и грубоватый голос заставил меня оторвать отрешенный взгляд от барьера.</p>
<p>
Но едва говоривший глянул на мое лицо, осекся.</p>
<p>
– Миссис, что у вас случилось? – невысокий, с бледной рыхлой кожей и вислыми щеками мужичонка, что стоял у трапа, подался вперед.</p>
<p>
Нехорошо начинать разговор, не поприветствовав собеседника. Дурной тон оставлять вопрос без ответа. Этим истинам меня с детства учили гувернантки и бонны. Вот только сейчас было не до этикета.</p>
<p>
Я подняла на него глаза и одними лишь губами прошептала:</p>
<p>
– Мне необходимо попасть на верфи.</p>
<p>
Удивительно, но, несмотря на сип, мужик понял, куда мне надо.</p>
<p>
– Если к судострою, то вам к Колченогому Алаиру надо, – его батискаф туды ходит, – и в подтверждение своих слов он ткнул пальцем, похожим на грязную сардельку, в стоявший невдалеке батискаф. Тот тоже выпятил свою помятую корму и ржавый винт из барьера и гордо завис в воздухе, не доставая пузом до горбылей настила три фута.</p>
<p>
Я лишь кивнула и, как робот из витрины «Магии механизмов от Джуди Роу», тяжелыми деревянными шагами двинулась в указанном направлении.</p>
<p>
Пассажирский батискаф, что отходил к верфям, был неказист, широкобрюх и настолько ржав, что рыжины на его обшивке было больше, чем бирюзовой краски. Боковые винты, что виднелись по ту сторону барьера, неспешно вращались. Зато у такой раритетной посудины имелось одно неоспоримое преимущество: скорость на ней, наверняка, просто не чувствуется (... сколько ни подгоняй элементаля в двигателе).</p>
<p>
Плачевный вид батискафа объяснялся просто: он был для рабочих. Простых трудяг, что каждое утро спешат на верфи, а потом глубокой ночью добираются до окраин столицы. К чему им переплачивать за комфорт спозаранку? Ведь в предрассветный час, когда глаза еще с прищуром смотрят на мир, а дрянной, повторно сваренный кофе (он же – оружие массового воскрешения), еще не пробудил организм ото сна, изыски интерьера ни к чему. Тут единственное – чтобы посудина не развалилась в воде, а все остальное – мелочи жизни.</p>
<p>
Когда я подошла к судну, капитан уже закрывал шлюз.</p>
<p>
– Подождите. – Голос сел, и крик больше походил на шипение.</p>
<p>
– Сюда? – с сомнением уточнил худой, как щепка, капитан, опираясь на костыль.</p>
<p>
–Да, мне нужно во что бы то ни стало попасть на верфи.</p>
<p>
– Четверть фунта, – безучастно озвучил мзду тощий. Он, в отличие от первого, плевать хотел на внешний вид и состояние леди.</p>
<p>
Только тут вспомнила, что у меня с собой нет не только ни одного никелированного фунта, но даже и бронзового пенса.</p>
<p>
Капитан, видя мою растерянность, прошелся взглядом, как наждаком, от мысов туфель–лодочек, испачканных в крови и грязи, до растрепанной макушки, а потом выдал:</p>
<p>
– Но если денег нет, то могу взять браслетом.</p>
<p>
Только тут я посмотрела на свое запястье. На нем, поверх посеревшей лайкры, красовалась металлическая вязь фамильного украшения, оплетавшая рубины. Цена этого обручального браслета равнялась стоимости сотни таких батискафов, но сейчас деньги не имели для меня никакого значения. Единственная мысль, которой я дышала – это увидеть Грэга. Поэтому–то я, не торгуясь, сняла браслет и протянула капитану. Тот поцокал языком, подняв над головой, так, что солнечные лучи заиграли в драгоценных камнях на свету, и удивленно протянул:</p>
<p>
– Настоящие… а я то думал, стеклярус зачарованный….</p>
<p>
Впрочем, жадность – первейшая из добродетелей богатства, тут же взяла в его душе верх. Наверняка, прикинув в уме сумму, попавшую к нему в руки, капитан не поспешил отсчитать «сдачу». Нет. Зато он положил украшение в нагрудный карман и, похлопав тот ладонью для верности, сварливо осведомился:</p>
<p>
– А куда именно на верфи вас доставить? – видимо, крюк в обход установленного для рейсового батискафа курса, в понимании капитана окупал излишне щедрую плату.</p>