— Что там случилось? — спросила она, кивнув на развороченное черно-алое нутро. Без черного плаща и белой маски антар почти ничем не отличался от людей, и пожарник не понял, кто перед ним.
— Кто его знает, — пожал он плечами. — Поздно вызвали нас, конечно, тяжело теперь тушить. Говорят, там внутри люди были. Дети вроде как. Да в такой огонь уже и не полезешь, сам сгоришь. Совсем никак — балки наверху почти все обвалились.
Крина молча разглядывала стреляющее пламя.
— Вы не подумайте, у меня у самого двое детишек, — начал вдруг оправдываться человек. — Пробовали мы — да куда там. Не пройти.
— А где дети-то? — вдруг грубо перебила его девушка.
— Дак в дальней квартире, первый этаж, — засуетился пожарный. — Вон та женщина, которую увели, мать их. Так и сказала — маленькая совсем, младенчик, и парнишка там был у нее.
Крина, дернув плечом, отвернулась.
— Пожалуй, я в обход пойду, — сказала она. — А то здесь дымом сильно воняет.
И пошла — обратно по дороге, откуда появилась.
В соседнем дворе оказался отличный проход к горящему строению.
«Что я делаю?» — мысленно задала себе вопрос Крина. Никто из известных ей антаров не полез бы спасать человеческих детей.
«Видимо, Тиур прав, и мозги у меня набекрень», — решила она про себя.
Окно разбилось на удивление легко. Браслет на руке Крины в виде голубой ящерки ожил, засветился, и маленькое животное вползло под кожу.
С этого мгновения счет пошел на секунды.
Она влетела в желтые языки, точно мотылек, не останавливаясь, проскочила в комнату. Сквозь бушующее пламя увидела: на кровати — вернее, на том, что от нее оставалось, лежала черная головешка, очертания которой напоминали тело. Видимо, человек прилег и заснул. И задохнулся, когда начался пожар.
Кто бы это ни был, он, по крайней мере, не страдал, сгорая заживо.
Как там сказал пожарный — парнишка и маленькая девочка?
Время, время!
Ящерка нестерпимо жгла кожу.
Крина с размаху выбила дверь в соседнее помещение. На удивление, огонь сюда почти не добрался.
В коричневой кроватке, крепко запелёнатый, лежал ребенок. Девушка схватила завернутое тельце, прижала к себе и бросилась обратно.
Браслет уже почти проявился снаружи.
Она спрыгнула в сад, разросшийся позади дома. На той стороне слышались крики и шум. Здесь было тихо — только покорно шелестела опадающая листва. Никого из людей.
Крина развернула тряпки. Малышка лежала недвижно, спокойно, не подавая признаков жизни.
Голубое свечение медленно угасало.
Девушка закрыла глаза и потянулась к Грани. Мир сделался зыбок; отодвинулся, качнулся, остался далеко позади. Призрачный туннель. Тонкий силуэт посередине Перехода — еще не там, но уже и не здесь.
Браслет вспыхнул и окаменел — привычным, свернувшимся кольцом животным.
Крина в бешенстве ударила рукой по земле. Несколько мелких камешков больно впились в ладонь. Это было второй раз на её памяти — когда она не смогла вытащить, забрать желаемое у Грани. Тогда… Нет, лучше не вспоминать.
Человеческий ребенок, казалось, мирно спал. Ей захотелось заплакать.
Ну почему, почему, она не может быть, как все антары? Как все остальные? Какое ей дело до людишек?
Было еще одно средство спасти малышку. Она потрогала языком заметно подросшие клыки. За год они должны были уже достигнуть нужной величины.
Крина наклонилась над беззащитной белой шейкой. Девушка хорошо помнила, что обращение человека в антара карается смертной казнью.
Глава третья
Острые неровные коронки легко вошли в нежную кожу Шарлотты. Венум, заключенный в них, высвободился медленно, осторожно, неторопливо проникая в ткани и капилляры.
Крина с отвращением оторвалась от мягкой шеи человеческого детеныша и сплюнула. В чем Тиур точно ошибался, так это в том, что прокусывать еще теплое людское мясо гораздо приятнее, чем пить холодную кровь из бокала тонкого стекла.
Она наклонилась над светло-розовым, посеревшим от многочисленных стирок одеяльцем. Девочка так и лежала неподвижно. Полное превращение займет не меньше трех суток, а пока надо разобраться с тем, куда пристроить младенца.
Крина задумалась. Матери теперь ребенка вряд ли вернешь. Та может сильно удивиться, увидев, что малышка предпочитает немного другое питание. Да и пожарный видел её — если вдруг Крину поймают стражи, то даже Тиур не сможет спасти девушку от суда. Нет, слишком, слишком рискованно.
Может быть, подбросить? Человеческое сострадание, насколько она наслышана, не знает границ. Вряд ли люди смогут пройти мимо лежащего на пороге детеныша из их рода.
Крина завернула углы пеленки, накинула сверху одеяльце, легко поднялась с земли. Придется завернуть немного с пути в старый квартал — так близко от сгоревшего дома подкидыша оставлять неразумно. Лишь бы не раскричался по дороге.
Она побежала со всей скоростью, на которую только был способен антар. Приземистые дома сливались в однообразную серую ленту. Под ногами попадались отколотые камни мостовой, куски черепицы, которой местные подростки привыкли швыряться друг в друга.
Позади остались несколько улочек папертас — района бедноты, в которой разломанные заборы, местами упавшие прямо на дорогу, чередовались с проваленными дырами тротуара, сколоченного из старых, отсыревших досок. Полуголые деревья скрючились в ожидании подступающих холодов.
Антар пересекла последний поворот, отделявший её от домов, разительно отличавшихся от оставшихся позади. Высокие красные крыши, обновленные не больше года назад, подкрашенные рыжим ставни, тщательно выложенная брусчатка. Даже темные стволы в проносящихся мимо садах — и те были как следует выбелены у самого основания и аккуратно подстрижены на верхушках.
Крина остановилась и оглянулась. Вокруг было тихо — в этот час жители старого квартала предпочитали сидеть по домам. Некоторые окна призывно светили мягким, оранжевым светом. Ближайший дом был в десяти шагах от нее.
Одеяльце в её руках зашевелилось. Девушка мельком глянула вниз. Ребенок распахнул потемневшие глаза будущего антара и округлил рот, похоже, собираясь закричать на всё Анарео.
— Тсссс! — зашипела Крина, поспешно рисуя на покрытой маленькими волосками головке знак Грани. — Тише ты! — Одеяло успокоилось: детеныш зевнул во весь рот и следом мгновенно уснул. Она прислушалась: вроде тихо.
Надо скорее отделаться от младенца, пока он не созвал сюда всех стражей города.
Девушка шагнула к крыльцу и положила сверток на самую нижнюю ступеньку. Громко ударила в лакированную, массивную дверь, и сразу же, обогнув дом с другой стороны, побежала вперед.
Сердце тяжело стучало. Где-то через два перекрестка Крина остановилась. Тревога и беспокойство разом навалились на неё.
«А что, если его найдут слишком поздно? — вдруг подумалось антару. — Или не возьмут?». Тиур говорил, что некоторые людишки закапывают своих новорожденных.
Ужас одолел девушку. Крина потерла лицо, отгоняя прочь страшные мысли.
«Все с ним будет хорошо», — убежденно сказала она, чуть ли не вслух. И повторила:
«Все будет хорошо».
Через полчаса городские ворота закроются, а браслет так часто использовать нельзя.
«Думай о себе, Крина. Думай о себе».
* * *Анастасия пришла домой позже обычно. Хозяйку привычно встретил прохладный полумрак. Повесив теплый плащ на металлический крючок в прихожей, она разулась и зажгла свет.
Четыре комнаты для неё одной.
Родителей не стало еще в те далекие времена, когда Анастасия заканчивала обучение. Супруг и дети медицинским работникам, работающим с кровью и оказывающим помощь антарам, не полагались — так гласил Договор. Справедливо: взамен ей достались красивый дом в одном из лучших районов Анарео, зарплата в звонких сангсах*, бесплатная медпомощь и много чего еще, на что ни один житель в этом городе не мог бы рассчитывать.
«Кошку завести, что ли. Уж больно пусто в доме, да и места на пятерых хватит», — подумалось женщине.
На кухне выяснилось, что молоко, которое она забыла убрать утром в холод, скисло. Вечер, который медсестра обычно проводила с кружкой горячего чая, приправленного молочной пеной, грозил быть испорченным.
Пожалуй, стоит наведаться к более запасливым соседям — вряд ли ей откажут в такой мелочи.
Она набросила плащ и отодвинула щеколду. Уже ступая на крыльцо, заметила странный сверток, лежащий на самой нижней ступени.
«Посылка? Но от кого?»
Анастасия поспешно спустилась.
Она часто заморгала, увидев тельце в блеклом покрывале. Ребенок! На её крыльце лежал подкинутый кем-то ребенок!
Анастасию трудно было чем-то удивить: за годы службы антарам сестра повидала всякое. Но ведь и детей не каждый день на крыльцо подкидывают.
Женщина бережно, но быстро подхватила спеленатого малыша, обернула сверху плащом и воровато оглянулась. На улице никого не было. Дверь немедленно была закрыта изнутри: для надежности на два засова.
«Вот это завела кошку, — стучало беспрестанно в голове. — Сообщить стражам? Да, не ждать ни минуты — сообщить сейчас же». Рука было потянулась к старому аппарату, но замерла на половине дороги, как бы сомневаясь в дальнейшей необходимости действия.
Вместо этого Анастасия развернула покрывало. Младенец спал беспробудным сном. Светлые волоски, крепко сжатый ротик, крохотные пальчики упрямо вытащенных из одеяльца ручек. Милый малыш. Нет — милая. Подкидыш оказался девочкой.
Хозяйка дома невольно залюбовалась.
«Я могла бы её удочерить».
И тут же спохватилась: что за глупости? Служба медицинской сестры даже мыслей таких не предполагала. Надо обязательно сообщить куда следует. И чем быстрее, тем лучше.
Она отчего-то колебалась, не зная, как поступить. Одна половина разума нашептывала, что промедление может слишком дорого обойтись. Другая возражала, что ничего страшного нет в том, что малыш останется здесь на день-два.
Ребенок вздохнул во сне, а затем сладко, во весь маленький ротик зевнул. Анастасия не могла оторвать от него взгляда.
Пожалуй, звонок подождет до завтра. Сегодня уже слишком поздно.
А сейчас нужно позаботиться о малышке и найти для нее питание.
Женщина положила кроху на широкую кровать, в самую дальнюю комнату. Даже если малышка заплачет, никто из соседей ничего не услышит.
Затем медсестра быстро оделась и вышла, крепко заперев за собой дверь.
* * *Холодное утро опустилось на Анарео плотным туманом и крупной осенней росой, местами созревшей до первого инея. Дома — аккуратные и кривобокие, высокие и приземистые, показывающие новенькую облицовку и обветшалые бока — развалившись в дремоте, еще не вышли из тягучего сна.
Утренние фонари тяжело роняли свой исчезающий свет на подмерзшие за ночь мостовые.
Рист, не торопясь, шел по направлению к кварталу папертас.
Ему нравилось гулять в эти часы, скованные легкими рассветными сумерками, когда ночные тени торопливо разбегались по сторонам, давая дорогу редким случайным прохожим. Впрочем, ничего случайного в их появлении не было: бродяги, согнанные с насиженных мест внимательными рикутами*, воры, вышедшие на очередной промысел, были неотделимой частичкой здешних мест.
Ни тех, ни других Рист не боялся.
Скорее, это им стоило свернуть с пути при встрече с невзрачным незнакомцем, закутавшимся в плотный плащ орехового цвета. Его серые, с примесью легкой зелени глаза пристально оглядывали каждую сломанную скамью, каждую серую калитку и частенько попадавшиеся по пути смородиновые кусты, буйно усыпанные переспевшими, полопавшимися черными ягодами.
Рист не искал ничего плохого или необычного; он просто полностью отдался старой привычке подмечать малейшие изменения городского пейзажа. Однако в сегодняшнем тумане трудно было что-то разглядеть дальше пятнадцати шагов.
Женщину, правда, он заметил сразу.
Она спала на скамейке, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги и накрывшись тонкой кофтой, длины которой едва хватало на то, чтобы прикрыть бедра.
Рист остановился.
В такой холод лежать вот здесь, на покрытой темными сырыми пятнами деревянной лавке, было настоящим преступлением против собственного здоровья. Всякий бродяжка в Анарео с наступлением темноты искал подходящий ночлег, чтобы утром отправиться по своим попрошайничьим делам. Но женщина не выглядела нищенкой: хоть и старая, но чистая одежда, без дыр и пришитых лоскутов; чистые же волосы, слегка смявшиеся во сне, упали на правильное, еще молодое лицо. С дороги Рист увидел тонкую полосу сажи, перечеркивавшую бледный подбородок.
Две улицы назад, на том месте, где позавчера стоял старый двухэтажный дом с выцветшими голубыми ставнями, еще слегка дымилось огромное пепелище.
Он решительно шагнул к скамье и потряс спящую за плечо. Та вздрогнула и резко поднялась, отшатнувшись назад. Тонкий, прямой нос, узкие губы и большие темные глаза Рист узнал сразу. Та сумасшедшая, что вчера бросилась на улице к антару.
«Может, у неё и впрямь с головой не в порядке?»
Лита, дрожащая от холода, стянула замерзшими руками края одежды вперед.
— Вы кто?
— Допустим, человек, проходивший мимо, и решивший немного помочь, — ответил Рист, разглядывая её. — Вы вообще знаете, чем грозит хотя бы пара таких ночевок?
— Нет, — Лита отбросила с лица спутавшиеся волосы. Провела рукой по лицу, стирая остатки сна. Она еще не совсем проснулась, и утренняя прохлада крупной дрожью била её тело.
— Вас может обнаружить рикут, и тогда вы отправитесь спать в столь же неприютное и холодное место, но уже в другом качестве — это раз, — начал перечислять Рист, загибая пальцы. — На вас может наткнуться местный бродяга или вор, — это два.
— У меня нечего красть, — перебила его Лита. — Все мои вещи сгорели вчера вместе с моим домом. — Она вдруг вспомнила, что всё случившееся было на самом деле, и ей показалось, будто внутри повернули нож.
— А я разве сказал, что у вас что-то украдут? — удивился Рист.
— Нет, но… — до женщины дошло, что незнакомец имел в виду, и она нахмурилась.
— А в-третьих, и это поважнее, чем воры или рикуты — вы отморозите себе все ваше драгоценное здоровье. Думаю, мне не стоит напоминать, сколько нынче стоят лекарства.
Лита молча смотрела на него, ожидая продолжения. Но Рист в упор разглядывал её и ничего не говорил.
— Вы, наверное, ждете, что я попрошусь к вам ночевать? — наконец спросила она.
— Нет, ничего такого, — промолвил Рист, щелкая пальцами. — Хотя я начинаю догадываться, почему вы спите на скамье, а не у соседей, к примеру.
— У соседей маленькие дети, и там я только помешаю, — тихо произнесла Лита. Женщине не хотелось говорить этому чужаку, что вид чужих малышей вызывал у неё нестерпимую боль. Горе было слишком свежо, слишком ныло, выворачивая нутро и подступая комком к горлу. Малейшее слово грозило выплеснуть его в судорожную истерику.
Ристу надоело стоять и мерзнуть. К тому же он сбился с привычного хода времени, и его это раздражало.
— Идёмте со мной, — сказал мужчина резче нужного. — У меня дома найдется горячий чай с медом, и пара кружек недавно собранной малины, и даже грог. И только заикнитесь о недоверии чужакам, пристающим к вам на улице, и прочей чепухе. Я два раза повторять не буду, и вы рискуете остаться спать на этой лавке, пока не придут рикуты.
Лита покорно встала и еще сильнее завернулась в серую ткань, словно в кокон.
…Дорога оказалась неблизкой, и Рист не обращал на спутницу никакого внимания. Та плелась чуть позади, не желая лишний раз напоминать о себе.
Столько времени помогать антарам… Не настала ли пора помогать людям? Мысль показалась забавной, и Рист усмехнулся.
Только, пожалуй, не стоит рассказывать своей гостье о том, что еще совсем недавно он принадлежал к тем, кто называет себя стражами.
*1 санг — крупная золотая монета достоинством в 10 сангвисов
* рикут — человек, следящий за порядком на городских улицах. Рикуты имеют право на арест подозрительных лиц, а также на передачу их стражам.