Собрались в кабинете коллежского асессора Круглова — хотя помещение выделенное ему вряд ли можно было назвать кабинетов. Это была причудливая мешанина из работающих и неработающих компьютерных системных блоков, мониторов, какие-то стойки с проводами. Сами провода с беспорядке змеились по полу и непривычный человек, зайдя в кабинет, вполне мог зацепиться за них ногой и упасть. Стульев в кабинете было только два, один из них хозяин кабинета предложил товарище министра, на втором уселся начальник департамента по борьбе с терроризмом. Сам же Круглов уселся на давно вышедший из строя компьютерный системный блок, причем уселся привычно и по виду никаких неудобств от столь неудобного сидения не испытывал.
— Давай, покажи — кивнул Ковалев, который подавал Круглову данные на анализ.
Коллежский асессор, пробежавшись пальцами по клавиатуре, вывел на самый большой монитор карту империи с горящими на ней непонятными значками.
— Мы проанализировали общественную, политическую и религиозную активность на предстоящий месяц, забили в программу все мероприятия, что должны состояться, включая даже мероприятия, что указываются в разделе светской хроники. Отдельно мы взяли уже давно известную карту с нанесенными на ней объектами с повышенным риском террористических атак. И вот что получилось.
Круглов ударил по нескольким клавишам и на карте замигали тревожным красным светом десятки точек.
— Что это? — спокойно спросил товарищ министра. Он знал, что докладывать как положено Круглов никогда не научится и надо всего лишь проявить немного терпения, чтобы получить информацию, обычно оказывающуюся нужной и ценной.
— Анализ выдал несколько десятков возможных целей террористов. Прежде всего мы немного изменили алгоритм поиска. Если раньше программа ставила в качестве приоритетных целей для террористического удара объекты техносферы, такие как атомные станции, нефте и газопроводы, опасные производства, объекты стратегической железной дороги, то теперь в качестве целей высшего приоритета мы поставили места массового скопления людей, используемые для отправления религиозных культов. Все объекты техносферы у нас являются режимными, они надежно прикрыты с точки зрения контрразведывательных и антитеррористических мероприятий. А вот с местами отправления религиозных культов намного сложнее — там сложно установить надежный режим прикрытия. Объекты эти посещаются огромным количеством людей, при входе их не обыскивают, технический контроль тоже затруднен. К тому же и Духовное управление и Патриархат категорически возражают против усиления режима на своих объектах. В результате родилась новая карта возможных целей, но из всех из них наивысший приоритет имеет одна! — Круглов показал на один из маячков на мониторе, находящийся в самом центре карты России.
— Это Казань, господин товарищ министра — ответил за Круглова Ковалев — наиболее предпочтительная цель для удара. Новый исламский конгресс-центр на пятьдесят тысяч посадочных мест, более ста мечетей, три исламских университета, медресе. Проанализировав все данные и возможную связь потенциального объекта для удара с исламом в рамках заданного промежутка времени, программы выделила как основную именно этот город и прежде всего — новый исламский конгресс-центр. В этом году, соревнования чтецов Корана проходят именно в Казани, и именно в этом конгресс-центре, хуже того — они начинаются завтра!
Цакая отодвинул стул, встал, вышел в пустой, неосвещенный, гулкий коридор. Тяжело привалился к стене. Никто не последовал за ним.
Казань. Почему Казань? Причем здесь Казань? Почему не Бейрут?
За время, пока он ехал к зданию министерства, товарищ министра уже предварительно сложил кусочки мозаики примерно так, что все выглядело правдоподобно. Сейчас он понимал что это была ошибка — принимать решение на основании неполной информации — но как бы то ни было. Удалось связать воедино и Путилова и Гирмана, и Кузнецова, и Бейрут. Всех. Но новая информация, если ее принять за истину снова разбивала мозаику на десятки неровных, нелепых кусков.
Если предположить, что либо Воронцов, либо Кузнецов солгали насчет истинных целей своего предприятия — отстрела лидеров Аль-Каиды без суда и следствия — то ведь все вставало на свои места. И механизм провокации и ее последствия.
Искра — это действия Воронцова или Кузнецова в Бейруте. Они одного за другим убирают людей, вовлеченных в деятельности исламского террористического подполья, все ближе побираясь к его руководителям. Вполне возможно, что финалом и станет уничтожение кого-то из руководителей аль-Каиды. Бессудная расправа над мусульманскими религиозными лидерами, что вызовет волну народного гнева и выведет народ на улицы. Похороны погибших могут превратиться в восстание….
Гирман и продвинул эту идею. Гирман и Путилов, ведь именно Путилов предложил казнить боевиков и их лидеров без суда и следствия. Путилов продвинул по своим каналам, Гирман по своим — через тех же Кузнецова или Воронцова.
А как только начнется — тут и британские войска подоспеют, которые концентрируются совсем неподалеку.
И теперь эта Казань. Конгресс-центр, соревнования чтецов Корана. Совсем новая, не укладывающаяся в картину информация.
Стоп, стоп, стоп.
Опять не складывается. Даже первоначальная картинка.
С чего это убитые лидеры аль-Каиды станут религиозными авторитетами? Мулла Джималь? Так его уже прославили, люди плюются при упоминании его имени. С чего бы обычному, законопослушному, исповедующему ислам гражданину выходить на улицу по поводу расправы над террористами, терроризирующими весь регион. Если он и выйдет — так только для того, чтобы воздать хвалу властям, избавившим город от постоянного страха, а как избавившим — неважно! Главное что избавившим. Да, выйдет на улицу процентов десять населения — те, кто всегда поддерживал и сепаратистов. Хватит ли этого? Нет!
А с чего британцы вдруг направят свои войска, решатся на прямую поддержку мятежников, ведь сил у них явно меньше, даже сравнивать глупо.
Не сходится.
Значит, либо есть что-то еще, что-то, чего он не знает. Либо вся конструкция заговора, которую он придумал, не имеет ничего общего с действительностью и заговор кроется совсем в другом месте, например — в той же Казани. Возможно, Бейрут и то, что в нем происходит — это всего лишь маневр, отвлекающий от истинного направления удара.
А решение принимать надо. Сейчас. Цакая чувствовал, не понимал, а именно чувствовал — хотя и говорил что чувства не основание для принятия решений а все равно чувствовал — что решение надо принимать сейчас.
И он его принял.
— Готовьте самолет, Павел Порфирьевич. Возьмите аналитиков и силовую группу человек сорок Вылет сегодня ночью, направление — Бейрут. Также — передайте в Казань, пусть усилят режим безопасности на этих соревнованиях чтецов Корана и вообще в городе. Максимально усилят, насколько возможно. Если нужно — пусть собачатся с Духовным управлением, пусть вводят "Огненную завесу", своим решением, я потом санкционирую задним числом. И передайте в Бейрут срочной телефонограммой за моей подписью — найти и задержать Кузнецова и Воронцова до выяснения.
— За ночь я персонал не соберу — сказал Ковалев — дежурная группа есть, а аналитиков удастся собрать только с утра. Раньше утра не получится, Каха Несторович.
— Тогда с утра. Но самое главное — задержать Кузнецова и Воронцова. Любой ценой!
Многоопытный товарищ министра внутренних дел на сей раз ошибся. Пытаясь выстроить логическую цепь из тех фактов, что были в его распоряжении, он априори предполагал, что все факты взаимосвязаны между собой. Именно поэтому, он предположил, что Кузнецов и Воронцов, либо один из них, либо оба сразу, вольно или невольно работают на британскую разведку. В то, что реализуемая в Бейруте операция действительно является предложением князя Воронцова, он не поверил, слишком много фактов было против этого. Поэтому товарищ министра и предположил, что провокация будет, прежде всего, в Бейруте, а не в Казани. Это и была та самая ошибка, которая привела к тяжелейшим последствиям…
Бейрут, район Борж эль-Бражнех. Вечер 29 июня 1992 года
То, что Юлии нет, я понял не сразу. Надо было обыскать тех, кого я застрелил в коридоре. Трое, все трое по виду арабы. У одного какая то тяжелая, похожая на кистень цепь, у одного — дешевый американский револьвер, у третьего — резинострел, который продается по паспорту, с шестнадцати лет. Естественно ни у одного нет документов, в кармане — какая то мелочь.
В дверь постучали, я машинально положил руку на рукоять пистолета.
— Можно войти, князь? — послышалось за дверью
Знакомый голос.
— Извольте! — крикнул в ответ я
Блин, как на светском приеме.
Иван Иванович осторожно открыл дверь, вошел. Хмыкнул, глядя на распростертые под ногами тела и намокший от крови ковер.
— Хоть одного, наверное, можно было живым?
— Нельзя! — отрезал я — они вошли втроем, света не было, какое у них оружие я не видел. В этих условиях любое промедление может скверно кончиться. Или я или они — тут третьего не дано. Да и учили меня стрелять так, что сразу — и наповал.
— Хорошо учат в морских училищах… — с какой-то иронией заметил Кузнецов.
— Жаловаться не приходится.
— А где ваша дама? Вы с ней объяснились?
Объяснился…
— Я хочу, чтобы она покинула страну — твердо сказал я — опасности она мне представляет, крови на ней нет.
— Вы много хотите, господин Воронцов. На ней висит обвинение в шпионаже.
— Труднодоказуемое.
А где в самом деле она…
— Юлия!
Ответа не было.
Я прошел к двери в ванную, постучал.
Дверь была заперта.
Замок поддался с первого же удара, хотя коридор был узким, но ударил как надо — замок вылетел с хрустом, дверь ушла внутрь…
Кровь на белом кафеле казалась иссиня-черной…
— Дура! Сука, дура проклятая!
Я плохо помню те мгновения. Описать их и вовсе невозможно. Первое что я сделал — с размаха хлестанул ее по щеке, просто чтобы она открыла глаза. Голова бессильно дернулась.
Дура…
Оцепенение длилось секунду, две — не больше. Потом — потом сработали инстинкты. Те самые, которые вбивали нам в голову в Санкт Петербургском нахимовском. В бою думать некогда — все действия, в том числе и оказание первой помощи раненому, должны быть инстинктивными, вбитыми в подкорку. Думать в бою некогда.
Любой разведчик-диверсант всегда носит в кармане несколько метров тонкой, но прочной веревки. Всегда найдется там и нож, пусть небольшой, складной, но все же. Первым делом нужно остановить кровотечение — любой ценой, без крови человек умирает. Сколько точно она потеряла я крови я не знал, но видел — много.
Отхватил два куска веревки, перетянул руки чуть выше запястий так сильно, как только мог, затянул узлы. Весь перепачкался, веревка скользила в мокрых пальцах, к горлу подступала тошнота., перед глазами плыли круги. Пока ничего другого у меня не было — но пока сойдет и это. Главное — остановить кровь, все остальное потом.
— Твою мать…
Я обернулся. Иван Иванович стоял в двери ванной, лицо его стремительно белело.
— Скорая есть?!
— Внизу. На всякий случай вызвали. Осторожно, давайте помогу.
Приложил два пальца к артерии на шее, остро, до боли желая ощутить хотя бы слабую пульсацию. Но пульса не было…
Карета скорой помощи, мерзко завывая сиреной, рванулась вниз по улице, к бульвару — ближе всего был как раз военно-морской госпиталь, тот самый, где месяц назад побывал и я. Как сказал врач, шансы еще были…
— Выпьете? — Иван Иванович протянул серебряную, на один хороший глоток фляжку
— Нет — я привалился к уличному столбу. Ливень уже прошел, сейчас шел спокойный, даже тихий дождь. Мерзко…
— Напрасно.
— Где эта тварь? — тихо спросил я
— Которая?
— Сноу. Где он?
— Его взяли. В машине допрашивают.
— Допрашивают? Сейчас я его сам допрошу!
— Не делайте глупостей — Иван Иванович заступил мне дорогу
— Уйдите, советник — тихо попросил я — уйдите, не заставляйте брать грех на душу.
— Пистолет сдайте и идите.
Я достал пистолет — он был заткнут за пояс, протянул его Ивану Ивановичу. Достал из кармана также и нож.
— Не переусердствуйте. Он должен говорить.
— Он заговорит. Обязательно заговорит.
Сноу держали в обычном, ничем не примечательном фургоне с длинной базой и высокой крышей — обычно такие использовались для перевозок в городе. У самого фургона стояли два человека, одна из створок задней двери была открыта. Передо мной они безмолвно расступились.
Настало время рассчитаться и с этим. А заодно со всеми. Самое худшее для них — если сорвутся их планы, если в клочья разлетится их сеть. Тогда их ждет смерть — что в Британии, что у нас. Свидетелей того, что они сделали, в живых не оставляет ни одна спецслужба.
— Все вышли отсюда.
Те двое, что допрашивали Сноу, прикованного наручниками к одному из откидных сидений, переглянулись. Потом, ни слова не говоря поднялись и вышли из фургона, Тихо закрылась дверь.
Я сел у откидного столика — за ним стоял ноутбук, видеокамера, подключенная напрямую к компьютеру с встроенным микрофоном и компактный принтер. Плоский, жидкокристаллический экран монитора светил ровным, матовым светом. Холодный электронный глаз фотокамеры неусыпно следил за скорчившимся на сидении британским шпионом.
— Страшно?
Сноу не ответил.
Справа от меня, прямо на обитой каким-то мягким, пружинящим под рукой пластиком стене фургона был небольшой пульт для системы кондиционирования и освещения в кузове. Это была спецмашина, часто она использовалась для засад, когда приходилось ждать долгими часами, пока добыча сунется в капкан. Или не сунется. Поэтому, здесь была и раскладушка и кофеварка и микроволновка и кондиционер, и свет здесь регулировался не просто «включено-выключено», а по яркости, таким пластиковым барашком. Поворачиваешь его вправо — и длинные лампы, встроенные в потолок начинают светиться ярче. Я повернул регулятор яркости на максимум, осмотрелся. На стоике стоял стаканчик с кофе, полный, даже горячий — дымился.
— Кофе хочешь? Посмотри на меня!
Британец поднял голову, с ужасом уставился на темные пятна на одежде, на испачканные засохшей кровью руки. Предложенный стаканчик он не взял.
Играй! Играй до конца, как бы тяжело не было, как бы тебе не хотелось убить этого урода!
— Как хочешь.
Я одним глотком выпил кофе, поморщился — без сахара совсем. К горлу подтупила тошнота.
— Знаешь? — я старался говорить как можно более спокойно — меня всю жизнь мучил один вопрос. Для чего мы живем? Его я задавал и себе и другим людям. Но ни разу не получил ответа. Может, ты знаешь?
Британец не отвечал
— Смотри на меня!!
Сноу вздрогнул, как от удара кнутом, поднял голову. Его взгляд был похож на взгляд затравленного борзыми волка.
— Тебе понравилось ее трахать? Отвечай!!!
Британец молчал, в ужасе глядя на меня.
— Можешь не отвечать. Знаю, что понравилось. Я только не могу понять — как ты ее мне подставил. Но это уже неважно. Ни для нее. Ни для тебя. Ни, тем более для меня.
Расколоть можно было только одним способом — сыграв психопата. Человека, тронувшегося рассудком.
— Значит, дело обстояло так. Сначала к ней приходил я. А потом и ты. После меня. И вы вместе смеялись надо мной. Так?
— Что тебе надо, русский? — выдавил из себя британец
— Знаешь? — я не обратил внимания на его слова — на твоем месте я задал бы себе один простой вопрос. Если я смог поступить так с женщиной, с которой я спал и которую я любил — то как же я поступлю с тобой. Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь? Знаешь…
— Что тебе надо? — британец таял как воск от пламени свечи
— Мне? Немногое. Благодаря тебе я связался со шлюхой, опорочил свое имя. Но об этом пока никто не знает. Шлюхи больше нет, она ничего не скажет. Есть задание — и я должен его выполнить. Если ты мне поможешь — я его выполню. И тогда никто не посмеет сказать что-то плохое про меня. Победителей не судят — нигде. Если нет — тогда остается единственный человек, которому известно все до конца. Это опять таки — ты. Соображаешь? Мне нужна верхушка, голова спрута. Те, кто отдает приказы, исполнители мне не нужны. И я предлагаю тебе купить свою жизнь за их жизни. Ты ведь знаешь, где они находятся, не так ли?