Однако вместо того, чтобы разнюниться и сразу же расколоться, Татьяна неожиданно озлобилась.
– Блефуете, – презрительно сказала она. – Никто не знает, кто подложил эту дурацкую записку дурацкой Кире Коровкиной. Еще тогда, в редакции, была большая разборка, и она окончилась ничем. А теперь вы приходите и говорите о каких-то свидетелях. Нет никаких свидетелей. И записку я не писала. Ну, сами подумайте – за каким фигом мне это могло понадобиться?
– Кира считает, будто вы сразу распознали в ней будущего лидера и решили расчистить путь к собственной победе.
Татьяна Семенова фыркнула и ничего не ответила.
– Скажите, – зашла с другого боку Вероника. – А после возвращения из дома отдыха с вами не происходило ничего, хм, необычного?
– У меня украли кошелек, – ровным голосом сообщила та. – Разрезали сумочку в троллейбусе.
– Что же в этом необычного? – подал голос Рыськин. – Это как раз самое обычное дело.
Вероника пнула его ногой под столом и сказала:
– Я не просто так спрашиваю. На меня, например, охотятся. Это чтоб вы были в курсе. Сначала меня попробовали задушить в подъезде собственного дома. Но номер не прошел! Потом попытались сбить машиной.
– Почему? – заинтересовалась Татьяна, облизав губы острым, словно заточенным, кончиком языка.
– Потому что я слишком много знаю о прошлой ночи. Имеется в виду та ночь, когда умерла Нелли Шульговская.
– А что вы такого знаете? Что вы делали той ночью?
– Ну... Я довольно долго не ложилась. И в начале третьего вышла в коридор. Там я увидела странного лысого типа, который тайком выбирался из корпуса. Кстати, Кира Коровкина уверена, что это именно вы подложили ей записку. Она сказала, что, когда вы отпираетесь, вы врете.
– Сама она врет! – выплюнула Татьяна, которая при упоминании Киры напрягалась, словно бегун на старте. – Вы лучше спросите ее, где она сама была той ночью!
Поняв, что проговорилась, Татьяна полезла в ящик за сигаретами и принялась изводить спички, пытаясь прикурить.
– Продолжайте, продолжайте, – подбодрила ее Вероника.
– Ну, хорошо, – сказала та, выпустив двойную струю дыма из носа. – В ту ночь я тоже не спала.
– Тоже?
– Как и вы. Было без четверти два, когда я увидела за окном Киру. Она кралась мимо корпуса и все время оглядывалась, как будто боялась, что за ней кто-то следит. Как раз выглянула луна и осветила Киру.
– А вы заметили, когда она вернулась обратно?
– Нет, – покачала головой Татьяна. – Не заметила. Мне совершенно наплевать, сколько отсутствовала эта фифа.
Больше Татьяна Семенова не сказала ничего вразумительного. Разговор вертелся вокруг одних и тех же предметов, и она продолжала стоять на своем: о записке ничего не знает, из номера ночью не выходила, посторонних в корпусе не видела. Вероника посоветовала Татьяне проявлять осторожность в подъезде и на дорогах и раскланялась.
– Я думал, что после сегодняшнего покушения ты будешь вести себя, как мышь, побывавшая в кошачьих лапах, – недовольно сказал Рыськин, оттесняя Веронику плечом от выхода из подъезда. – Сначала я. Стой, кому говорю! Стой, пыль тебе под колеса!
– Да ладно, Ось! – отмахнулась Вероника. – Неужели ты думаешь, что следующая попытка последует так скоро? Моим убийцам надо посовещаться и выработать новый план.
На самом деле держать себя в руках Веронике помогала ярость. Только ее жизнь стала налаживаться, и вдруг – бац! – все разладилось в один присест. Матвей уехал в командировку непонятно куда и непонятно на сколько, свидание с его мамой сорвалось, а сама Вероника едва не стала жертвой преступления.
Ей не хотелось быть жертвой. Она решила, что, если начнет хныкать, опустит руки, убийцы обязательно с ней разделаются. Ей не хотелось, чтобы с ней разделались. Поэтому она наказала Рыськину быть готовым к дальнейшему расследованию. Рыськин сдал вахту ночному дежурному и уехал отсыпаться, а Вероника, наскоро поужинав, принялась размышлять.
Сейчас, когда она была отделена от покушений на свою жизнь событиями дня, встречами, разговорами, кое-что стало казаться ей странным. Так, самую малость. Зачем тот тип, который напал на нее в подъезде, сообщил, по какому случаю собирается ее задушить? Это было слишком любезно с его стороны. Конечно, он рассчитывал, что с его помощью она превратится в остывшее тело... Но стоило ли тогда расточать свое красноречие и тратить драгоценные секунды?
Еще осталось странное ощущение от того, что убийца бросил дело на полдороге. Сосед или соседка, которые спускались сверху, находились еще довольно далеко – было ясно по звуку шагов. Убийца вполне мог бы стянуть шнур и прикончить ее, что называется, одним движением. Но нет – он почему-то толкнул ее и убежал, не закончив начатого. Может быть, он просто пугал ее, а убивать-то вовсе не хотел? Почему? И кто он, в таком случае, этот таинственный человек в маске?
Зато женщина в зеленом совершенно точно собиралась расправиться с Вероникой. Если бы не расторопный дядечка в льняной рубахе, лежать бы ей, перееханной, в каком-нибудь морге на металлической каталке и пугать студентов-медиков ужасными ранами и отвратительной бледностью.
Кстати, о бледности. Женщина в зеленом была очень бледной. Хотя, возможно, она нервничала перед убийством. В сущности, ничего удивительного. Веронике почему-то казалось, что она где-то когда-то видела ее лицо. Но где? Когда? Какое-то смутное, неясное ощущение, не более того. Ах, если бы не темные очки!
Утром ей позвонил Каретников и трагическим голосом спросил, все ли в порядке.
– Все очень хорошо, Матвей! – бодрым тоном ответила Вероника. – Рыськин – просто зверь! За его спиной я как за каменной стеной! Можешь ни о чем не волноваться!
От «зверя» сегодня явственно попахивало перегаром. По аромату, висевшему в салоне автомобиля, было ясно, что он пытался залить предательский запах одеколоном, но цитрусовые добавки с заданием явно не справлялись.
– Как твоя ОРВИ? – спросила Вероника, устраиваясь на переднем сиденье.
– Неважно, – дернул тот плечом.
Он действительно выглядел неважно. Желтушное лицо его приобрело дополнительный сероватый оттенок, который его явно не красил.
– Куда мы отправимся сегодня? – спросил он сварливым тоном.
– В Химки, к учительнице математики Инне Головатовой, – объяснила Вероника. – Вот адрес.
Она протянула Рыськину бумажку, которую получила в редакции журнала «Женский досуг».
– Знаешь, как добираться?
– Соображу, – мрачно ответил тот.
Настроение у него было совершенно точно не боевое. Утро, кстати, выдалось таким же хмурым и желтушным, как и Рыськин. Воздух казался горьким, а над головой висели хворые тучи. Не такие, что несут дождь, – полные, набухшие от воды и сознания собственной значимости, – а плоские, вылинявшие и жалкие.
Инна Головатова на звонки не откликалась.
– Наверное, она уехала в отпуск, – высказал вполне здравую мысль Рыськин. – У школьников каникулы, финал конкурса, объявленного журналом, не удался. Что ей еще делать?
Веронике, однако, не хотелось уезжать несолоно хлебавши.
– Я должна знать совершенно точно, в городе Головатова или нет, – уперлась она. Потом повернулась к соседней двери и утопила кнопку звонка. Через некоторое время на пороге появилась женщина в деловом костюме и профессорских очках.
– Вам что, товарищи? – спросила она запредельным голосом и строго посмотрела на непрошеных гостей. – Вы по поводу канализации?
– Да, – тут же ответил Рыськин и бросил жалобный взгляд на Веронику. Вероятно, ОРВИ снова давала о себе знать.
Вероника безжалостно оттерла его плечом от двери и, в свою очередь, пояснила:
– Мы по поводу вашей соседки, Инны Головатовой. Не знаете случайно, где можно ее найти?
– Конечно, знаю, – раздраженно ответила профессорша. – В морге. На железной каталке.
Это было так неожиданно, так страшно, так созвучно кое-каким мыслям Вероники относительно собственного будущего, что она едва не села.
– В мо-орге? – повторил Рыськин за ее спиной. – У нее что, болела печень?
– Ничего не знаю насчет внутренностей покойной, но умерла она оттого, что на нее машина наехала, – отрезала профессорша. – По всем остальным вопросам вам лучше обращаться к ее подруге. Сейчас дам номер телефона.
Она ушла, оставив дверь приоткрытой, и через некоторое время вернулась с использованным метрополитеновским билетиком, на обратной стороне которого крупно написала три группы цифр.
– Вот, – она подала билетик Веронике и сказала: – Подругу зовут Татьяной. Она была с Инной в больнице и теперь занимается всеми скорбными делами.
– Что ж, спасибо за информацию и до свидания, – пробормотала Вероника.
– До свидания, – повторил за ней бледнеющий на глазах Рыськин.
Соседка закрыла дверь.
– Зря ты не дала мне развить тему канализации, – укоризненно сказал Рыськин, выходя из подъезда и привычно озирая окрестности. – Теперь мне придется решать свою проблему как-то иначе.
– Надеюсь, ты найдешь цивилизованное решение, – с опаской заметила Вероника, косясь на него. – Надо заехать в какой-нибудь ресторан или супермаркет, там обязательно есть уборные.
– Не всякая уборная мне подойдет! – неожиданно заявил Рыськин. – Мне нужна достаточно большая, желательно с окном. В другую я не пойду.
Вероника повернулась и посмотрела на него с искренней озабоченностью:
– Зачем тебе с окном? Ты ведь не жить в ней собираешься!
– Мне нужно, – уперся Рыськин. – Без окна я не справлюсь.
– На МКАД есть огромный мебельный центр, можем заехать, убедиться, соответствуют ли их удобства твоим вкусам. Кстати, больше у тебя никаких требований нет?
– Хотелось бы, чтобы кабинки были с короткими дверями. Ну, чтобы между дверью и полом оставался большой зазор, – поспешно сказал Рыськин. Лоб его снова покрылся испариной. – Двери до самого пола – совсем не то.
– Ясно, – ответила Вероника деревянным голосом.
«Может, дело даже не в желудке? Может, у Оси не все в порядке с головой? – подумала она. – Вдруг у него была какая-нибудь производственная травма? Контузия там или что-нибудь в этом роде? А он скрывает это, чтобы не лишиться работы».
Когда они подкатили к мебельному центру, Рыськин внезапно обеспокоился ее безопасностью.
– Не стоит тебе выходить из машины, – заявил он. – Запрись изнутри и закрой окна. Лучше всего вообще пригнуться. Знаешь что? Полезай назад и приляг, о’кей?
– О’кей, – вздохнула Вероника. Ей не очень хотелось лежать в душной машине, но делать было нечего. – Только ты, пожалуйста, недолго, хорошо?
Рыськин пообещал вскоре вернуться, но обещания своего не сдержал. Прошло примерно минут двадцать, а его все не было. Зато из мебельного центра густо повалил народ. Складывалось впечатление, что внутри что-то случилось. Вероника долго боролась с собой, потом все-таки выбралась на улицу и остановила женщину, которая так торопилась на стоянку, что даже приседала от нетерпения.
– Скажите, а почему все выходят? – спросила Вероника встревоженно.
– Какой-то псих засел на втором этаже возле туалетов и обещает взорвать здание! – прокричала та на бегу. – Говорит, что он Бомбермен!
– Трех человек положил! – подхватил толстый мужчина, машина которого была припаркована рядом с «Жигулями» Рыськина. – Ходил по магазину с дубинкой и долбил по голове тех, кто ему не приглянулся! А теперь засел в уборной. Наверняка готовит взрыв!
Вероника похолодела. «Неужели это Ося? – подумала она. – То-то мне не понравился его разговор об уборных!» Она чувствовала себя в какой-то степени ответственной за Рыськина, поэтому решительным шагом направилась к входу в мебельный центр. Спецслужбы еще не подъехали, и кругом царил хаос. Охранники пытались порциями вывести народ на улицу, но народ их не слушал и убегал неорганизованно. По радио предлагали присутствующим срочно эвакуироваться. С верхних этажей на всех парах неслись замешкавшиеся покупатели. Вероника продиралась против течения к эскалатору и, когда продралась, прыгнула на лесенку, едущую вверх.
– Куда?! – закричали ей снизу. – Стой! Вернись!
Вероника краем глаза увидела, как забегали по первому этажу охранники, как позадирали головы. Впрочем, возвращать ее силой ни один не отважился.
И никто не обратил внимания на то, как по дальней лестнице легко взбежал на второй этаж элегантный мужчина с сединой в постриженных бобриком волосах. На согнутой руке у него висел пиджак, под пиджаком был спрятан пистолет. «Как удачно, – удовлетворенно думал он. – Паника, массовое бегство, сумасшедший в туалете... Все как по заказу». Улыбка тронула его губы. Он застрелит Веронику и спокойно уйдет. А когда подкатят эти идиоты на своих машинах с пищалками, пусть попробуют догадаться, что случилось.
Вероника соскочила с эскалатора и повертела головой, отыскивая указатель. Наконец обнаружила стрелочку и поспешно двинулась по коридору мимо испанских шифоньеров и немецких столов, перемешанных с отечественными образцами мебельного искусства, которые поражали наглыми ценами.
Перед входом в туалет стоял странный тип в клетчатой рубашке навыпуск, в шортах и больших сандалиях, надетых на босу ногу. В руке он держал тяжелую короткую палку, похожую на милицейский жезл.
Озабоченно нахмурившись, Вероника махнула рукой в сторону лестницы и сказала:
– Идите вниз, а то, не приведи господи, на вас псих из туалета выскочит. Что вы стоите? Все уже давно на улице! Идите, идите!
Вероника даже ногой топнула. Тип в клетчатой рубашке мешал ей совершить аморальное вторжение в мужской туалет. Однако тот на ее слова не обратил никакого внимания, только наклонил голову, как скворец, заметивший в траве аппетитное розовое шевеление.
– Ну что ты стоишь? – рассвирепела Вероника, которой не терпелось отыскать Рыськина. – Глухой, что ли? Или отмороженный, не боишься взлететь на воздух?
– Я Горец! – неожиданно сказал клетчатый и гордо поднял голову. – Я должен остаться один!
– Пошел ты к черту! – разозлилась Вероника и двумя руками толкнула клетчатого в грудь.
Тот не удержал равновесия, взмахнул руками и шлепнулся на пол, стукнувшись головой о стену. Некоторое время сидел без всякого выражения на лице, потом собрал глазки в кучку, отключился и пал на линолеум.
Вероника перепрыгнула через него в тот самый момент, когда мужчина с пиджаком на локте осторожно выглянул из-за угла.
– Все шикарно, – пробормотал он, увидев, что жертва вошла в мужской туалет. По собственному почину влезла в ловушку! Несколько секунд он смотрел на бездыханное тело, перегородившее вход, потом тронулся с места.
Вероника была уверена, что, кроме Рыськина, в туалете никого нет. Но она все равно испытывала чувство неловкости и даже покраснела, переступив порог заведения. Она сразу же увидела, что двери в кабинках действительно не достают до пола и в самой крайней стоят ноги в знакомых ботинках.
– Ося! – дрогнувшим голосом позвала она. – Ося, это ты?
Взвизгнула «молния», клацнула металлическая защелка, и изумленный Рыськин появился на пороге кабинки с вытаращенными глазами.
– Я, – удивленно ответил он. – А что ты здесь делаешь?
– Скажи, Ося, кто такой Бомбермен?
– Чего? – удивленно спросил Рыськин. Он совершенно явно не мог сообразить, зачем Вероника явилась в мужской туалет. – Ничего не понимаю!
– Фу! Кажется, я ошиблась.
Вероника бросилась к умывальнику и принялась плескать себе в лицо ледяную воду.
В этот момент позади нее открылась дверь, и в проеме появился седоватый мужчина, стриженный бобриком. Несмотря на то что рот его был плотно сжат, глаза улыбались. Мужчина шагнул внутрь и слегка приподнял руку, на которой висел пиджак. Рыськин не увидел пистолета, но сразу же понял, что он там есть. Его рука метнулась за собственным оружием, но тут позади седого возникла покачивающаяся фигура в клетчатой рубашке. Клетчатый на цыпочках вошел в туалет и поднял свою палку над головой.
Вероника обернулась как раз в тот самый миг, когда палка уже готова была обрушиться на голову седого.