Обувшись, он осторожно подкрался к двери, держа наготове полуопущенный клинок, рукоятку которого он так и не выпустил из ладони во всю прошедшую ночь. Там, снаружи, лишь гудел ветер в скалах и расщелинах. Всё же - он очень долго никак не решался отодвинуть запор, и высунуться наружу. Лишь когда там стало совершенно светло, он, чуть приоткрыв створку, с предельной осторожностью выглянул за двери, опасаясь, что существо может, всё же, поджидать его в засаде, притаившись у стены.
Как только он выглянул из темноты помещения наружу, ему тут же пришлось зажмуриться - слева в лицо ударил ярчайший сноп света с совершенно чистого неба, на котором вовсю блистал ярко-золотой солнечный шар, которого он не видел уже очень долгое время. Лик восходящего светила, всё ещё лишь чуть выглядывал из-за горной гряды, которая вздымалась там - по другую сторону пропасти, по краю которой проходила дорога возле крепости. Впрочем - гряда эта была гораздо ниже, чем та, через которую ему пришлось пройти накануне. И каковая сейчас тускло серела, отдельными своими пиками, прямо над его головой - по правую руку.
И в этом, непрестанном, каждое мгновение всё усиливающемся ярчайшем солнечном свете, он, оглядев осторожно заваленный обломками двор крепости, сразу же убедился, что там нет совершенно ничего живого. Лишь остатки рухнувших, старательно сровненных с плитами крепостного двора строений, да гигантская, расплющенная по скале, ступенчатая громада крепостной башни.
Впрочем, сейчас ему было не до изучения окрестностей. Сторожко, готовый при малейшем подозрении на опасность юркнуть снова внутрь, под защиту спасительных стен караулки, он начал внимательно изучать каменные, серые квадратные плиты, уложенные перед её входом. На плитах совершенно явственно читались многочисленные свежие царапины, неисчислимыми линиями пробороздившие их поверхность. Оглянувшись, и прикрыв двери, он убедился в том, что и они были во многих местах процарапаны аж до самого металла, и содранная, липкая бурая краска свисала под этими повреждениями колышущейся на пронзительном ветерке бахромой.
Присмотревшись к плитам, он увидел, что там и сям на них виднеются пятна какой-то отвратительной, студнеобразной слизистой дряни, зеленовато-бурого цвета. Именно от неё и исходил тот тошнотворный запах, который всё ещё хорошо ощущался в воздухе, невзирая на достаточно сильные дуновения ледяного ветерка.
Его аж передернуло от отвращения, когда он, всё же, таки решился чуть попробовать пальцем эту гадость, лишь для того, чтобы убедиться в том, что она на прикосновение действительно не просто липкая, но ещё и обжигает кожу - словно бы едкая щёлочь.
Вернувшись в караулку, он с отвращением, долго вытирал обожженный палец о подвернувшееся под руку полено, а потом ещё и протёр его полой плаща. Впрочем - это оказалось ошибкой, так как даже самой и малости здесь хватило для того, чтобы тошнотворный запах этой слизи намертво пристал к плащу на долгое время.
Хорошо запершись, и подложив ещё немного дров в очаг, он вскипятил в кружке воды, выварив там кусок, отломленный от чайной плитки - из принесенных с собою запасов. После чего зажевал, запивая этим варевом, несколько сухарей с вяленым мясом - он вдруг почувствовал, после всего, совершенно зверский голод.
Солнце, за это время, уже полностью выкатилось на чистый небосклон, зависнув огненным золотистым шаром над чёрными зубьями внутренней горной гряды. Снаружи всё казалось совершено мирным и тихим - лишь посвистывал ветер в скалах. Самое время было уносить отсюда ноги.
Быстро собравшись, он, почти что бегом, прошёл в самый северный угол крепостного двора, то и дело напряжённо поглядывая себе за спину, перевалил через остатки стены, и, пугливо озираясь, начал, поелику возможно поспешно, спускаться по извивающейся вдоль скалы широкой, добротной дороге.
Она же, сделав несколько поворотов, так что, по праву руку, ему снова и снова открывался вид на господствующую над перевалом башню, наконец, круто спустившись книзу, заскочила на выгнувшийся крутым горбом однопролетный мост серого камня, совершенно непритязательной, но в то же время крайне изящной постройки, перекинутый над глубокой расщелиной, отделяющей внутреннюю скальную гряду от основного горного хребта, и углубилась в тёмный провал глубочайшей выемки, с крутыми откосами, прорезанной в каменном теле внутренней гряды. Выемка была столь глубока, что прямой солнечный свет не попадал на её дно, и идти ему пришлось в полумраке. Дорога и тут была свободна от камней - видимо её до недавнего времени регулярно очищали от не могущих не осыпаться с откосов обломков скальной породы. Многоголосое эхо металось меж узких, крутых стен выемки, мешая ему определиться, нет ли часом за спиной, или вереди, каких-либо нежелательных попутчиков, и заставляя его, этим, всё более и более нервничать.
Так что, когда он наконец вышел на ослепительно сиявшую, небольшую ровную площадку по ту сторону гряды, то он ещё некоторое время стоял неподвижно, обеспокоенно прислушиваясь к постепенно затихающему эху своих собственных шагов. Лишь твёрдо убедившись, что позади совершенно очевидно никого нету, он малость успокоился, и стал с любопытством озирать открывшиеся ему с этой площадки виды равнины, раскинувшейся внизу.
Скалистая гряда у него под ногами круто обрывалась вниз, и ограждённая невысоким, каменным збором дорога скользила по ней, вырезанная в самом её теле, спадая вниз многочисленными извивами с крутыми поворотами. Вдаль перед ним, насколько хватало взора, простиралась изломанная, перекореженная каменистая равнина, на которой господствами цвета песочно-жёлтого, а также и слегка сероватого, с отливом в зелень, совершенно неярких оттенков. Слева и справа просматривались горные пики хребтов, огораживавших эту равнину с севера, и с юга. Там - далеко на востоке, как он помнил, была точно такая же гряда, замыкавшая равнину с востока, но сейчас она скрывалась в неясной дымке зарождающегося душного дня.
Прямо перед его глазами, на этой равнине чётко выделялась чёрная, базальтовая громада Огненной Горы - конечная точка его нынешнего путешествия. Где-то там, в её недрах, скрывался проход, в котором пряталась Огненная Щель, приютившая сейчас в себе Кольцо Всевластья - древнее, и совершенно жуткое изделие нечеловеческого колдовства, сама только мысль о котом наполняла его сознание щемящим, и, в то же время, столь манящим к себе ужасом. Конус горы, даже отсюда, казался сильно изуродованным, и покрытым многочисленными трещинами и провалами. Владислав с неудовольствием подумал - а могло ли там уцелеть вообще хоть что-нибудь, при таких-то потрясениях, которые горе этой, видимо, пришлось пережить столь недавно.
Впрочем - особого выбора у него не было. От него требовалось любым способом добраться туда, и проверить всё на месте. До сих пор, впрочем, путь его не был отмечен никакими особыми опасностями, если не считать этого ужасного посещения, настигшего его вчерашней ночью. Ему даже и думать не хотелось о том, что могло бы с ним случиться, не отыщись там, в крепости, для него столь надёжного укрытия. Мимолётно ему вдруг пришёл в голову вопрос, подвергались ли такому же ночному посещению те, кто разрушал стены того укрепления на перевале? Впрочем - решил он, если они смогли таки закончить свою явно не однодневною работу, то их вряд ли беспокоило что-либо подобное. Иначе они наверняка убрались бы оттуда немедленно, бросив всё как есть незаконченным. Но они ушли вполне мирно, даже убрав и подготовив для дальнейшего использования ту караулку, в которой он так удачно для себя расположился. Что вряд ли было бы возможным для людей предельно испуганных, и поспешно покидающих место своей стоянки.
Он подошёл к округлому краю площадки, окаймлённой сплошным ограждением, и, опершись на него обеими руками, как можно дальше высунулся за него, и наклонился вниз, тщательно изучая извивы дороги, а также и равнину, которая перед ним сейчас лежала, как на ладони.
Дорога, на всём своём протяжении была совершенно пуста. Извиваясь белесо-серой лентой она сбегала к подножию гряды, и там , под прямым углом к гряде, уходила прямо к остаткам укреплённого лагеря, развалины стен которого были отсюда видны совершенно ясно. Видимо, лагерь прикрывал подступы к дороге, и те, кто уничтожил крепость в горах, весьма основательно потрудились и здесь. Выходя по другу сторону лагеря, дорога расстраивалась. Одна её часть уклонялась к югу, вторая круто забирала к северу, а третья, прямой стрелой убегала на восток - прямо к склонам далёкой горы на горизонте.
Сколько видел глаз, равнина была совершенно безжизненной. Сколь ни напряжённо всматривался Владислав в самые малейшие складки местности, стремясь заметить хоть самые малейшие признаки какого-либо движения там, или, хотя бы, следы скрытого жилья - он ничего такого не мог там, внизу, обнаружить. Видимо таки да - прежние обитатели этих мест бежали отсюда сломя голову, а те, кто столь потрудился над уничтожением их укреплений, ушли, сочтя свою задачу полностью выполненной. Судя по всему - ему действительно повезло выбраться сюда в самый подходящий для этого момент. Или - так подгадали ему Кольценосцы. Из чего следовало, что они и действительно способны хорошо просматривать из своего укрытия, с помощью волшебного камня, хотя бы ближайшие окрестности.
Несколько успокоившись в отношении своего ближайшего будущего, Владислав, уже не так торопясь, начал спускаться вниз, по извивам мощённой чёрным булыжником дороги. Это оказалось гораздо более простым занятием, нежели тот подъём, который он преодолел по противоположную сторону этого хребта. Дорога, очевидно, предназначалась прежде всего для конницы и гужевого транспорта. Поэтому извивы её никогда не забирали вниз слишком круто, что, правда, существенно отразилось на её общей длине. Но поскольку Владислав никуда не торопился, то удобство спуска его радовало гораздо больше. Да и с подъёмом тут было бы хоть и подольше, чем там, с другой стороны, но тоже гораздо проще - рассудил он. Впрочем - о своём возможном возвращении он пока предпочитал не думать вовсе.
Он достиг подножия спуска уже к самому вечеру, когда нещадно весь день палившее солнце успело спрятаться, за его спиной, за верхушки столь недавно покинутых им гор. По мере спуска ему становилось всё жарче и жарче, так что он, под конец, снял не только плащ и куртку, но даже и верхнюю рубаху, оставшись лишь в одной исподней, а снятую одежду закатал в скатку, и прикрепил поверх дорожного мешка специально там предусмотренными для этого тонкими кожаными ремешками с бронзовыми застёжками. И, невзирая на это, всё дорогу всё равно непрерывно обливался потом. Впрочем, холодные ветры остались там, высоко в горах, так что простудиться он сейчас совершенно не опасался. Тут же, внизу, уже вовсю бушевала теплая, поздневесенняя погода.
Воду он особенно не сберегал, зная, что внизу должен быть водосборник, обозначенный на у него карте. Правда, его могли также совершенно уничтожить разрушители нижнего лагеря, но он всё же предпочитал наедятся на лучшее.
В разрушенный лагерь он вошёл к раннему вечеру. Невзирая на то, что небо ещё светилось над горами палевым светом, и вполне позволяло продвинуться по дороге и дальше, он решил, всё же, попробовать подыскать себе укрытие, и заночевать здесь, в лагере. Это представлялось ему гораздо более разумным, чем устраиваться, непонятно зачем, в чистом поле. Так что он не торопясь, ещё при бледном рассеянном свете, начал исследовать остатки лагеря, в поисках подходящего жилища.
Это оказалось отнюдь несложным делом. Тщательно развалив всё, что могло служить к укреплённой обороне, потрудившиеся здесь не стали заниматься многочисленными хижинами и караулками, которые для собственно оборонных целей не могли бы послужить совершенно никоим образом. Да и вряд ли у них на такое планомерное уничтожение всего и вся здесь хватило бы сил и возможностей - лагерь-то был очень велик, тут явно обитало, не так давно, не меньше нескольких тысяч орков.
Владислав обосновался в караульном помещении, находившемся у разрушенных восточных ворот лагеря. Здесь он нашёл в полном порядке и ставни, и запоры на широко раскрытых, брошенных в совершенной панике дверях. В кладовой он обнаружил немало крупы разного рода, сухарей, вяленного мяса, и целый жбан с немного стоялой, и, видимо, изначально не весьма чистой, но всё ещё вполне годной к употреблению водой. Так что ему не пришлось даже утруждать себя поисками главного водосборника лагеря.
Тщательно засеревшись изнутри, и дождавшись темноты, он даже рискнул развести в очаге небольшой огонь - вовсе не с целью согреться, ибо вокруг и так стояла совершенно удушливая духотища, но исключительно для приготовления себе горячего варева из круп и вяленины, вечернего чая, а также и для согревания воды для помывки. Благо и чугунных котлов различного размера в караулке нашлось предостаточно.
Славно набив живот горячей, хотя и не особенно вкусной похлёбкой, он, свежевымытый, блаженствующий, завалился на один из грубых топчанов у самого входа, чтобы дующий через щели в двери ветерок хоть малость освежал его, и тут же провалился в глубокий, совершенном мертвецкий сон, хотя его всё ещё продолжали терзать тяжкие опасения по поводу возможного возвращения вчерашнего ночного кошмара. Но ночь он провёл совершенно спокойно, и ничто его так и не потревожило. К его немалому изумлению, в кошме даже не оказалось насекомых, чего он немало опасался - видимо, оголодавшие ночные кровопийцы давно уже покинули опустевшее жилище в поисках более сытных мест.
Проснулся он, после всех последних трудов и треволнений, достаточно поздно, когда каменная крыша остывшей за ночь караулки успела уже хорошо нагреться от высоко стоящего на небе жаркого солнца.
Приготовив себе свежее варево - он хорошо понимал, что возможности побаловать себя горяченьким у него, в ближайшем будущем, совершенно точно уже не возникнет, и заправив её хорошо чаем, по степному обычаю, он, позавтракав на свежем воздухе, понятное дело - не стал утруждать себя ни приведением места своего ночлега в порядок, ни мыть также и грязную посуду - лишь тщательно сполоснув, в тёплой воде, свою собственную ложку. Не торопясь собравшись, пополнив свои, проеденные за первый день, припасы, а также и запас воды во флягах, и, привязав сверху скатку, он бодро выкатился за остатки восточных ворот, снесенных с поверхности земли с весьма впечатляющей основательностью.
Место растроения дороги, выходившей из лагеря, было отмечено развалинами небольшого укрепления, замыкавшего её со всех трёх сторон. Обойдя развалины, он увидел, что дорога, уходившая на восток, была перегорожена развалинами арки с остатками деревянных створок, видимо недавно её перекрывавших. Тут же лежали обломки скульптурных изображений, видимо содержавших в себе дух невидимой стражи, столь уже привычной его взгляду. Сейчас это были лишь жалки обломки, весь ужасный колдовской дух из которых куда-то совершенно улетучился.
И вот, под палящими солнечными лучами, беспощадным потоком низвергавшимися с бирюзового, кристально чистого неба, он начал третий день своего одинокого похода.
Идти по равнине, по хорошо мощённой, гладкой дороге, с одной стороны, сначала оказалось несравненно легче, чем карабкаться по горам. Но зато и солнце здесь палило нещадно, и к середине дня духота стала совершенно невыносимой. Прикрыв голову снятым с плаща капюшоном, весь обливаясь потом, он уныло тащился, час за часом, по совершенно однообразному пути, прямому, без всяких извивов и поворотов, лишь с небольшими уклонами, встречавшимися тут по временам. По бокам дороги местность выглядела совершенным нагромождением битого, ломанного желтовато-серого камня, перерезанного трещинами, и покрытого неглубокими провалами.
Мысли его, такие же неторопливые и медленные, как и его передвижение по этой равнине, неспешно плыли в его голове, переливаясь одна в другую, и не оставляя после себя ни малейшего заметного следа. Он старался не думать ни о том, что он оставил позади себя, ни уж тем более о том, что его ещё впереди ожидает. Он попросту отдыхал рассудком ото всех, пережитых им в Городе призраков кошмаров, развлекая себя неясными, скользящими по поверхности ума картинками из мира, покинутого им, как ему сейчас представлялось - столь ужасно давно, на том корабле, который унёс его, по волнам Срединного моря, из родной страны.
К вечеру он достиг первого из двух водосборников, обозначенных у него на карте. Тут даже и искать ничего не пришлось - над водосборником была возведена круглая караулка с остроконечной черепичной крышей, по счастью также оказавшаяся покинутой и незапертой. Видимо - расстояние между приютами с водосборниками как раз и было рассчитано на дневной пеший переход. Так что ещё одну ночь он провёл с полным удовольствием. Дров там, правда, не оказалось. Но он накрошил кинжалом себе щепы с одного из топчанов - как раз хватило на заварку чая. Делать себе жидкое и горячее варево он в этот раз попросту поленился, зажевав ужин всухомятку. Воды в глубоком каменном колодце оказалось вполне достаточно, чтобы даже сполоснуться на ночь, а её прохлада, после жаркого дня, была даже весьма кстати. Кошмы тут, правда не оказалось, так что пришлось стелить под себя плащ и куртку.