Пряник с черной икрой - Дарья Донцова 5 стр.


– Мы ходим в нулевку, – напомнила Агата.

– Я в курсе, – кивнула училка, – но некрасиво говорить «нулеклашки».

– А первоклассниками наших детей называть рано, – стояла на своем Виноградова.

Майя Михайловна откашлялась.

– Момент кормления запечатлевайте так, чтобы в кадр попал и кот, и ребенок. Одно животное нельзя.

– Кормить нужно кота или кошку? – спросила Ирина.

– Так они одно и то же, – опрометчиво ляпнула классная руководительница.

– Уважаемая, вы ошибаетесь, – отрубил Илья, – между мужской и женской особью существует различие. Принципиальное. И во всем животном мире так. Даже у людей. У мужчин есть…

– Я имела в виду, что пол обмилосердованного зверька не важен, – живо заметила Майя Михайловна, и ее щеки зарделись румянцем.

Похоже, училка очень не хотела, чтобы папа Катаев вслух объяснил присутствующим, что такое интересное есть у представителей сильного пола и отсутствует у слабого.

– Затем ребенок рисует, как он угощал дикое животное. Красиво оформляет работу и сдает, – договорила педагог.

Ирина подняла руку.

– Где найти кошку?

– На улице, – терпеливо пояснила Майя Михайловна. – И в супермаркете. Бесхозные повсюду гуляют.

– У нас аллергия на кошачью шерсть, – сообщила Агата, – мы лучше собаку сфоткаем.

– Нет, – не согласилась педагог, – акция «Покорми собачку» будет проводиться зимой. Неужели не ясно, что кот – не пес?

– Можно мы с нашей Муркой сфоткаемся? – еле слышно спросила худенькая мама.

Майя Михайловна закатила глаза.

– У нас милосердно-благотворительная акция для бесхозных животных. А ваша Муська имеет дом.

– Мурка, – поправила женщина.

– Работы надо сдать послезавтра, – проигнорировала ее замечание педагог.

– Послезавтра? – воскликнул хор голосов.

Учительница села.

– Времени полно.

– Я работаю, – заныла Ирина, – времени на эту муру нет.

– Вы называете наше мероприятие мурой? – возмутилась Майя Михайловна. – Эта акция – удивительное воспитательно-формирующее личность действие. Развитие сострадания. Обучение милосердию. Любви. Привитие православных ценностей.

– Я еврей, – уточнил Илья.

– И что? – опешила училка. – Евреи же православные.

– Нет, – возразил Катаев. – Могу объяснить, что…

– Не надо! – остановила его педагог. – В стенах гимназии рады детям всех цветов кожи, любого материального достатка и социального положения родителей. У нас все равны. Церковь отделена от государства. Религиозной пропагандой мы не занимаемся. Все кормят кошку, потом составляют доклад «Как я помог животному».

– Дети еще не освоили навыки письма, – опять перебил Майю Илья.

Учительница сделала глубокий вдох.

– Имеется в виду рисунок. И устный рассказ у доски. С хорошей лексикой. Без «э…» «э-э-э…» «бе…» и «ме…» Гладкая, оформленная речь.

– У нас нет компьютера, – подала голос тихая мама. – Мы, последователи церкви «Добрый Иисус с тобой», вообще против этого изобретения дьявола.

– Останьтесь после занятий, – отмахнулась учительница. – Следующий вопрос: чаепитие в субботу.

– Какой-то праздник подкатывает? – забеспокоилась Агата.

– День учителя! – осенило Ирину.

– Ну да, – скромно потупилась педагог. – Обычно в этот день дети поздравляют тех, кто вкладывает в их обучение душу и сердце. Мы отменяем четыре последних урока…

– У нас их в субботу всего два, – выкрикнул Илья. – И если занятий нет, то вообще лучше поспать.

– Принудить к посещению торжества я не имею права, – надулась Майя Михайловна. – Дети приготовили представление. Никита Катаев изображает ленивого пингвина. Он вам не рассказывал?

– Нет, – удивился Илья.

– Кто еще не слышал о спектакле? – грозно спросила педагог.

Поднялся лес рук.

– И костюмы не сшили?

– Нет… – пропел хор родителей.

– О боже! – простонала училка. – За тридцатилетнюю карьеру педагога у меня впервые такой безалаберный класс. Довожу до вас краткий сценарий. Живет плохой пингвин – хулиган, двоечник, отвратительный тип.

– И его играет мой Никита? – подпрыгнул Илья.

– Да, – сквозь зубы процедила Майя Михайловна.

Катаев стукнул кулаком по парте.

– Никогда! Мальчик не примерит на себя эту мерзкую роль! Никита прекрасный ребенок!

– Это же театр, – улыбнулась училка.

– Нет!! – добавил децибелов в голос Илья. – Нет!!!

– Выслушайте меня, – потребовала учительница. – Нельзя по первому шагу о всей дороге судить, вот и ваш пингвин ужасен лишь вначале. Кстати, девочка Красная Шапочка не лучше. Они вместе безобразничают – ломают деревья, не слушают свою маму козу.

Идя на это собрание, я дала себе честное слово, что буду сидеть молча. Но тут не сдержалась:

– Коза родила Пингвина и Красную Шапочку?

– Да, – улыбнулась классная руководительница.

– Маловероятная ситуация, – тут же высказал свое мнение Илья. – Пингвин еще куда ни шло, хотя разные виды не скрещиваются, но Красная Шапочка… Мало того, что она девочка, так еще и мифический, реально не существующий персонаж.

– Это сказ-ка! – по слогам произнесла Майя Михайловна. – Опущу середину пьесы, а то вы опять нервничать будете. Все закончится хорошо. Пингвин станет отличником, Красная Шапочка тоже, они обнимут панду и слона…

– В детском спектакле неприемлем секс, – покраснела Агата.

– Объятия чисто дружеские, – отбила подачу училка. – Короче! Список, кто кого изображает, висит на доске объявлений на первом этаже. И, наконец, последнее. Завтра каждый ребенок должен принести по рулону туалетной бумаги и бумажного полотенца, бутылку геля для мытья рук, горшок с цветком.

– Зачем цветы? – прошептала худенькая мама, считающая компьютер изобретением дьявола.

– Для украшения классной комнаты, – ответила учительница.

– Здесь и так нормально, – возразила Агата.

– Школа не дворец! – зашумел Илья. – Мой вопрос: на хрена такая тьма бумаги, полотенец, геля? В классе двадцать пять детей. Директор торговать, что ли, пипифаксом собралась?

– Как вашему сыну в туалет сходить? – пошла в атаку Майя. – Вернее, что ему делать после завершения процесса? Бумаги нет, руки помыть нечем, а они грязные.

– Мой мальчик никогда не писает на руки, – заявила Ирина.

Я с большим трудом сдерживала смех, который буквально рвался наружу. Однако, оказывается, на родительских собраниях бывает весело.

Помнится, когда пришла пора записывать Кису в школу, я провела энное время у компьютера, изучая сайты общеобразовательных заведений и читая на форумах комментарии пап-мам, бабушек-дедушек. Большинство взрослых хвалило гимназию, где директором был господин Гусев. И располагалась школа в двух минутах ходьбы от нашего дома, и денег там за обучение не брали. Но я туда даже не сунулась. Почему? В классах там было всего по пятнадцать человек, а на сайте вывесили список тех, кто уже подал заявление, в перечне значилось сорок пять фамилий. Ниже шло объявление: «А связи с полным набором детей в три нулевых класса прием закрыт». После долгих размышлений мы с Максом выбрали платное заведение, где я сейчас и находилась. Прошло чуть больше месяца со дня начала учебы, а я уже устала от классной руководительницы. А ведь впереди у нас одиннадцать лет!

Глава 8

Вернувшись домой, я поднялась на пятый этаж, позвонила в дверь к Цыганковым и сказала открывшему дверь Зиновию Павловичу:

– Добрый день. Разрешите с вами побеседовать?

Профессор прищурился.

– Рад вас видеть. Простите, что стою перед вами в халате. Никак не ожидал гостей в столь ранний рассветный час.

– Не хотела вас разбудить, но дело не терпит отлагательства, – сказала я, удивляясь тому, как поздно восходит для профессора солнце, на часах-то уже обеденное время.

– Видите ли, уважаемая, извините, не знаю вашего имени-отчества… – запел доктор наук. – Да, я заведую кафедрой, но вопросов о приеме в аспирантуру не решаю. Если ваш ребенок не получил рекомендацию от кафедры, ничем помочь не могу. И вы опоздали с хлопотами, сейчас уже октябрь. Все решения приняты, приказы подписаны.

– Зиновий Павлович, наденьте очки, – попросила я.

Цыганков похлопал себя по бокам, вытащил из кармана очки, посадил их на нос и воскликнул:

– Евлампия Андреевна! Доброе утро! Проходите, пожалуйста. Простите, не узнал вас. Прекрасно выглядите, помолодели, посвежели. Отдыхали, наверное? Принял вас за сумасшедшую мамашу. Прямо беда с ними. Как только наступает начало учебного года, так дамочки просто ума лишаются, требуют, чтобы их детки-неучи в аспирантуре оказались, несмотря на неуды, которые на сессиях получали.

Я молча шла за хозяином, старательно сохраняя на лице вежливую улыбку. Зиновий спутал меня с женщиной, чей отпрыск не поступил в аспирантуру. Следовательно, диплом об окончании вуза у соискателя есть. И сколько же мне, по мнению Цыганкова, лет?

– Чайку? Кофейку? – пел хозяин, усаживая меня в гостиной. – Правда, Верусеньки нет, она улетела на фэшн-неделю в Милан.

– Зиновий Павлович, – перебила я его, – не хочу отнимать у вас время, поэтому без долгих церемоний спрошу. Вы знаете, что случилось с Надеждой Владимировной?

– Надежда Владимировна… Надежда Владимировна… – забормотал профессор. – Ах, Надежда Владимировна! Ну конечно! Она позавчера с блеском защитила докторскую. Вы с ней знакомы? Воистину мир тесен.

– Я о Реутовой, нашей соседке со второго этажа, – уточнила я.

Собеседник засмеялся.

– Я весь в работе, первая мысль в голове о коллеге. Надежда Владимировна – не редкое имя. С Реутовой я иногда пересекаюсь в лифте. Приятная дама, собачка у нее милая.

– Она умерла, – продолжала я.

– Да что вы говорите! Жаль псинку, – пригорюнился Цыганков. – Увы, век домашних любимцев короток. Вы собираете деньги на похороны песика? Сейчас принесу.

– Йорк в полном здравии, – остановила я профессора, – скончалась его владелица.

Доктор наук начал ахать и охать.

– О господи! Я видел ее на днях во дворе. Бодрая была, веселая. И вдруг! Все под богом ходим. А что случилось? Инсульт? Инфаркт?

– Зиновий Павлович, – продолжала я, – вы же знаете, мой муж – владелец крупного частного детективного агентства.

– Слышал что-то о нем, – согласился сосед, – Верочка говорила. Ох, любите вы, женщины, слухи и сплетни собирать.

– Макс часто работает в тесном контакте с полицией, – сказала я, – и сейчас мы подключились к расследованию внезапной кончины госпожи Реутовой. По сему поводу у меня есть несколько вопросов к вам.

Цыганков сделал скорбное лицо.

– Да, да, конечно, понимаю. Спрашивайте. Правда, ничего интересного я не сообщу, наше знакомство шапочное. Но всегда готов помочь. Итак?

Я положила руки на подлокотники кресла.

– Зачем вы вчера поздно вечером заходили к Реутовой?

Профессор изобразил удивление:

– Кто?

– Вы вчера вечером поздно заходили в гости к Надежде Владимировне, – чуть не по слогам повторила я. – У квартиры Реутовой громкий и оригинальный звонок, он издает лай. Вы, стоя на лестничной клетке, сказали: «Это Зиновий Павлович». Затем вошли и почти сразу вышли.

Профессор сцепил пальцы рук в замок.

– Простите. Начисто забыл. Сейчас пишу новую книгу, весь в ней. Да, действительно, я заглянул к Надюше, надо же, совсем из головы вылетело.

«Ага, – отметила я про себя, – у него Реутова теперь Надюша».

– Просто поговорить заскочили?

– Да, да, о ерунде поболтать, – обрадовался подсказке Зиновий Павлович.

– За пару минут наговорились? – уточнила я.

– У Надюши голова болела, – придумал очередную версию Цыганков, – она честно сказала: мигрень. Ах ты боже мой, наверное, у бедняги инсульт начинался.

– И вы ушли просто так? – укорила я профессора. – Не предложили соседке таблетку?

– Я сострадательный человек, – забеспокоился ученый, – если вы думаете, что я не помог, то это не так. Предложил Надежде Владимировне пилюли. Она их приняла.

– И потом умерла, – заявила я, – на тумбочке у кровати пустой блистер нашли.

Зиновий Павлович открыл рот.

– Нет!

– Реутова точно скончалась, – возразила я. И, усмехнувшись про себя, добавила: – А вас теперь заподозрят в содействии ее смерти.

– Меня? – перепугался хозяин. – За что?

– За лекарство, – уточнила я. – Медикаменты порой могут вместо пользы вред принести. Если при поносе слабительное примете, что получится?

Лоб профессора покрылся мелкими капельками пота. Я решила закрепить успех.

– Вчера Надежда Владимировна стояла у дверей ваших апартаментов. Я слышала ее слова: «Знаю, чем ты занимаешься». Увидев меня, Реутова сообразила: я слышала ее фразу, – поэтому принялась изображать, будто поет популярную песенку. Но я предполагаю, что она заподозрила вас, Зиновий Павлович, в неблаговидном поведении. Вы сидели в квартире тихо, не откликнулись. А когда все ушли, спустились к Реутовой и завели с ней непростой разговор, в процессе которого решили убрать ее со своего пути. Попросту сказать, убить. Почему? У меня есть предположение: возможно, вы изменяете супруге, а Реутова пыталась вас шантажировать.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – зачастил профессор. – Евлампия, дорогая, поймите меня правильно… я честный человек… прекрасный муж…

Я терпеливо слушала сбивчивый рассказ Зиновия Петровича и в конце концов узнала, как развивались события.

…Доктору наук хорошо за шестьдесят, но он до сих пор нежно любит молодых девушек, в особенности тех, кому от восемнадцати до двадцати пяти. Уж очень эти прелестницы нравятся Цыганкову. С несовершеннолетними педагог никогда не связывается, он законопослушен. У Цыганкова молодая жена, ей тридцать пять. Профессор любит супругу, но, понимаете… у него еще не атрофировались всякие желания. А в институте, где Цыганков заведует кафедрой, на лекциях сидят в основном девушки. Юные. Прелестные. Персики. Майские розы. Незабудки. Блондинки. Брюнетки. Полненькие. Стройные… При таком выборе любой соблазнится. Дьявол не спит, искушает. Да еще современная мода не способствует целомудрию. На студенточках мини-юбки. Кофточки с глубокими вырезами. Маечки в обтяг. Сядет такая нимфа сдавать зачет, томно вздохнет, начнет нести чушь на вопрос билета, наклонится, станут видны сочные перси… Надо дурочке поставить «неуд», но ведь ее стипендии лишат и отчислить могут. А Цыганков жалостливый. Токмо из сострадания профессор приглашает глупышек к себе домой, исключительно для пересдачи зачета-экзамена. Вчера Надежда Владимировна подошла к двери квартиры сластолюбца и сказала в домофон: «Знаю, чем ты занимаешься». Профессор, естественно, занервничал, ведь рядом с ним находилась студентка Катя Полякова. Надеюсь, всем понятно, по какой причине парочка сидела тихо.

Неверный муж стал думать, как ему быть, если Реутова продолжит звонить, но та почему-то перестала. Зиновий Павлович осторожно включил камеру и увидел на лестнице меня, Наташу и Реутову. И вовсе запаниковал. Он решил, что Надежда Владимировна решила его изобличить, для чего собрала свидетелей. Но вся честная компания неожиданно удалилась. Цыганков подождал некоторое время и выпустил Катю…

Я удивилась, что Наташа ничего не рассказала о визите девушки, повторяла, что в подъезд не входили посторонние. Требовалось неувязку прояснить.

– Лифтерша не заметила студентку?

Профессор опустил очи долу.

– Ну… когда я провожаю гостью, то обычно один еду на первый этаж, а моя… э… подопечная идет босиком до второго и там ждет. Внизу я говорю Ильиной: «Деточка, помогите банку открыть». Наталья направляется со мной в квартиру, а гостья убегает. Очень просто.

– Понятно, – кивнула я. – И входят девушки тоже как-то по-хитрому?

– Если днем заглядывают, то не скрываются, – пояснил донжуанистый профессор, – и уходят часов в пять, не таясь. А вот коли вечером появляются, тогда да. Звонят со двора, я консьержку отвлекаю.

Вчера обожатель юных прелестниц планировал оставить очередную студентку Катю у себя до утра, но после появления у своей двери соседки решил не рисковать. Избавившись от студентки, Зиновий Павлович успокоился, а потом на него накатила вторая волна страха. Что, если Реутова расскажет Верочке о том, как не могла попасть в их квартиру?

Назад Дальше