– Ох, издалека?, издалёка, – только и пробормотал господин, пряча глаза.
Вася, смирившись с поражением, вздохнул. «Зато теперь совершенно понятна тоже далеко немаловажная вещь: вот этот заезжий господин, он же специалист по рубке мебели, он же по всем признакам житель тех же мест, что и Наталья, явно что-то ищет в доме Феофаны Ивановны. Некий тайник. Ну и пусть себе ищет. Мы тоже его скоро найдем!»
Отдавая листочки несговорчивому барину, Василий заметил небрежно, что, ежели бы ему такой дом принадлежал, он этих тайников мог понаделать где угодно – такими потайными местечками дом как бы уже располагал сам по себе.
– Да хоть бы вот тут! – Василий ткнул в место, соединяющее на чертеже первый этаж с подвалом, в районе Феофаниной кухни.
– Там должно образовываться маленькое пустое пространство. Доска ровно никак в этом углу не ляжет.
Прищуренный старичок с удовольствием выслушал то, что ему сказал Василий. Даже достал карандаш и, как-то неприятно дергаясь, поставил на указанном месте небольшой крестик.
Тема разговора исчерпалась, и долее оставаться за столиком для юноши было уже невозможно. Встав, Василий, поклонился барину и пошел восвояси довольный, но задумчивый.
* * *Наташа, закончив с самыми важными распоряжениями о празднике, наконец-то вспомнила про уговор с Васей и решила начать объезд соседей.
Первый ее визит состоялся к Ольге и ее maman, где пришлось отведать все поданные на обед кушанья. По-другому нельзя было рассмотреть всех гостей, приехавших к помещице. Среди них не оказалось ни одного незнакомого лица. Все те же, кто бывал здесь и раньше. Все знакомые. Получается, в доме Затеевых можно было странного господина не искать.
Затем навестила Князеву. Та встретила Наташу ласково и гостеприимно: гости к вдове наведывались не слишком часто из-за ее несколько подпорченного летами характера. Никаких родственников в ее доме не обнаружилось.
Вздохнув, она приказала кучеру ехать к Зюм. Трясясь в двуколке по дороге к ней, Наташа выдумывала один предлог хуже другого, чтобы объяснить Софье Павловне свой неожиданный визит. Наконец остановилась на наиболее правдоподобном: просить фонарики – украсить сад к именинам. Но часто бывает, что, когда волнуешься и долго готовишься к чему-либо, в результате проблема оказывается вовсе не проблемой. Так и сейчас: Софи не оказалось дома. Наташа, пользуясь отсутствием хозяйки, как бы между делом поинтересовалась нужными сведениями у прислуги. Выяснилось, что к Софье Павловне мужчины старше сорока почти и не наведываются. Сейчас же у нее гостил то ли брат, то ли сват, то ли очередной вздыхатель – некий щеголеватый господинчик, который явно не подходил под описание, данное Василием. Наташа, немного разочарованная результатами, поехала к Феофане Ивановне.
Подъезжая к ее дому, почувствовала, что сердце забилось чаще, что какая-то летящая радость поднимается в душе, что хочется скорее войти в дом, увидеть графа, его глаза, улыбку, слышать его, говорить, скорее, скорее же…
– Ах, Наталья Николаевна, голубушка, уж и не знаю, что делать! Не дом, а гошпиталь какой-то, и все эти грибы поганые. Ух, я Дуняшу! – встретила гостью старушка, потрясая в воздухе сухоньким кулачком. – Граф лежит, всю ночь маялся, но Бог помог, уже чаю с сухариками попросил. Максим вообще сознания лишился, вон доктора опять пришлось вызывать. Антон Иванович тоже лежит, а я здоровехонька, хоть и откушала на славу вчера.
В подтверждение своих слов тетушка громко хлебнула целебного ромашкового настоя из синей фарфоровой чашки.
– Отравились грибами. Накануне собирали, со сметанкой натушили, откушали все, а теперь вон оно что. Гошпиталь, говорю, как есть.
«Как жаль, значит, графа я сегодня не увижу», – расстроилась Наташа… Но что-то было еще такое в тетушкиных словах, что кольнуло ее легким беспокойством. «Граф – понятно, Максим – графов лакей, тоже понятно, а кто такой Антон Иванович?»
– А кто такой Антон Иванович? – спросила вслух Наташа.
– Ох! – Старушка, быстро обернувшись, зашептала, обрадовавшись возможности пожаловаться. – Муж сестры моей покойной, Женечки. Три года со смерти ее не встречались. А тут вот вдруг пожаловал!
Старушка замолчала. Потом, махнув рукой, опять зашелестела на ухо своей благодарной слушательнице:
– Куда-то умудрился все деньги промотать. Беден как церковная крыса. Сиротку убогую, Женечкой взятую на воспитание, толком не поднял. По слухам, весь в долгах к тому же. Хозяйство от его управы разваливается почти. Я вот тут даже, – Феофана Ивановна наклонилась к Наталье поближе, – даже запрос послала его управляющему, чтобы знать, как дела обстоят на самом деле. Вот жду ответа. Так и живем. Да что странно – денег не просит! Гостит, а чего целыми днями делает – неведомо. Ездит и ездит куда-то… Говорит, к чинам по кровному делу хлопотать. Ну а что делать – родственник ведь, не выгонишь. Хотя он даже Сашеньку уже начал раздражать… Тем, что сапоги не чистит до блеска! – вдруг нарочито громко произнесла старушка, и Наташа, немного сбитая с толку этими сапогами, не сразу заметила, что они не одни.
В дверях стояла белая как мел Дуняша и таращилась на барыню обезумевшим взором.
– Ну чего тебе? – немного сварливо поинтересовалась Феофана Ивановна.
– Барыня! – закричала Дуняша. – Не повинна я! Не единого плохого грибочка не подала, уж сколько служу. Барыня! Не на мне грех, не виновата! – И поперхнувшаяся всхлипом Дуняша только набрала в легкие воздуха, чтобы закатится новым криком, осеклась – в комнату вошел доктор.
– Иди, Дуняша, – хмуро кивнул он горничной. Осторожно приблизившись к сидевшей с открытым ртом Феофане, он произнес: – Грибы не грибы, а Максим только что Богу душу отдал. – И с размахом опустился в кресло.
– Ох ты господи! – мелко, испуганно перекрестилась старушка. – Что же за напасти такие. Это значит, и Сашенька мой мог!.. – вдруг взревела она не хуже Дуняши.
– Мог, – коротко ответил доктор, отчего-то многозначительно глядя на Наташу. – Но он вполне здоров. И, Феофана Ивановна, на вашем месте я бы не особо Дуняшу винил. Все. Наталья, поехали – подвезу, поговорим по дороге.
Наскоро попросив передать привет графу и вверив причитающую старушку слугам, Наташа затрусила к коляске доктора. Минут пять они ехали молча. Никольский все хмурился, выстукивая по сиденью нервную дробь тонкими сухими пальцами. Наконец, кинув на Наташу секундный, истинно «докторский» просвечивающий взгляд, Никольский нарушил молчание.
– Знаешь, Наталья, ни с кем не могу поделиться. Даже растерялся немного. Хоть ты меня выслушай… Не нравится мне эта история с грибами. Эх! – Он вдруг махнул рукой, как будто хотел сказать «была не была». – Понимаешь, граф грибы почти не попробовал. Они достались Максиму. Он за него их съел. А если бы съел сам граф, то он был бы сейчас мертв! Подожди, потом причитать будешь, – остановил он Наташин вскрик ужаса. – Позволь договорю.
Сама посуди: наверное, грибами травилась. Что должно быть: тошнота, слабость, головокружение, недержание желудочное – максимум. Чтобы человеку поплохело серьезно, надо живьем поганок пять съесть, а не так как у Феофаны заведено. У нее же только белый гриб в употребление идет, девки вручную каждый сбор проверяют. Не дай бог, сыроежка попадется – сразу вон, выкидывают. Граф вчера немножко блюдо это грибное отведал и обратно отослал. А Максим за ним почти полную порцию съел. Антон Иванович полное блюдо съел, Феофана Ивановна тоже. И результат – у всех разные симптомы. Граф только желудком слегка мается. Феофане Ивановне хоть бы хны, Максиму же стало плохо точно так, как если бы отменно ядовитейших грибов сплошняком в тарелку насовали. Безнадежно. Отмучился. Антон Иванович, вообще, по-моему, притворяется. В общем, – и доктор тихо спросил, внимательно глядя на Наташу: – Какой бы ты, Наталья, на моем месте вывод сделала?
Ох, как страшно ей стало! Опять затрясло, как давеча в конюшне с кузнецом. Совершенно понятно, чем так озаботился доктор. Похоже, кто-то пытался отравить графа, и отравить смертельно.
Последнюю фразу она произнесла вслух, и доктор, кивнув, откинулся в глубь сиденья, устало потирая переносицу:
– Знаешь, милая, не нравится мне все это. Ты с графом вроде сдружилась. Может, говорил тебе что? В шутку, а может, всерьез? Его и так каверзы что-то в последнее время подстерегают… Не могу я, конечно, вот так утверждать, что это какое-то преднамеренное отравление! – Доктор нерешительно помолчал. – Но я уже совершенно четко поговорил сейчас с графом, указывая, чтобы он как можно серьезнее отнесся к моим словам. Поспрашивал про его жизнь. Даже про врагов каких спросил. И, видишь ли, Наталья, – смеется! – Никольский горестно взмахнул руками. – Расхохотался так. Сказал, что у меня от долгой практики уже видения начались… И это мне-то такое сказать!
Наташа в прямом смысле прикусила язык, на кончике которого вертелись уже готовые сорваться слова с подробностями про плохо подкованную лошадь, о переживаниях Митрофана, о Васиных исследованиях. Она просто сидела в бричке Никольского, трясясь в такт ухабам, и молчала.
«Ведь граф не рассказал доктору, что я, даже мы, ведем расследование странных происшествий, что мы озаботились ими всерьез. Не рассказал. Интересно почему? Уж кому как не ему? Но тогда и я пока Никольскому ничего не скажу. Но уж графу скажу непременно! Сегодня грибы, а завтра что? Все это странно и страшно. А если он опять станет смеяться, то напрямую пойду или к тайному советнику, или в полицию».
И она твердо решила серьезно с Сашей побеседовать, тотчас как только увидит.
– Я поговорю с ним, – сказала она вслух. – Не беспокойтесь. Он меня выслушает.
Никольский вздохнул:
– Попробуй, Наталья. Я уж и не знаю, что делать. Не к исправнику же бежать – за дурака примут. Эка невидаль – человек от грибов помер! А может, и правда все-таки от грибов… – Доктор, что-то бормоча про себя, откинулся на спинку сиденья и спустя минуту уже дремал.
Глава седьмая
Еще о странном господине. План действий. Закат над уездом. Антон Иванович и подвал
Оказавшись дома, Наталья почувствовала, что от всех полученных за день новостей она уже совершенно не способна ясно мыслить. А подумать над всем этим нужно было обязательно. Эх, надо бы Васю запиской вызвать. Да куда уже – вечереет…
Наскоро поужинав в одиночестве – князь уехал к приятелю – она поднялась к себе в комнату и открыла дневник.
Ровные быстрые строки ложились на бумагу, описывая события последних дней. И если предыдущие страницы содержали такие записи, как: «Привезли бордового бархата обрез на то платье, которое я в журнале видела», или «Приняла роды у кошки. Ура! Все живы. Самого шкодливого отвезу Князевой, как подрастет», – то сегодняшний текст был похож на план боевых действий: «Пистолет отдан на изучение. Вася знает» или «С кем же посоветоваться? Очень много неясного происходит». Или уже совсем лаконичное: «Тайный советник – угу». Наташа просмотрела написанное. В голове немного прояснилось, показалось даже, что некое пустое пространство образовалось. «Свято место пусто не бывает», – подумала она с некоторым опасением. И тут же вспомнила свой сегодняшний визит к Феофане Ивановне и поймала себя на некоем раздражающем ощущении… Будто упущен был какой-то момент. Важный момент. Она постаралась сосредоточиться на этом своем ощущении и стала вспоминать, воскрешая в памяти картинки сегодняшнего дня: «Вот доктор рассказывает мне о грибах… Дело действительно какое-то совсем нехорошее… И как Дуняша про Максима закричала! Вот с этим криком все из головы и выскочило! Ведь приезжала к тетушке с целью какой-то! Так, Наташа, вспоминай… До Дуняши сидели, и тетушка все жаловалась на… А!»
И Наташа, вспомнив, даже раскраснелась от досады.
«Вот и пытайся что-то расследовать с такой памятью! Ведь Антон Иванович же! Бедный родственник Феофаны, которого не видно и не слышно! Угу…»
Одновременно с этим ее мысленным «Угу» под окном прозвучал тихий свист.
«Вася! – обрадовалась Наташа. – Как хорошо, что пришел!»
От желания поскорей увидеть друга она подошла к окну, решившись спуститься вниз через него. Но лестница, по которой этот спуск был бы возможен, отсутствовала, а прыгать со второго этажа она так и не научилась. Поэтому, захватив шаль и дневник, Наташа поспешила в беседку обычным путем.
Василий сидел, почти неприлично положив правую ногу на скамью. Наташа было удивилась, но, присмотревшись, заметила, что часть Васиной ноги, сразу под штаниной, была замотана бинтом.
– Господи, Вася, что с ногой?
Василий поморщился:
– Разгружали товар, мешок с металлом на ногу скинули. Да ничего, до свадьбы заживет! Может быть, до вашей, барышня, свадьбы, – чуть улыбнувшись, добавил он, вглядевшись в Наташино лицо и замечая в его выражении новые, нежные и взрослые нотки…
А Наташа и не нашлась даже что и ответить. Просто щеки заалелись, и легкое это тепло было радостно…
Конечно, удивительны были отношения Наташи с Василием. И со стороны Василия больше даже, чем со стороны Натальи. Ведь известно, что женщины, в отличие от мужчин, гораздо чаще способны на настоящую, не омраченную любовными страданиями, искреннюю дружбу с противоположным полом. А вот мужчины… Блестящие глаза, ямочки на щеках, немного рискованный вырез платья быстро сменяют чувства дружеские на более глубокие и требовательные. Н-да… Однако дружба между Наташей и Васей сейчас была действительно спокойной и чистой. В Наташиной голове мысли определенного толка вообще не возникали. А Вася… Вася любовью к Наташе уже переболел. Был в его жизни мучительный год, когда он даже и не появлялся у Красковых. Такая близость к мыслям и чувствам его бывшей госпожи, к красоте и доверчивости Наташи не могла не вызвать в нем чувства. И Вася в этот год испил всю горечь запретной для него любви. Он не сходил с ума и не совершал безумных поступков. Он с полным осознанием того, что происходит, просто болел этой любовью. Болел ее невозможностью. Он никогда в жизни не признался бы никому в этом чувстве. К чему? Он холоп, она княжна. И все. С безумно тяжело дававшейся ему отрешенностью он наблюдал за сначала разрастающейся, а потом потихоньку уходящей болью в своей душе. За опустевшей и посеревшей в этот год своей жизнью. За тем, как почти не он, насильно возвращал краски деревьям, цветам, запах хлебу, а мыслям – радость. Он выздоровел. Его шрамы иногда болели, но в душе вместо боли воцарилась стойкая, несокрушимая нежность к Наташе. Он стал ее рыцарем, готовым в любой момент встать на защиту счастья своей госпожи…
Наташа, озабоченная сегодняшним днем, не замечала Васиного молчания и уже говорила, спеша:
– Как славно, что ты пришел! У меня новости есть!
И стала рассказывать о событиях сегодняшнего дня. Что графа, может быть, хотели отравить. Что из соседей пока одно только лицо вызывает подозрение – таинственный тетушкин гость, ее родственник Антон Иванович.
– Хотя не всех соседей еще удалось посетить. Так что…
– Да, может, и он… – Василий в свою очередь рассказал о второй встрече со странным господином в трактире. – Эх, жалко, вы этого Антона Ивановича хотя бы мельком не увидели! Сейчас бы портрет сравнили, и хоть что-то могло стать ясным. Давайте опишу вам господина, которого встречал я, а вы уж в голове на всякий случай портрет этот держите. Э… – Вася сосредоточился, вспоминая: – Телом он худ, однако лицо полноватое, лет за 50 ему будет. Иногда, когда боится чего или робеет, на старичка совсем похож становится. Все морщины разом проявляются и дребезжат так, если вы понимаете, о чем я… Когда же доволен, вроде как молодеет. Даже представительным кажется… Волосы у него густые, темные, в бакенбарды такого же цвета переходят. Глаза голубые с зеленцой, слезятся немного и беспокойные очень. Взгляд ему трудно на чем-то остановить, как будто мысли тревожные так в голове и хороводят. Кожа желтоватая, пальцы слегка искривлены. Воспаление суставов, наверное. Ногу одну как бы поджимает. Ну что еще – росту на голову меня ниже, среднего он роста…