– Нет, сэр, Уильямс не ошибся. Я уже послал за доктором Картрайтом и взял на себя смелость запереть дверь. И собираюсь сообщить сэру Освальду о случившемся. Теперь мне нужно найти мистера Бейтмена.
Тредуэлл поспешил прочь. Ронни стоял ошеломленный.
– Джерри… – пробормотал он про себя.
Джимми взял своего друга под руку и направился с ним через боковую дверь в укромную часть террасы. Там он заставил его сесть.
– Успокойся, парень, – мягко сказал он. – Сейчас ты придешь в себя.
Но смотрел он на него как-то странно. Он и не подозревал, что Ронни был таким близким другом Джерри Уэйда.
– Бедняга Джерри, – задумчиво произнес он. – Если кто и выглядел здоровяком, так это он.
Ронни кивнул.
– Эта шутка с часами кажется теперь такой отвратительной, – продолжал Джимми. – Странно, почему комедия так часто превращается в трагедию?
Он говорил что придет в голову, просто давая Ронни время оправиться. Тот нетерпеливо зашевелился:
– Когда же придет врач? Хотел бы я знать…
– Что знать?
– Отчего он… умер.
Джимми поджал губы.
– Сердце? – предположил он.
Ронни коротко и мрачно усмехнулся.
– Послушай, Ронни, – начал Джимми.
– Что?
Джимми с трудом подбирал слова:
– Ты не хочешь сказать… ты не думаешь, то есть тебе не пришло в голову, что… что, ну, я имею в виду, его не стукнули по голове или что-нибудь в этом роде? Тредуэлл запер дверь, и все такое…
Джимми казалось, что его слова заслуживают ответа, но Ронни продолжал молча смотреть прямо перед собой.
Джимми покачал головой и снова замолчал. Он не думал, что сейчас можно что-нибудь сделать. Оставалось только ждать. Он и ждал.
Их молчание прервал Тредуэлл:
– Доктор хотел бы увидеться с вами, джентльмены, в библиотеке, если вы не возражаете.
Ронни вскочил. Джимми последовал за ним.
Доктор Картрайт был худым энергичным молодым человеком с умным лицом. Он приветствовал их коротким кивком. Орангутанг, выглядевший еще более серьезным и умным, чем обычно, представил их друг другу.
– Я понял так, что вы были близким другом мистера Уэйда, – сказал доктор Ронни.
– Его лучшим другом.
– Хм. Что ж, дело представляется совершенно ясным, хотя и печальным. Он выглядел очень здоровым молодым человеком. Вы не знаете, у него была привычка принимать что-нибудь перед сном?
– Перед сном? – поразился Ронни. – Он всегда спал как сурок!
– И вы никогда не слышали, чтобы он жаловался на бессонницу?
– Никогда.
– Ну, факты не вызывают сомнений. Тем не менее, думаю, все же будет проведено расследование.
– Как он умер?
– В этом не приходится сомневаться – чрезмерная доза хлорала. Лекарство было у его постели, и флакон, и стакан. Прискорбно.
Джимми задал вопрос, который, он чувствовал, крутился на языке его друга:
– Нет сомнения в том, что это… что с этим все чисто?
Врач резко взглянул на него:
– Почему вы спрашиваете? Есть какие-то причины для подозрений?
Джимми взглянул на Ронни. Если Ронни знал что-нибудь, теперь было самое время сказать об этом. Но, к его удивлению, Ронни отрицательно покачал головой.
– Абсолютно никаких, – внятно сказал он.
– А самоубийство?
– Ни в коем случае.
Ронни был категоричен, в отличие от врача, который не был настолько в этом убежден.
– О каких его проблемах вы знаете? Денежные затруднения? Женщины?
Ронни опять покачал головой.
– А его родственники? Они должны быть поставлены в известность.
– У него есть сестра. Единокровная. Живет в Дин-Прайори. Миль двадцать отсюда. Когда Джерри не было в городе, он жил у нее.
– Хм, – сказал врач. – Ей надо сообщить.
– Я съезжу, – сказал Ронни. – Неприятное занятие, но кому-то надо это сделать. – Он взглянул на Джимми: – Ты знаешь ее?
– Немного. Танцевали пару раз.
– Тогда поедем на твоей машине. Ты не возражаешь? Боюсь браться за это один.
– Конечно, – успокоил его Джимми. – Я сам собирался предложить тебе это. Пойду заводить старый драндулет.
Он был рад найти себе занятие. Поведение Ронни озадачивало его. Что он знает или подозревает? И почему он не сказал о своих подозрениях, если они у него есть, врачу?
И вскоре два друга неслись в машине Джимми, бесшабашно пренебрегая такой, по их мнению, ерундой, как ограничение скорости.
– Джимми, – произнес наконец Ронни, – я думаю, ты лучший мой друг… теперь.
– Ну и что? – спросил Джимми. Голос его охрип.
– Хочу сказать тебе кое-что. Тебе нужно это знать.
– О Джерри Уэйде?
– Да, о Джерри Уэйде.
Джимми ждал:
– Ну?
– Не знаю, могу ли я…
– Почему?
– Я связан своего рода обещанием.
– Ну, тогда, может, лучше не надо?
Наступило молчание.
– И все же я бы хотел… Знаешь, Джимми, у тебя голова работает лучше моей.
– Могла бы и твоя работать не хуже! – резко сказал Джимми.
– Нет, не могу! – внезапно решил Ронни.
– Ладно, – ответил Джимми. – Дело твое.
После долгого молчания Ронни спросил:
– Какая она?
– Кто?
– Эта девушка. Сестра Джерри.
Джимми молчал некоторое время, затем ответил изменившимся голосом:
– Она в порядке. Знаешь, она что-то потрясающее!
– Джерри был очень предан ей, я знаю. Часто рассказывал о ней.
– И она была очень предана Джерри. Это будет удар для нее.
– Да, чертово дело.
Они молчали, пока не подъехали к Дин-Прайори.
Служанка сказала, что мисс Лорейн в саду. А если они хотят увидеть миссис Коукер…
Джимми красноречиво объяснил, что они не хотят увидеть миссис Коукер.
– Кто эта миссис Коукер? – спросил Ронни, когда они вошли в несколько запущенный сад.
– Старая селедка, которая живет с Лорейн.
Они ступили на мощеную дорожку. В конце ее стояла девушка с двумя черными спаниелями. Небольшого роста, светловолосая, одетая в старенький, потертый твидовый костюм. Ронни совсем не такой ожидал увидеть мисс Уэйд. Она совсем не во вкусе Джимми.
Держа одну собаку за ошейник, она пошла по дорожке навстречу им.
– Добрый день, – сказала она. – Не обижайтесь на Элизабет. Она только что ощенилась и сейчас очень подозрительна.
Мисс Уэйд держалась необычайно свободно, и, когда улыбалась, казалось, что неяркая дикая роза озаряет своим светом ее щеки. Глаза же были темно-синими, как васильки.
Вдруг глаза ее расширились. В них мелькнула тревога. Как будто она уже догадалась.
Джимми поспешил заговорить:
– Это Ронни Деврё, мисс Уэйд. Вы должны были много слышать о нем от Джерри.
– О да! – Она одарила его теплой, доброй улыбкой. – Вы оба были в Чимниз, правда? Почему вы не привезли с собой Джерри?
– Мы… э… не смогли, – сказал Ронни и замолчал.
Опять Джимми заметил вспышку страха в ее глазах.
– Мисс Уэйд, – сказал он, – я боюсь, то есть у нас плохие новости для вас.
Она тревожно взглянула на него:
– Джерри?
– Да. Джерри. Он…
Она в нетерпении топнула ножкой:
– О, говорите, говорите! – И вдруг повернулась к Ронни: – Скажите вы!
Джимми почувствовал укол ревности, и в этот момент он понял то, в чем так долго не хотел себе признаваться. Он понял, почему Хелен, Нэнси и Конфетка были просто «девочками» для него, и не более того.
Как сквозь преграду, до него донеслись слова Ронни:
– Да, мисс Уэйд. Я скажу вам. Джерри умер.
Присутствие духа не оставило ее. У нее перехватило дыхание, она отшатнулась, но через минуту-другую уже в волнении спрашивала:
– Когда? Как?
Ронни отвечал ей мягко, как мог.
– Снотворное?.. Джерри?! – Голос ее был полон недоверия.
Джимми взглянул на нее. Это был почти предупреждающий взгляд. Внезапно он почувствовал, что в своей наивности Лорейн может сказать лишнее.
В свою очередь он объяснил необходимость расследования так мягко, как это было возможно. Лорейн вздрогнула. Она отклонила их предложение взять ее с собой в Чимниз, но пообещала приехать позже. У нее есть свой двухместный автомобиль.
– Мне нужно побыть… побыть одной сначала, – жалобно сказала она.
– Я понимаю, – ответил Ронни.
– Хорошо, – согласился Джимми.
Они смотрели на нее, чувствуя неловкость и беспомощность.
– Большое вам спасибо, что вы приехали.
Они уехали назад в молчании, ощущая какую-то скованность, возникшую между ними.
– Боже мой! Какая отважная девушка! – только однажды нарушил молчание Ронни.
Джимми согласился с ним.
– Джерри был моим другом, – добавил Ронни. – Теперь моя обязанность присматривать за ней.
– О да! Конечно.
Больше они не разговаривали.
В Чимниз Джимми ждала встреча с заплаканной леди Кут.
– Бедный мальчик! – повторяла она. – Бедный мальчик!
Джимми высказал все подходящие к случаю замечания, какие смог придумать.
Леди Кут начала рассказывать ему длинную историю, насыщенную множеством подробностей, о болезнях своих многочисленных обожаемых друзей. Джимми слушал с сочувствующим видом, и наконец ему удалось освободиться, даже не нагрубив.
Он легко взбежал по лестнице. Ронни как раз выходил из комнаты Джерри Уэйда и, казалось, растерялся, увидев Джимми.
– Я ходил посмотреть на него, – сказал он. – Ты пойдешь?
– Думаю, нет, – ответил Джимми, для которого, как и для любого здорового молодого человека, было естественно нежелание лишний раз напоминать себе о существовании смерти.
– Я думаю, все его друзья должны проститься с ним.
– Да? – переспросил Джимми. У него создалось впечатление какой-то странности в поведении Ронни Деврё.
– Да, в знак уважения.
Джимми вздохнул и уступил.
– Хорошо, – сказал он и вошел в комнату, сжав зубы. Белые цветы лежали на покрывале, комната была убрана и выглядела надлежащим образом.
Джимми бросил быстрый нервный взгляд на спокойное белое лицо. Неужели это ангелоподобный румяный Джерри Уэйд? Эта спокойная, тихая фигура…
Джимми передернуло.
Когда он поворачивался, чтобы уйти, его взгляд скользнул по каминной полке, и он в удивлении остановился. На ней аккуратно в ряд были выставлены будильники.
Он быстро вышел из комнаты. Ронни ждал его.
– Он выглядит очень спокойным. Да, какое несчастье, – пробормотал Джимми. Потом добавил: – Слушай, Ронни, кто там выставил в ряд эти часы?
– Откуда я знаю! Кто-нибудь из слуг, наверное.
– Интересная штука, – продолжал Джимми, – их там семь, а не восемь. Ты заметил?
Ронни что-то невнятно пробормотал.
– Семь вместо восьми, – хмурясь, повторил Джимми. – Интересно почему?
Глава 4
Письмо
– Эгоцентричность – вот так я бы это назвал, – сформулировал лорд Катерхэм.
Он говорил мягким, спокойным голосом и, казалось, был доволен найденным определением.
– Да, абсолютная эгоцентричность. Я часто нахожу этих самостоятельных людей эгоцентричными. Очень возможно, что именно поэтому им удается сколотить такие большие состояния.
Он оглядел мрачным взором свои родовые владения, которые только сегодня были возвращены ему.
Его дочь, леди Эйлин Брент, известная среди своих друзей и в свете просто как Бандл, рассмеялась.
– Ты наверняка никогда не сколотишь большого состояния, – сухо заметила она, – хотя твоя мысль поселить здесь старого Кута была вовсе не дурна. Каков он? Презентабелен?
– Один из этих великих людей, – ответил лорд Катерхэм, слегка передернув плечами. – С красным квадратным лицом и серо-стальными волосами. Властный, представь себе. Что называется, сильная личность. Человек, в которого превратился паровой каток.
– Слегка утомляющий? – сочувствующе предположила Бандл.
– Ужасно утомляющий! Полный самых нудных добродетелей, таких, как умеренность и пунктуальность. Я не знаю, кто хуже: властная личность или ревностный политик. Я лично предпочитаю веселых бездельников.
– Веселый бездельник вряд ли был бы в состоянии платить ту цену, которую ты запросил за этот древний мавзолей, – напомнила ему Бандл.
Лорд Катерхэм поморщился:
– Я бы не хотел, чтобы ты употребляла это слово, Бандл. И вообще мы отклонились от темы.
– Не понимаю, почему ты так чертовски близко принимаешь это к сердцу! – сказала Бандл. – Все равно ведь людям надо где-то умирать.
– Им не надо умирать в моем доме, – заявил лорд Катерхэм.
– Не понимаю, почему нет? Куча людей умерла здесь. Дюжина строгих прадедушек и прабабушек.
– Это другое дело, – возразил лорд Катерхэм. – Естественно, Бренты должны умирать здесь, они не в счет. Но я категорически против посторонних. И особенно против расследований. Это скоро станет здесь нормой. Уже во второй раз. Помнишь, сколько шума было здесь четыре года назад? В чем, кстати, я целиком и полностью обвиняю Джорджа Ломакса.
– А теперь ты обвиняешь бедный старый паровой каток по фамилии Кут. Уверена, ему все это было так же неприятно, как и всем остальным.
– Очень эгоцентрично, – упрямо повторил лорд Катерхэм. – И людям, которые имеют склонность так поступать, не следует просить о сдаче дома. Можешь говорить что хочешь, Бандл, но я не люблю расследований. Не любил и не буду.
– Но это ведь не то же самое, что было в прошлый раз, – успокоила его Бандл. – Я имею в виду, это ведь не убийство!
– А какой шум поднял здесь этот тупоголовый суперинтендант – хуже, чем после убийства! Он еще не пришел в себя от того дела четырехлетней давности. Он уверен, что каждая смерть, случившаяся в этом доме, – это громкое политическое убийство. Ты не представляешь, какой переполох он тут устроил! Мне об этом рассказывал Тредуэлл. Проверял все мыслимое на отпечатки пальцев. И разумеется, нашли только принадлежащие покойнику! Яснее дела не бывает – а самоубийство это было или несчастный случай, уже другой вопрос.
– Я видела как-то Джерри Уэйда, – вспоминала Бандл. – Он был другом Билла. Он бы понравился тебе, папа. Веселый бездельник, каких мало.
– Мне не нравится никто, кто приходит в мой дом и умирает в нем, только чтобы позлить меня, – упрямо сказал лорд Катерхэм.
– И я совершенно не могу представить себе никого, кто бы хотел убить его, – продолжала Бандл. – Сама мысль об этом абсурдна.
– Конечно, – согласился лорд Катерхэм. – Для всех, кроме такого осла, как суперинтендант Реглэн.
– Уверена, ища отпечатки пальцев, он чувствовал себя невероятно важным, – успокоила его Бандл. – А эту историю они отнесут к смерти в результате несчастного случая, да?
Лорд Катерхэм кивнул:
– Им придется быть предупредительными к его сестре.
– У него была сестра? Я не знала.
– Единокровная, мне кажется. Она была намного моложе его. Старый Уэйд сбежал с ее матерью, он постоянно этим занимался. Женщины привлекали его, только если принадлежали другим мужчинам.
– Я рада, что хоть этой дурной привычки нет у тебя, – сказала Бандл.
– Я всегда вел очень порядочную, богобоязненную жизнь, – ответил лорд Катерхэм. – Удивительно, почему меня не могут оставить в покое, учитывая, как мало вреда я приношу окружающим. Если только…
Он замолчал, так как Бандл внезапно выглянула в окно.
– Макдональд! – позвала Бандл ясным властным голосом.
Император приблизился. Некое неопределенное выражение, которое можно было бы принять за доброжелательную улыбку, забрезжило на его лице, но тут же было рассеяно природной мрачностью садовника.
– Ваша светлость? – произнес Макдональд.
– Как ваше здоровье? – спросила Бандл.
– А, не очень, – ответил Макдональд.
– Я хотела поговорить с вами о лужайке для игры в гольф. Она невероятно заросла. Пошлите кого-нибудь на нее, хорошо?
Макдональд в сомнении покачал головой:
– Для этого придется снять Уильяма с нижнего уровня, миледи.
– К чертям нижний уровень! – ответила Бандл. – Пусть начинает сейчас же. И, Макдональд…
– Да, миледи?
– Соберите виноград на дальнем участке. Я знаю, сейчас неподходящее время для этого, потому что оно у вас всегда неподходящее, но я тем не менее хочу. Понятно?