За ним потянулись обезьяны. Проходя мимо, они дружески хлопали меня по плечу, стараясь попасть по голему. Евлампий подныривал под волосатые ладони, и увы, не получил никакого вреда.
— Приятного аппетита, — пожелал я и отошел к фальшборту.
— Последний узнает о вашем недостойном поведении, приматы, — пообещал голем им вслед.
Я не спорил, конечно, узнает. У кого-то же есть постоянная связь с высшим судьёй.
Я почти заскучал, слушая однообразное бормотание Евлампия, когда из каюты выбрался Оливье. Голем сразу замолчал, перестав поносить летучих обезьян.
Потянувшись, дядя вальяжно подошёл.
— Что-то рыбки хочется, — заметил он лениво. — Наловите-ка мне жирненькой и приготовьте. Блюдо на ваше усмотрение. Жду к обеду!
Высказав распоряжения, он взошёл на мостик.
— А удочка? — крикнул я вслед.
— В лодке, — не оборачиваясь, ответил дядя.
Я побрёл на нос корабля. Откуда там удочка? Когда мы переплывали в Тролляндию, были только вёсла. Теперь же появился такелаж, скрученная сеть и две крупных удочки. Словно Оливье встал ночью и обо всём позаботился. Да я быстрее поверю, что маги перестанут колдовать, чем в его добрые намерения. С другой стороны, он расшибётся ради собственных капризов.
Выбрав ту удочку, которая удобнее легла в руку, я отошёл к борту.
Что теперь? Что, а главное на что, я собираюсь ловить? Знать бы кто здесь водится. Хотя бы где это самое здесь.
— Ловить умеешь? — поинтересовался я у голема.
— Под водой, — огрызнулся Евлампий.
Он все ещё злился за луковый суп, летучих обезьян, и поглотитель ведает за что.
— В Тринадцатом Тёмном Объединенном мире нет морей, озер, рек и океанов. На моей родине вообще нет водоемов. Кроме подземных.
— Блеск, — обреченно запыхтел я. — И как наловить рыбы на обед?
— Откуда я знаю, — раздраженно прошипел голем.
— Что, порыбачить решил? — спросил незаметно подошедший Чича.
— Капитан приказал, — ответил я. — Только не знаю, кого и на что ловить.
— А! — воскликнул боцман. — Рыбы здесь валом. Думаю, ты не хочешь таскать мелочевку?
Я пожал плечами.
— Понятно, — серьезно проговорил Чича. — Мой тебе совет. Лови крупную, с ней возни меньше, одну почистил, выпотрошил — и обед готов. Ты кстати, что стряпать будешь?
Я ещё раз пожал плечами.
— Понятно, — еще серьезнее произнес боцман. — Советую — уху. Быстро и вкусно.
— Мы согласны, — влез голем.
Летучий обезьян усмехнулся.
— А он ещё и смышлёный, когда снимешь, одолжишь?
— Обязательно, — согласился я.
— Договорились, слушай сюда, — продолжил Чича. — Бери шмат мяса. Непременно светлого с кровью. Цепляй на крюк и кидай с кормы. Пусть тащится за шхуной. Рыба сама приплывет. А уж как дёрнет, тяни. Только кусок бери поздоровее.
— Понял.
— Чё лупишься, свистать всех наверх! — скомандовал боцман.
Нырнув на кухню, я ухватил тушку василиска без головы и вынырнул обратно.
— Пойдёт! — одобрил Чича.
Чтобы не встретить дядю, я обогнул мостик и по второй лестнице пробрался на корму. Зацепил василиска на крюк и бросил. Вышло не очень. Тушка хлопнулась о борт и с плеском исчезла в воде. Ладно хоть с крючка не свалилась. Уяснив ошибку, я размотал леску.
— Аккуратней, — посоветовал голем.
Всегда он так, болтает пустые глупости, когда говорить вообще ничего не надо.
Справившись с леской, я облокотился о фальшборт. Ждать пришлось недолго. Удочку дёрнуло с такой силой, что едва не вырвало из рук. Я упёрся в палубу ногами и потащил на себя, закручивая леску. Рыба почему-то не сопротивлялась. Я тянул, печалясь, что «уха» сорвалась, когда удило выгнуло дугой.
— Держи, — крикнул голем.
— Тащу, — натужно выдавил я.
Леску повело под корабль, вырывая удочку из рук. Я растерялся, упущу снасти, Оливье убьёт, буду хвататься дальше, сам улечу за борт. В третий раз дёрнуло так, что я подлетел над палубой. Уже почти разжал пальца, когда странная рыба опять перестала тянуть.
— Что балуешься! — не выдержал голем. — Упустишь. Рыба тяжелая?
— Откуда я знаю, — мстительно припомнил я.
— Что ты вообще знаешь! — взвился Евлампий.
Леска натянулась и ослабла. Я качнулся вперёд и перегнулся через борт. Лучше бы мне ослепнуть. На крючок попалось чудище. Хотя надо разобраться, кто кому попался. Вцепившись в шхуну когтями, кошмарная трехголовая тварь карабкалась прямо ко мне. Жуткая туша едва показалась из воды, над волнами торчали только головы и край спины. Я завороженно уставился на крючок, зацепившейся за роговую пластину около зубастого рта. Чудище нервно встряхивало уродливой башкой, пытаясь выплюнуть снасти.
— А! Левиафан! — заорал голем, отдирая ногу от цепочки.
Левиафан? Пусть катится обратно в пучину. Размахнувшись, я запустил в него удочкой. Но чудище клацнуло зубами, и поймав её на лету, перекусило пополам. Разгрызая удило левиафан недобро глазел на меня, и скрёб по кораблю когтями.
— ЛЕВИАФАН! — снова завопил Евлампий.
Я уже орал вместе с ним, не забывая отступать от борта.
На крики сбежалась вся команда. Даже заспанная, только вскочившая с кровати фея. В пижаме из коротких розовых штанишек и майки на бретельках. С нежно трепещущими прозрачными крыльями за спиной. Особенно беззащитная и милая.
Увидев чудище, летучие обезьяны довольно захлопали друг друга по плечам.
— Я ведь только рыбки попросил… — грустно пробормотал дядя за моей спиной.
Я обернулся. На его деланно печальном лице лихорадочно блестели ушлые глаза. Он наслаждался происходящим.
— Левиафан сам… — начал я, но Оливье прижал палец к губам.
Обезьяны притащили такелаж и зацепили канат к задней рее грот-мачты.
Фея потёрла глаза и спросила у дяди:
— Уже пора? Трим-рим.
— Конечно, моя дорогая, твой выход! — пропел Оливье.
Я завистливо посмотрел в их сторону. Со мной он никогда так не разговаривал.
Люся ещё раз провела по лицу и подошла к обезьянам. Они уже размотали канат и спустили огромный крюк к фее. Зацепившись, она махнула рукой, и обезьяны, навалившись на лебедку, подняли её над палубой.
Из-за борта показался
гребень и прозрачные водянистые глаза, щёлки носа и пасть полная зубов. Я невольно попятился.— Вира! — весело крикнула фея, раскачиваясь на тросе.
— Точно ненормальная, — пробормотал я.
Голем пробубнил что-то неразборчивое, но вроде согласился.
Люся продолжала визжать, размахивая руками и ногами. Странное зрелище, но левиафану нравилось. Он глаз не мог оторвать от дурачеств феи. Задрав все три головы вверх, он копировал её покачивания, колыхаясь из стороны в сторону. В такт ему мотался корабль. Палуба наклонялась то вправо, то влево.
Людмила радостно пищала и улыбалась, не замечая, что она — приманка для огромного чудовища. Левиафан затаился, выглядывая из-за борта и провожая её жадными глазами. На солнце блестели прозрачные крылышки феи. Они звенели, выплёскивая серебряную пыльцу, и издавали тоскливую мелодию, незримо парящую в завихрениях прозрачного воздуха. Не выдумываю, я её видел. Музыка выглядела, как луг с сочной травой, пасущимися жирными руноносами и рыжим пастухом с флейтой.
Левиафан выждал момент и сжался. Ещё мгновение, и он бросится. Я обернулся на дядю и обезьян, неужели они не понимают? Чича оторвал взгляд от трепыхающейся феи и подмигнул.
Чудовище прыгнуло. Оттолкнулось от корабля, вспыхнувшего золотой аурой магической защиты, и на гребне волны, обдав нас холодными брызгами, выскочило из воды. Взлетело над палубой, вытянуло шеи и разверзло пасти, клацая на лету зубами и нетерпеливо махая хвостом.
Крылышки больше не трепетали. Облако серебряной пыли упало вниз, окутав оскаленные рты. Чудовище, натолкнувшись на невидимое препятствие, повисло в пустоте над океаном. Для одного во всех тридцати мирах левиафана время остановилось. Он не мог даже пошевелиться.
Фея взмахнула крыльями и взлетела. Подтянула крюк к ближайшей распахнутой пасти и зацепила за верхнюю челюсть чудовища. Порхнула в сторону и дунула на серебряную пыльцу. Облако рассеялось, левиафан вздрогнул, удивленно вытаращив глаза. Его тушу потянуло к воде, и он обвис на канате. Крюк воткнулся в нёбо. Раздался хруст. Шея натянулась, и левиафан заревел. Сначала угрожающе, а потом жалобно.
Обезьяны резво закрутили лебедку, подтягивая чудище к рее.
— Тебе предоставляется огромная честь!
Оливье протянул длинный гарпун.
— Давай, пройди боевое крещение. Пронзи сердце зверя!
В ответ, точно поняв слова капитана, левиафан отчаянно завыл. Он размахивал короткими перепончатыми лапами, пытаясь дотянуться до крюка, но не мог.
Я взял гарпун и даже сделал шаг. Чудовище пискнуло и засеменило задними конечностями. Когти едва касались палубы, соскакивая с досок.
— Не вздумай, — прошептал Евлампий.
Я смотрел на огромное белое пузо, покрытое чешуйками, и не мог собраться с силами.
— Коли! — скандировали летучие обезьяны.
Легко сказать, да трудно сделать. Чем дольше я раздумывал, тем яснее понимал. Не смогу!
Рядом со мной опустилась фея.
— Не каждый достоин высокой чести! — заметила она, проходя мимо. — Трам-рам!
Я вздохнул и повернулся к левиафану спиной. Отдал дяде гарпун и побежал вниз по лестнице. За спиной раздался разочарованный вздох Оливье. Потом — отчаянный вопль левиафана и ликующие крики обезьян. Спустившись в трюм, я залез в гамак и натянул на голову одеяло. Мутило, но укутавшись, я всё равно уснул.
Второе испытание я не прошёл. Не скажу, что меня задело, но видеть косые взгляды обезьян, конечно, неприятно. Даже зная, что виноват боцман. Он же обманул меня насчет ухи и рыбалки. Вдвойне противнее чувствовать жалость голема.
Проснувшись, я сообразил, что охота на левиафана подстроена Оливье заранее. О ней знали фея, боцман и обезьяны-матросы. Все, кроме меня. Конечно, зачем предупреждать какого-то оборотня. Ни к чему. Гораздо интереснее поиздеваться. А мне плевать! Хотите? Потешайтесь. Чхал я на дядины подколки, презрение феи и нравоучения голема. Я вынесу любой позор. Переживал ведь раньше.
Про охоту на левиафана мог бы догадаться. Слыхал же, что чудовище не в силах противиться простым приворотам. Только с моей рассеянностью можно было не заметить берцовую кость минотавра, привязанную к грот-мачте и раскрашенную бирюзовыми рунами призыва. Поэтому моя вина тоже есть. Дядя точно так и думал, поэтому мой отказ пришпилить левиафана не остался без наказания. Теперь я главный посудомойщик! Не знаю, как кухонная утварь мылась раньше. Подозреваю, в волшебном тазике.
— Это тоже великая честь! — усмехаясь, сказал дядя и оставил меня чистить котел.
Тот самый, из-под лукового супа.
— Сыпь больше песка, им точно ототрешь, — подсказывал голем. — Движения круговые. Амплитуда меньше, не надо так размахивать.
Я игнорировал указания. Меня перестала беспокоить судьба феи. Пусть дядя делает с ней, что угодно. Плевать! Меня не волнует, как ко мне относится команда. Меня беспокоит одно. Как попасть за дверь с черепом. Забрать символ свободы и навсегда покинуть проклятый корабль!
— Сильнее три, — бухтел Евлампий.
— Ты бы лучше придумал, как в покои Оливье пробраться, — предложил я.
— Зачем? — парировал голем. — Что мы будем искать?
— Артефакт.
— Какой?
Я промолчал, начав скрести бок котла.
— Видишь! — укоризненно проговорил голем. — Как тебе помочь, если ты мне не веришь?
— Как на тебя положиться, если ты на другой стороне! — устало ответил я.
— На какой стороне? — не понял Евлампий. — Я за закон, добро и справедливость.
— Правильно что я всю жизнь должен вот это носить! — закричал я, схватившись за цепочку. — Или что меня судят вместо Оливье? Или…
Я задохнулся от возмущения.
— Закон есть закон! — невозмутимо отозвался голем.
— Поэтому, каменюка бесчувственная, я тебе и не доверяю, — обиделся я.
Котёл уже сиял, но я всё равно его драил.
— Дырку протрешь, — буркнул Евлампий.
Я не ответил. Кругом враги, даже у меня на шее. Скоро в тридцать миров вторгнутся поглотители, но всем на это плевать. Кажется, император отказался снять ошейники, потому что маги боятся нас больше поглотителей.
— Надо его отвлечь, — прошептал голем.
— Что? — не понял я, поглощенный собственными мыслями.
— Чтобы попасть в покои, Оливье нужно отвлечь.
— Да? Гениально! Я думал попросить, чтобы он нас пустил и отвернулся. Понятное дело, но как?
— Дождемся, когда он сойдет на берег.
Точно! Вернусь на корабль во время дня рождения