– Убийством! – сверкая глазами, заявила она. – Крис... то есть Костя погиб. Он предчувствовал свою смерть, просил о помощи. Я тебе говорила, а ты отмахивался. Мол, парень роль репетирует!
Всеслав задумался. Ева права – вся эта история с Кристофером Марло выглядит по меньшей мере странно. В напряженном молчании они дошли до бара «Попугай».
К сожалению, ни бармен, ни два молоденьких официанта ничего существенного не рассказали. Гиви, Саша и Костя иногда заходили в бар по вечерам, пили пиво, изредка водку, беседовали, громко смеялись. Но драк не устраивали.
– Они, в принципе, и вчера не дрались, – заявил длинный веснушчатый официант. – Только спорили. Этот парень, которого потом убили, не хотел платить или дал мало денег. Я не прислушивался. Так, долетали обрывки разговора. Ну вот. Костя вспылил, выбежал вон, те двое – за ним. Что они там делали, во дворе, я не знаю. Через некоторое время возвращаются – бледные, расстроенные. Костю, говорят, убили, надо в милицию звонить. Позвонили. Менты приехали, всех опрашивали, забрали тех двоих. Никто ничего не видел! Парень вышел, и кто-то его убил...
– Сколько минут прошло между тем, как потерпевший покинул бар, и тем, как вышли его приятели?
Официанты и бармен переглянулись, покачали головами.
– Мы не считали, – ответил за всех длинный. – Может, пять. Главное, на улице в это время прохожих почти нет – поздно, темно. В окна тоже мало кто смотрит: спят люди или у телика сидят. Менты свидетелей так и не нашли. К нам пристали, а мы что? Мы здесь были. В баре еще посетители оставались, мы их обслуживали. «Попугай» открыт круглосуточно.
– И много к вам по ночам народу ходит? – спросил сыщик.
– Ходят... Два-три человека всегда есть. – Бармен задумчиво потирал лоб. – Я вспомнил. Кажется, один очевидец все-таки нашелся... водитель какой-то, может, таксист. Точнее не скажу.
– Покажите нам место, где произошло убийство, – попросила Ева.
– Отведи их, – велел бармен длинному официанту. – Пусть посмотрят.
Он усмехнулся, глядя вслед любопытным «корреспондентам». Если о «Попугае» напишут в газете, посетителей заметно прибавится. Реклама все-таки!
Ева вышла из бара в подавленном состоянии. Смирнов сердился на себя за то, что постепенно втягивается в еще одно расследование, за которое ему никто не собирается платить. Тут с Адамовым никак концов не сведешь...
– Вот, здесь лежало тело, – сказал официант, показывая рукой в темный угол, образованный стеной здания, в котором располагался бар, и забором, отгораживающим часть двора. – Ну, я пойду?
– Спасибо, – кивнул сыщик, отпуская парня.
Солнце почти не заглядывало сюда, снег слежался, покрылся ледяной коркой. Следов от обуви на такой поверхности почти не остается. Никаких признаков, что угол использовался случайными прохожими или посетителями «Попугая» в качестве отхожего места, не было.
– Ладно, пошли, – вздохнул Всеслав. – Больше нам здесь делать нечего.
– Костя знал, что его должны убить, – сказала Ева, беря сыщика под руку. – И все равно пошел в бар с ребятами, затеял дурацкий, нелепый спор... как будто не мог иначе! Неужели карма может догнать и через несколько веков?
Глава 13
Перенесенный сердечный приступ повлиял на Адамова. Мир вокруг изменился – стал более хрупким, ускользающим. Лев Назарович понял, что может потерять его в один момент. И тогда – все...
Как врачу со стажем, ему приходилось видеть смерть. И в студенческие годы, на практике в городских больницах, и потом, когда он начинал работать хирургом. Пластические операции, слава богу, исключительно редко приводили к летальному исходу, но... всякое бывало. Тогда ему казалось, что он сумел выработать противоядие к смерти, принимая ее неизбежность. Рано или поздно это случится с каждым.
Но оказалось, что смерть других – нечто иное, нежели твоя собственная.
Лежа на кровати и глядя в потолок, доктор Адамов вспоминал покойную жену Елену, ее бледное, твердое тело в гробу, запах увядающих цветов и свечного воска, подготовку к похоронам, мрачное кладбище, поминки и возвращение в опустевшую квартиру. Все прошло как в угаре – страх путал мысли, поднимал в груди то жаркие, то ледяные волны, погружал в оцепенение. Над зарытой могилой, уже покрытой венками и букетами, Адамов стоял до тех пор, пока кто-то не тронул его за плечо, не увел к машине. Кто это был? Отец, мама? Или распорядитель церемонии?..
На поминках Адамов что-то пил, ел, не чувствуя вкуса, и даже произносил какие-то слова. Лица окружающих сливались в одно пестрое пятно, а звуки – в нестройный отдаленный гул. Кто-то помог ему добраться до квартиры... Зеркало в холле, завешенное черным газом, заставило Адамова отпрянуть, отвернуться.
Анфиса Карповна сняла с него пальто, стащила обувь, принесла крепкий чай с сахаром. Она прятала опухшие от слез глаза.
«Догадывается или нет? – спросил себя доктор. – Лучше бы не догадывалась».
На этот вопрос он не нашел ответа до сих пор. Домработница была крепким орешком: ее внутренний мир все эти годы оставался закрытым для Адамова, а может быть, и для всех остальных. Анфиса Карповна, малообразованная, приехавшая в Москву из деревни женщина, обладала удивительным набором качеств – неутомимостью, трудолюбием, неповоротливым, замедленным умом в сочетании с простой житейской мудростью, терпением и непоколебимым упрямством. Она умела быть преданной без рассуждений, по-собачьи... но если уж укреплялась в каком-то мнении или решении, сбить ее с занятой позиции не представлялось возможным. Никакие средства не помогали – ни уговоры, ни просьбы, ни приказы, ни угрозы. Анфиса Карповна кивала головой, опускала глаза, поджимала губы и... поступала по-своему.
Первую хозяйку, Елену, домработница обожала за красоту, полную беспомощность в хозяйственных делах и даже за капризы и странности. Бездетная Анфиса Карповна с рождением Аси еще сильнее привязалась к хозяйке и ее ребенку. Самого Адамова она боготворила за его мужскую стать, за галантную обходительность, коей она отродясь не видывала, за ученость и профессию хирурга. Занятие Льва Назаровича казалось ей неким священнодействием, таинством, не поддающимся обыкновенному пониманию. Резать, переделывать человеческие тела, изменять данный Богом облик являлось для нее смесью великого умения и греха. Посягать на волю Господа?! Такое по плечу только необычным натурам.
Смерть Елены домработница восприняла как кару небесную за вмешательство в законы природы. Правда, пластическим хирургом был Адамов, а не его жена, но все равно. И Асеньку хвори замучили неспроста, дети тоже расплачиваются за грехи отцов. Наряду с этим Анфиса Карповна твердо знала: у каждого свой крест, и нести его положено без стенаний и жалоб.
Ни разу со дня похорон доктор Адамов и его домработница не говорили о смерти Елены. Как будто ее и не было. Жила-была раба божья, да и покинула сию юдоль слез – Бог дал, Бог взял. Негоже роптать!
Вторая супруга Льва Назаровича сразу не пришлась ко двору. Анфиса Карповна невзлюбила Кристину, терпела ее ради хозяина, ради мира и спокойствия в доме. Не желала привыкать к мачехе и Ася. Адамов делал вид, что не замечает двух противоборствующих сторон, он думал: если что-то игнорировать, оно само собой исчезнет. Иногда подобная практика выручала его, иногда – нет.
Со смертью первой жены в жизнь доктора вторглось нечто чужеродное, противное его уму и сердцу. Но избавиться от этого он был не властен. Он, который превыше всего ставил и ценил свою свободу, запутался, как куропатка в силках!
От горьких мыслей Адамова отвлекла дочь. Она неслышно вошла, села на краешек постели.
– Привет, папа. Тебе лучше?
Лев Назарович ощутил комок в горле, мешающий ему говорить, кивнул.
Ася не знала, как повести разговор, чтобы не расстроить отца, не причинить ему новых страданий. Она привыкла к его здоровью, к довольному, благополучному виду, и болезнь доктора казалась ей противоестественной, угрожающей привычному укладу жизни. Анфиса Карповна ходила притихшая, вздыхала и по-старушечьи покачивала головой. Одна Кристина как будто не переживала – вела себя сдержанно, проявляла заботу о муже, но скорее как должное, а не по любви.
Странно... после прогулки с Игорем и посещения страшного подвала Ася смягчилась. Внимание подростка с собакой пролило бальзам на ее измученную недовольством собой, сомнениями в своей женственности и привлекательности душу. Кристина уже не вызывала в ней прежней злобы, стала чуть ближе и понятнее. Окружающий мир не выставлял навстречу Асе одни острые шипы, а приоткрыл объятия обещанием утех и наслаждений. Как хорошо было ей идти рядом с долговязым, уверенным в себе Игорем и мохнатым Пуршем, ловить его восхищенные взгляды! Словно спала мутная пелена, и небеса засияли яркой голубизной, выглянуло солнце, и запахло весной, защебетали птицы, зажурчали ручейки...
– О чем задумалась, принцесса? – спросил отец. – На уроки не опоздаешь?
Принцесса! Совершенно по-новому отозвалось в сердце Аси это слово – сладко и остро. Для кого-то она и вправду принцесса... для Игоря, например. Сегодня он будет встречать ее по дороге из гимназии, за углом того самого пятиэтажного дома.
– Папа... – робко произнесла Ася. – А ты... Я слышала, у вас в клинике убили девушку. Когда это случилось?
– Зачем тебе?
– Ну... все болтают... мне интересно.
– Что может быть интересного в смерти? – вздохнул Адамов.
– Все-таки когда это было? Случайно, не тринадцатого ночью?
– Скорее, четырнадцатого... Как раз в мое дежурство. – У Адамова пересохло во рту. – Дай мне водички.
Девочка привстала и взяла с тумбочки стакан с минералкой, протянула отцу.
– Ты ее видел?
– Кого? Убитую? Об этом не хочется вспоминать, ей-богу. Ужасная картина...
– Значит, видел, – кивнула Ася. – А чем ее...
– Острым режущим орудием, – нехотя ответил доктор. – Характер разрезов говорит... впрочем, опустим подробности. Это не для детских ушей.
– Скальпелем?!
– Возможно.
Лев Назарович приподнялся и внимательно посмотрел на дочь. Неужели до нее дошли эти дикие слухи? Ася побледнела, судорожно вздохнула.
– Папа, – она перевела дух, собираясь вымолвить самое главное, жуткое для нее. – Скажи мне правду. Это ведь не ты?
– Что «не я»? – переспросил Адамов, прекрасно понимая, о чем идет речь.
– Ну... не ты убил ту девушку?
– Ася! Не смей повторять глупые сплетни! – возмутился доктор. – Не хватало еще тебе впутываться в уголовное дело! Милиция разберется.
Дочка покачала головой. Волосы она заплела в две тонкие косички, которые смешно торчали по бокам ее худенького личика.
– Я хочу... ты должен мне сказать!
– Что я не убивал? Конечно же, нет! Как ты могла подумать?
Адамов почувствовал ноющую боль в груди. Вот до чего дошло! Его подозревает собственная дочь. А чего он ожидал?
– Папа, – придвинулась к нему, наклонилась пониже Ася. – Там... возле трупа было много крови? Убийца испачкался?
Доктор опешил. Что за вопросы она задает?
– Да, кровь была... – пробормотал он. – Могла попасть на одежду.
– А твой хирургический костюм... у тебя есть какие-то отличительные метки?
«К чему она клонит?» – подумал Адамов, внутренне холодея. Но все же ответил:
– Есть. На кармашке вышиты буквы Л и А.
Ася выпрямилась, в горле у нее пересохло. Чтобы скрыть замешательство, девочка налила себе воды, сделала несколько глотков.
– Я не знаю, как мне поступить, – прошептала она.
– Ася, почему тебя вдруг заинтересовало...
– Молчи! – перебила его девочка. – Ты сбиваешь меня с мысли.
Она пыталась сообразить, как все это произошло с ее отцом. Если она расскажет сыщику о находке Игоря, послужит ли данный факт на пользу отцу или причинит ему вред? А если она скроет? Ее маленькая головка не выдержала напряжения и разболелась.
– Отчего умерла мама? – выпалила Ася, удивляясь своей смелости.
– Она болела, ты знаешь.
– Я ничего не знаю! Почему она хотела спрыгнуть с балкона?
– Тише... – испугался Адамов. – Что за выдумки?
Неплотно прикрытая Асей дверь скрипнула. Кто-то подслушивал их разговор...
* * *Из бара «Попугай» Ева и Смирнов решили «по горячим следам» съездить к родственникам Марченко. Вдруг они что-то знают?
Мать и сестра убитого актера проживали в хорошей трехкомнатной квартире с паркетом и просторной прихожей. Они молча выслушали «легенду» о корреспондентах, жаждущих написать статью о молодом таланте, трагически ушедшем из жизни.
– Мы уже побывали в театре, – печально сказал Всеслав. – Теперь вот к вам приехали.
Мама Кости не плакала, она с утра напилась успокоительных таблеток и выглядела как неживая – сухие, потухшие глаза, обмякшее тело, низко повязанный черный платок. Зато сестра, изможденная болезнью блондинка, сидевшая в коляске, непрерывно всхлипывала.
– Два слова о вашей семье, – демонстративно доставая блокнот, попросил сыщик. – Каким Константин был сыном, братом? Я понимаю, как вам тяжело, и разделяю ваше горе...
– Хорошо, – вяло кивнула старшая Марченко, перебивая гостя. Ей было не до соблюдения приличий. – Только вы сами спрашивайте, что нужно.
– Какой у Кости был характер? Чем он увлекался?
– Мой муж, отец Костика и Марины, известный архитектор, ушел от нас несколько лет тому назад. Вот эта квартира, – она повела в воздухе руками, – осталась от него. Роман Марченко... может, слышали?
Смирнов с сожалением покачал головой. Ева не поднимала глаз, ей было неловко и от их вранья, и от того, что приходится беспокоить людей в часы скорби.
– Не слышали, значит. Ну, что ж... Рома превыше всего ценил в жизни успех, горел на работе и от детей ждал того же. А они... – женщина прерывисто вздохнула, – не в него пошли. Костик на архитектора учиться не захотел, увлекся театром. Мариночка, сами видите, к инвалидному креслу прикована. Вот муж и не выдержал, бросил все, убежал, чтоб душу свою не надрывать. Я бы тоже сбежала куда глаза глядят, да куда мне деваться? Я мать... После того как Рома нас оставил, Костик сразу повзрослел, понял, что он – единственный мужчина в семье, кормилец. Начал подрабатывать, как мог. Он не только в театре работал, еще на телевидении чем-то занимался... что-то озвучивал, кажется. И на радио. В общем, брался за все. Я тоже тружусь, надомницей, шью для кукольного театра, но платят немного. Поэтому Костя любому случайному заработку был рад. Мариночке еще одна операция нужна, а где столько денег взять? С протянутой рукой ходить по богатым офисам? Или у метро клянчить?
Сестра Марченко заплакала навзрыд, не вытирая слез.
– Может быть, это из-за меня Костю убили? – задыхаясь от рыданий, едва выговорила она. – Вдруг он денег у кого-то одолжил на операцию? А отдавать нечем было?
Слово «операция» резануло слух Смирнова. Опять медицина, хирургия! То же подумала и Ева.
– Вам, Марина, уже делали операцию? – спросила она. – Пластическую?
– Нет, – ответила вместо дочери Марченко-старшая. – Ей пластика ни к чему, ей на позвоночнике делали, не очень удачно. Сказали, еще раз придется ложиться на дополнительное обследование и вторую операцию. Только стоить это будет дороже.
– А на первую операцию, простите за нескромность, откуда взялись деньги?
Приступ бурного горя у Марины стих, сменился апатией.
– Часть папа дал, – невнятно промямлила она. – Остальное Костя заработал. Он нам так говорил.
– У вас есть основания сомневаться? – вмешался сыщик.
– За что же его тогда убили? – захныкала Марина. – Почему? К нам из милиции приходили. Сказали, будто Костя в каком-то баре скандал устроил, чуть ли не драку... а он сроду не дрался. Вспылить, раскричаться мог, но кулаки в ход не пускал.
– Он с кем-нибудь встречался? Была у него девушка?
Марченко-старшая закрыла глаза, раскачиваясь из стороны в сторону. Казалось, она перестала участвовать в разговоре, все глубже погружаясь в страшное отчаяние матери, потерявшей сына. Так что на вопросы отвечала Марина.
– Косте нравились женщины в возрасте, – сказала она. – На молодых он внимания не обращал. Любил пофлиртовать, поболтать по телефону, но так... несерьезно. Он обещал, что пока я не выздоровею, он не женится.