– А почему не на север?
– Ну, привет! Ты же сам говорил: если они играют в «прогрессоров», то начали с сельского хозяйства. А где это можно? Уж, наверное, не возле Северного полюса!
– Логично! А сколько у нас патронов?
– Пятнадцать. Хорошо, что эти ребята не забрали второй карабин.
– Ага: подстрелим пару мамонтов?
– Нет, патроны будем экономить. Я научу тебя бросать боло.
* * *В отличие от своей подруги, Г’Хай очнулся в мрачном настроении. Под глазом у него стремительно наливался синяк, а левое ухо безобразно распухло. Б’Юн смотрел и думал, что, пожалуй, понимает его. Они когда-то – бесконечно давно – учились вместе. Г’Хай не подавал виду, но, кажется, отчаянно страдал из-за того, что худ и мал ростом. Для пилота-наблюдателя это большое преимущество, но женщины… Наверное, свой юношеский комплекс неполноценности он сохранил до седых волос. Скорее всего, именно из-за этого он и напросился работать на далекую глухую планету, из-за этого почти никогда не ездит в отпуск, а здесь водит дружбу, в основном, с автонами. Женщины-полукровки от него без ума.
Д’Ол, вероятно, решил, что подсудимые уже дееспособны.
– Что это такое?!
Вопрос был, скорее всего, адресован Г’Хаю, но он промолчал. Ответила девушка-аборигенка:
– Ничего страшного! Это через недельку пройдет, надо только компресс сделать. Я же ему говорила, что, когда бьешь правой, левой надо прикрываться, а плечом… – она осеклась под тяжелым взглядом Д’Ола.
– До твоего появления, абора, такого здесь не было! В чем дело?
– Не виноватая я! Совершенно! Это – они сами!
– Кто – они? Говори!
– Я и говорю! Ваши длинные тетки придумали игру такую, вроде конкурса красоты: яблоко выдавать (золотое, наверное) самой, значит, прекрасной даме. Я же не виновата, что меня все время выбирают! Тетки, конечно, обиделись: сами на вечеринку не пришли, но всех подговорили (я знаю!), что Г'Хай неправильно судит. Ну, слово за слово, мужики поддали, и началось! Только они совсем не умеют – у вас, наверное, драки редко бывают?
– Здесь я буду спрашивать! Это понятно?
– А ты на меня не наезжай, дядя! Подумаешь, какой начальник! Я сюда к вам не просилась, между прочим! Разлетались тут, понимаешь, на своих тарелках! Мало вам Женька с Колей врезали? Они еще и сюда доберутся: вот тогда попляшете! А то наезжают, волну гонят! Тетка тут ваша, голубая, подкатывает вчера: «Что ты себе позволяешь? Ты понимаешь, где ты находишься?!» У самой задница – во, титьки – во, а туда же! Так бы и врезала дуре! И вообще, если…
Г’Хай протянул руку и снял с головы девушки рогатый обруч. Она продолжала говорить, но слова ее превратились в бессмысленный набор звуков. Б’Юн вопросительно посмотрел на Д’Ола. Тот устало кивнул:
– Да, она относительно умна и почти спокойна. Несет чушь и ждет нашей реакции. Она нас изучает. Это не аборигенка.
– Прошла через пространственно-временной узел?
– Наверное. И оружие, скорее всего, оттуда. Только теперь это уже не имеет значения.
– Пожалуй. Отключить ее?
– Зачем? Г’Хай, верни ей ретранслятор.
– …если кулак неправильно, то выбивается сустав большого пальца, и все – считай, руки нет! А компресс надо обязательно! Здесь растет маулихое? Надо слетать поискать, а то весь глаз заплывет…
– Ты способна молчать, девушка? Или включить фиксатор? Аборигенов после него тошнит.
– Сам абориген! Не нравится – не… Молчу, молчу – тихо сижу!
– Вот и умница. Г’Хай, ты, кажется, успешно усваиваешь местные нравы?
– Я остаюсь, Д’Ол.
– Еще раз, пожалуйста.
– Я остаюсь здесь, Д’Ол. И прошу твоей санкции на использование челнока до… конца.
– Это – твое право, Г’Хай. Ты помнишь, что такое «ликвидация присутствия»?
– Не переживай, Д’Ол: черный блок не сможет демонтировать никто. Даже я.
– У тебя еще есть время: подумай, Г’Хай!
– Уже думал. Дома я не нужен. И ты, кстати, тоже, Д’Ол.
– Я знаю. Но дом нужен… мне.
* * *Подобрать аналог местному ландшафту Николай не смог, хотя в свое время немало странствовал по родному миру: это не саванна, не степь и не тундра. Может быть, тот самый гибрид – »тундростепь», который в его современности уже не встречается?
Любой полевик доподлинно знает, как надо правильно жить в «ненаселенке». И степь, и тундру Николай всегда недолюбливал как раз потому, что в них трудно жить правильно: дров нет, стройматериалов нет, все приходится таскать с собой – то ли дело в лесу! И вот, пожалуйста: он в тундростепи, и таскать ему с собой почти нечего. Не нужно тащить емкость с бензином, поскольку нет примуса, не нужно привязывать к рюкзаку палки – стойки для палатки, так как никакой палатки и нет, даже чайника, кружек, ложек нет, потому что нет ни крупы, ни тушенки, ни чая… И ничего-то у нас нет! А есть малый (ну, совсем малый!) джентльменский набор: нож, спички и две зажигалки, котелок, спальник, клубок тонкой капроновой веревки и куртка – все! А Женьке, похоже, и этого не надо: птичек и сусликов можно есть сырыми, а пить прямо из ручья – сразу столько забот долой! Парень, кажется, вполне серьезно считает, что все время, когда не спишь, нужно двигаться, перекусывая на ходу чем придется.
Вот уж это – дудки! Николаю пришлось ссылаться на возраст, здоровье, цеховые традиции, но одну ежедневную трапезу с костром и горячей едой он отспорил. А остатки еды – на завтрак, хоть и холодный, но не сырой!
Впрочем, мучился Николай первые дня три, а потом как-то незаметно втянулся и даже перестал обращать внимание на постоянную сосущую пустоту в желудке. Он почти все время был один – шел и шел, озирая пустые пространства и дожидаясь полдня, когда можно будет выкурить сигарету. Потом он, естественно, ждал вечера, чтобы выкурить следующую. Женьку он почти не видел: парень куда-то исчезал прямо с утра и мог не появиться до вечера. Иногда Николай видел его далеко-далеко впереди или сбоку, но сходились они, только если нужно было изменить направление движения.
Чтобы не быть совсем уж обузой, Николай вызвался нести весь груз, включая карабин и патроны, оставив Женьке пустой рюкзак, куда тот под вечер складывал подбитую на ходу живность. Время от времени Николай раскручивал боло (два камня, связанных капроновым шнуром) и бросал его в куст или камень. Чаще всего он промахивался. Это его, правда, не сильно расстраивало: дичи вокруг почти нет, только изредка мелькнет куропатка или суслик, пролетит в стороне стайка уток, а уж нога человека здесь не ступала, наверное, от сотворения мира!
Женька придерживался другого мнения: он считал, что еды вокруг навалом, а при движении им надо постараться не угодить в глубь охотничьей территории какого-нибудь племени.
– Какие племена?! Какие территории? Тут же пусто как…
– Ну, ты даешь, Коля! Здесь толкотня, как на Невском, просто не знаешь, куда сунуться!
– Это как?
– А вот так! Что у нас под ногами?
– Ну-у… В основном граниты и четвертичка, а что?
– Откуда ты знаешь, ведь камней-то вокруг нет?
– Конечно, нет, но щебенка, высыпки…
– Просто у тебя глаз набит на горные породы, а у меня – на следы. Ты, между прочим, уже полдня идешь по следу троих воинов-охотников, причем они, похоже, не столько охотились, сколько проверяли границу с соседним племенем. Ты не заметил?
– Покажи!
– Хм… И так же видно: вот… и вот… Они на своей земле и следов не прячут! Впрочем, я думаю (не обижайся!), что ты уже не научишься. Но, если хочешь, когда будем на песчаном пляже, я покажу тебе, как это делается.
В середине десятого дня пути Женька материализовался возле куста, который Николай только что миновал, и заявил:
– На сегодня хватит, Коля! Сиди здесь и жди меня, – он протянул ему довольно увесистого зайца. – Только костра не разжигай. Если я завтра к вечеру не вернусь, можешь делать что хочешь. А если пристанут местные, ты пальни из карабина, и я быстренько прибегу… отомстить проклятым гуронам за смерть бледнолицего брата! Не скучай!
И он исчез. Правда, не сразу – минуты три его еще было видно. Николай вздохнул и стал осматриваться.
За эти дни они продвинулись, наверное, километров на 300 – 350, а то и больше, но это все равно слишком мало для смены климатической зоны. Значит, где-то рядом большая вода – река или озеро. Кустов явно стало больше, и впереди они сливаются в сплошную полосу. Может быть, там лес по долине, как это часто бывает в тундре?
Зайца Николай съел сырым и успел снова проголодаться. Напарник появился только в середине следующего дня. Выглядел он усталым и озадаченным:
– Понимаешь, Коля, что-то я не так рассчитал. Река тут есть, и, кажется, течет она куда нужно, но народу! До сих пор нам удавалось двигаться если не по нейтральной территории, то близко к ней. А дальше, похоже, начинаются богатые охотничьи угодья, которые поделены очень плотно – я так и не смог найти свободного прохода.
– А нельзя как-нибудь просочиться?
– Ага: на ноги привязываем копыта, на голову – рога и с криком «Ура!» ползком кидаемся вперед? Не смеши меня, Коля, – это не улицу перейти. Территория племени может быть на много дней пути, и ты на ней чужак. А как поступают с чужаками, ты, наверное, знаешь.
– А если прорваться с боем?
– Думаешь испугать их карабином? Чтобы его бояться, надо сначала понять, что это такое. И потом, куда прорываться-то? На территорию другого племени?
– Значит, надо… думать!
– Гениально! Только я сначала посплю пару часов, ладно?
* * *– Говори, Хмурое Утро!
– Великий вождь, воины Оленей идут по тропе нашей охоты!
– Олени подняли Копье Войны?! Они опять нарушили мир…
– О нет, великий вождь! Олени несут знаки мира. Они сопровождают двух воинов неизвестного тотема. Эти двое стоят на тропе войны, но не показывают, чей след пересекает эта тропа.
– Желтый Топор отправил мне пленных?
– Великий вождь, наши разведчики не подходили к ним близко, но они дважды разговаривали знаками. Олени сказали…
– Почему окостенел твой язык, Хмурое Утро?
– Танец Оленей был не очень понятен, но они дважды повторили его.
– Воины Бизонов ослепли? Зачем ты посылаешь на тропу разведки не умеющих видеть?
– Их глаза дальнозорки, вождь. Олени сообщили, что чужие воины напали на них близ границы земли нашей охоты. Чужаки победили их, но не отрезали им уши.
– Этого не может быть!
– Конечно, великий вождь, но уши Оленей были на месте!
– Ничего не понимаю!
– Я тоже. Чужие воины заставили Оленей сопровождать их в земле Бизонов. Они хотят говорить с тобой.
– М-да-а… Они будут здесь?
– О да, великий вождь! Им остался еще один день пути.
Разящая Стрела уже расправлял на одежде связки сушеных ушей, когда в жилище проскользнул Хмурое Утро, разрисованный знаками всех своих побед.
– Я могу говорить, великий вождь?
– Говори!
– Олени просят отпустить их. Они исполнили волю чужих воинов и хотят скорее вернуться.
– Ты ничего не перепутал, Хмурое Утро? Странно… Они просят? Ладно… Окажи им почести в знак уважения к вождю Оленей, что носит имя Желтый Топор!
– О, вождь, они хотят уйти сразу!
– Это просто трусливые мыши, а не воины! Пусть уходят, чтобы Топор не сказал, будто я задержал их!
Хмурое Утро вышел, и почти сразу снаружи раздались радостные возгласы, которые вскоре затихли вдали, – такое впечатление, что Олени не ушли, а просто умчались со всех ног, вопя от радости. Кого же они привели?!
Слух о появлении чужаков распространился быстро, и поглазеть на них приплыли люди даже с того берега: не меньше десятка лодок белело в кустах на берегу. Стрела не раз потом вспоминал эту встречу, пытаясь понять, не уронил ли он в чем-нибудь свое достоинство.
Толпа затихла, когда вождь покинул свое жилище. Расставив ноги и сложив на груди руки, Стрела застыл, рассматривая гостей. С большим трудом ему удалось не дрогнуть, когда старший пришелец повторил его жест! Это было немыслимо, и они долго стояли и смотрели друг на друга в полной тишине. Впрочем, все по порядку…
Оба чужака, несомненно, были воинами, и лица их пересекали полосы желтой и белой краски (глины с жиром), означающие состояние войны. Молодой при появлении Стрелы упал на колени и закрыл голову руками, но сразу же встал и замер, опустив руки: выразил почтение, но дал понять, что принадлежит к другому сильному народу и подчиняться чужому вождю не намерен. Он обнажен по пояс, на теле его много знаков черной краской. Они показывают, что этот воин занимает в племени подчиненное положение, воюет недавно, но имеет много побед.
Лоб старшего воина перехвачен повязкой из шкурки грызуна евражки, за которую на затылке заткнуты три пера белой куропатки (непонятный, загадочный знак!). Он ниже ростом и уже в плечах своего спутника, но… Его тело скрыто странной одеждой так, что видна лишь часть груди возле шеи! О ТАКИХ героях Стрела знал только из легенд, что рассказывают у зимних костров! Любому, кто хоть раз окрасил свое оружие кровью врага, понятно, что этот воин так могуч, так хорошо известен окрестным народам, что не нуждается в демонстрации всех своих знаков! То есть враги должны разбегаться лишь при виде какого-то одного знака (повязки? пера?) или заслышав боевой клич! Не зная всего этого, Стрела мог бы подумать, что сможет убить такого слабого на вид воина одним ударом невооруженной руки, но… Но пришелец повел себя именно так, как великий герой из сказаний: не оказав почтения вождю, он принял позу ожидания знаков почтения себе самому – один среди десятков воинов тотема Бизона! Он явно не вождь, тогда кто? Посланец? Вестник войны? Что за странный предмет висит у него за спиной?
Пришелец опустил правую руку, потом поднял и протянул вождю – поперек его ладони лежал нож с костяной рукояткой и узким лезвием. Разящая Стрела перевел дух: могучий воин предлагает обмен оружием – знак мира.
Время светской беседы настало лишь после ритуальной трапезы и омовения рук.
– Великий вождь, люди союзных племен называют меня Пожирателем Дыма, но ты можешь звать меня просто Николаем Васильевичем. Или Николаем – в знак нашей дружбы.
– Тебя сопровождает опытный воин, но он так молод!
– Ну, что ты! Его зовут Же-ня, и он совсем недавно первый раз ступил на тропу войны. Правда, у него уже много связок ушей убитых врагов, но я приказал оставить их дома – не пристало юноше устрашать противника былыми победами. Свои же трофеи я давно не ношу с собой – их количество всем известно.
– Каков же тотем вашего народа? И где земля его охоты?
– Странно, что твои люди еще не встречали воинов Могучего Евражки. Иные племена говорят, что зимними ночами все небо сияет и переливается от света наших костров.
– Конечно, мы часто видим зимой свет на небе, но шаманы всегда считали, что это пляски демонов ночи!
– Нет, эти демоны живут еще дальше на север, где стада мамонтов так велики, что покрывают всю степь, и из-за их спин встает солнце. Мы иногда воюем с ними, но сейчас они признали нашу силу и опустили Копье Войны.
– Что же заставило столь грозного воина – Николае Васильча – вновь ступить на военную тропу? И почему эта тропа проходит по землям Бизонов?
– О, великий вождь, разве мало в мире сильных врагов? На нас опять напали Дневные Боги.
– Дневные Боги?!
– Ну да – те, которые плавают по небу на круглых лодках. Разве вы не воюете с ними? Или, может быть, вы заключили с ними мир? Тогда мы должны покинуть дом друзей наших врагов!
– Что ты, что ты, Николае Васильч! Их лодки очень редко проплывают над нами. Они никогда не опускаются на землю, и ни один воин… Неужели?! Они напали на тотем Могучего Евражки?!
– О да! Когда растаял последний снег, их лодки сбились в огромную стаю и атаковали поселок нашего народа. Громы и молнии долго сотрясали и небо, и землю!
– Громы и молнии?!
– Понимаешь, великий вождь, у Дневных Богов, что живут на небе, тоже несколько племен разных тотемов. Иногда они воюют друг с другом, бросая громы и молнии, иногда нападают на нас. Вы слышали весной грохот с неба?