Квартира напоминала склад ненужных вещей или попросту помойку. В прихожей появился лохматый детина в трико и грязной майке и тоже на меня уставился. И что они во мне такого нашли, ума не приложу. Алексей с лохматым обменялись крепким рукопожатием, а потом и обнялись.
– Вернулся, значит! – радовался детина в майке, хлопая Алексея по спине. – А мы ждем. Дней пять как ждем. Верка извелась вся… Где тебя носило, Леха? О тебе уж справлялись…
– Кто? – спросил Леха, устраиваясь на кухне на жалком подобии стула.
– Да разные люди… братан, конечно, еще Соловей был, ждет… ну и… Сам был… в среду… сказал, увидеть тебя надо, для разговору.
– Ясно. Покажусь.
– А кто это, Леш? – не выдержала женщина, кивнув на меня.
– Наташка, – ответил он с таким видом, точно мое имя объясняло все. Хозяева замолчали, продолжая разглядывать меня с некоторым недоумением. Судя по всему, для них зверем я была диковинным.
– Пожрать дай, – нарушил Алексей затянувшееся молчание. – Мы поживем пару дней, только помалкивайте об этом.
– Само собой, – засуетился лохматый. – Верка, собери на стол.
Верка зашустрила на кухне, а лохматый пристроился рядом с Алексеем на табуретке, почесал волосатую грудь и сказал неуверенно:
– Леха, крестный сказал, чтоб ты сразу к нему…
– Да понял я, не дергайся…
– Я что, мне что велели… – засуетился тот, вскочил, извлек из холодильника поллитровку и торопливо разлил водку в четыре чашки.
Чашки были грязные, а запах у водки сивушный. Сели за стол. В центре красовалась сковорода с картошкой, огурцы в банке и крупно порезанный шмат сала. От грязи у меня мгновенно пропал аппетит.
– Гришка, воды налей, – распорядилась женщина, опасливо понюхав водку. Гришка принес воды в кружке и нетерпеливо предложил:
– Ну, со свиданьицем…
Подняли чашки и чокнулись. Я тоже, чтобы компании не портить, пить, однако, не смогла. Верка выпила и забулькала водой, левой рукой размахивая, точно отгоняя муху. Мух было достаточно, но избавиться от них таким способом возможным не представлялось.
– Ты когда в городе объявился-то? – захрустев огурцом, спросил Гришка.
– На днях.
– А где был, чего ж не сразу к нам?
– Дело у меня было, Григорий.
Лохматый Григорий уставился в чашку и сидел так минуты три, не меньше, как видно, обнаружив в ней что-то для себя чрезвычайно интересное.
– Ты часом не Серого ищешь? – неуверенно спросил он, косясь на Алексея.
Тот тоже хрустнул огурцом и усмехнулся:
– А хоть бы и так.
– Дело-то старое, Алексей, плюнь… Беды бы не было… Ты пока там отдыхал, много чего переменилось.
– Да? Интересно.
Гришка поежился, опасливо замолчал и разлил по второй.
– Сам-то очень беспокоился, как бы ты дров не наломал. Потому и видеть тебя хотел.
– Серый не жилец, пришибу паскуду!
– На черта он тебе сдался? Что было, быльем поросло…
Тут вдруг встряла Верка, хлопнула по столу полотенцем, глазищами сверкнула и рявкнула:
– Не слушай его, Алексей! Серый – сука, заждались его черти, чтоб ему сдохнуть… Я б его сама порешила, да руки коротки.
– Чего городишь-то, чего… – зашипел на нее Гришка, но она и его полотенцем стегнула:
– А этот собачий хвост оттого боится, что прав он: как ты сел, тут много чего переменилось. Крестный твой да Серый теперь закорешились, вместе дела крутят, вот и пошла суета: боятся, что ты, как вернешься, первым делом долги раздашь. Потому и поговорить желает, воспитывать начнет. Мол, кто старое помянет… Только ты не слушай, Серому ты как заноза, по одной земле вам не ходить. Не ты его, так он тебя…
– Ты чему учишь, чему, дура несчастная, мать твою? – заорал Гришка, вскакивая. – В тюрьму парня толкаешь, а? Не чужой тебе человек… Какая ты после этого крестная? Любушка, сестрица моя, как умирала…
– Оставь мать в покое, – отрезал Алексей.
Гришка послушно замолчал и сел рядом.
– Верка, она хоть и дура, но права, конечно, – вздохнув, сказал он через пару минут. – И про Серого, и про крестного твоего. Спелись. Соловей рассказывал, похвалялся Серый, что, мол, появится ваш Леха, так я его мигом определю, не в тюрьму, так в могилу. Некому, мол, за него заступиться. Это он врет, конечно, но и ты его не достанешь, без того чтоб хозяину дорогу не перейти. Так что подумай, Леша, хорошо подумай.
– Я два года думал.
– Ох, – громко и совершенно по-бабьи всхлипнул Гришка и головой покачал. – Чую, быть беде… Когда поедешь-то?
– Ты пока помалкивай, что я объявился.
– А что, я как скажешь…
– Соловей болтал, вчера в городе стреляли, – заметила Верка, доставая из холодильника еще бутылку.
– Ну?..
– Не тебя ли Серый гонял?
– Он теперь носа не высунет, – усмехнулся Алексей. – А шестерок послал, было дело.
– Я так и думала… Ты уж осторожней, Алеша! Никому не верь, а крестному своему в первую голову. На нем крови – захлебнешься… надо будет, и через тебя перешагнет. Кроме меня, пьяницы проклятой, да вот этого дурачка, у тебя и нет никого.
– Ну вот, уже не один, – улыбнулся Алексей.
– Какой с нас толк? Схоронить либо весточку передать… Ты мне лучше про нее расскажи, – резко сменила она тему, ткнув пальцем в мою сторону. – Кто такая, откуда?
– Познакомились. Пока у вас поживет, а кто да откуда – дело не твое. А ты, Григорий, Соловья найди. Мне две тачки нужны, надежные. Пусть купит.
– Зачем же… – развел руками Гришка.
– Купит, – перебил Алексей. – Чтоб все как положено, и доверенность оформит. Денег дам.
– Сделаем все, как скажешь, – заверил Григорий.
– Вот и ладненько… Ну, хватит о делах, выпьем.
– А ты чего не пьешь? – спросила Верка, заглянув в мою чашку.
– Не пью, и все, – твердо заявила я, чтобы раз и навсегда прекратить поползновения на свою трезвость.
– И правильно, девонька. Все зло через эту проклятую дрянь. – Верка в чашку уставилась, загрустила и даже как будто прослезилась.
– Мне бы чаю, – попросила я. – Если есть, конечно.
– Есть. Ты не смотри, что у нас такой бардак, мы люди не бедные…
Она поднялась, слегка покачиваясь, и пошла к плите. Алексей с Гришкой разговаривали, а я силилась переварить информацию. Тут Верка поставила передо мной армейскую кружку с крепким чаем – заварка толстым слоем покрывала всю поверхность, так что к жидкости, казалось, не прорвешься. Я мысленно вздохнула, еще раз заглянула в кружку и сказала:
– Ложку чайную дайте, пожалуйста.
Ложку дали, заварку удалось потеснить, но легче от этого не стало: кружка нагрелась, а пить с ложки я терпеть не могу. Я начала злиться, но опять вежливо попросила:
– Можно мне чашку? То есть можно, я из своей в вашу водку перелью?
Верка моргнула глазами, а я перелила, направилась к раковине и пошарила глазами в поисках хоть какого-нибудь средства, способного отмыть толстый слой грязи с чашки. Но о достижениях цивилизации здесь слыхом не слыхивали. Мысленно чертыхаясь, я попробовала оттереть ее руками и тут поймала взгляд Алексея, насмешливый и как будто одобрительный. Хозяева взирали осуждающе. С их точки зрения, я была чужого поля ягода и доверия не заслуживала. Мне плевать было на их взгляды, я точно знала, что грязь вредит моему здоровью, и решила их попросту игнорировать.
Где-то через час они захмелели; сначала Гришка стал клевать носом за столом, а потом и Верка. Алексей по очереди отнес их в комнату, на диван пристроил и вернулся ко мне.
– Неужели мы здесь жить будем? – нахмурилась я.
– Не знаю, как ты, а я буду.
– Грязь. Гадость какая. Таракан побежал, я видела.
– Подумаешь, таракан.
– Я их боюсь.
– Привыкнешь. Они даже не кусаются, просто бегают. Хотя, если хочешь, можешь устроиться в гостинице, в президентском номере.
– Нечестно так со мной разговаривать.
– А я хвастался, что честный?
– Давай не будем ссориться, – решила я проявить добрую волю. – Это твои родственники?
– Ты ж слышала.
– Здесь две комнаты?
– Ну…
– Я ведь не могу спать в одной комнате с ними, верно?
– Положим, и что?
– Как же мы разместимся?
– Просто мы разместимся. В маленькой комнате диван и кресло. Если ты думаешь, что я к тебе приставать начну, так не дождешься и не мечтай.
– Что ж так? – насторожилась я.
– А не нравишься ты мне.
– Как это? – От неожиданности я даже растерялась.
– А вот так. И не выпендривайся. Ты обыкновенная шлюха, таких в каждом кабаке червонец дюжина.
Я подавилась чаем.
– Ты чокнутый, что ли?
– Ага. Ты в своей фирме чем занималась, гостей встречала? Шлюха – она и в Африке шлюха, хоть рубль стоит, хоть сотню баксов.
Я захлопала глазами и поинтересовалась, не имея особого желания вступать в конфликт:
– Ты женщин в принципе не уважаешь или исключительно меня?
– В принципе.
– Слава богу, не одна страдаю… Я не хотела твою родню обидеть, правда, – затараторила я примирительно. – Извини. И тараканы… если не кусаются, пусть бегают… Я тебе очень благодарна за то, что ты решил мне помочь.
– Я не решил.
– Тогда за то, что до сих пор не сдал.
– Время есть.
– Слушай, может, пока время есть, я в комнате приберусь? И нам на пользу, и тараканам веселей.
Он промолчал, сурово нахмурившись.
Комната стала выглядеть почти человеческим жильем. Оценил это Алексей или нет, мне неведомо. Он уселся в кресло, и некоторое время мы молча разглядывали друг друга.
– А душ принять можно? – поинтересовалась я наконец. – Я в том смысле, прилично ли это?
– Делай что хочешь, мне без разницы.
Мы еще друг на друга попялились, и я спросила:
– Что у тебя с лицом?
– А что с ним? – усмехнулся Алексей.
– Это в тюрьме, да? – Я придала голосу мягкость, а в глаза тумана напустила.
– А, вон оно что! – Алексей хохотнул. – Это на тот предмет, что рожа у меня разукрашена? Не угадала, дорогуша, мамкина промашка.
– Как это? – не поняла я.
– А вот так. Было мне года четыре, и был у меня стульчик, высокий такой, на ножках. Захотел я пить, мамуля налила воды в стакан и мне подала. А я-то, шустрый, кувыркнулся вместе со стулом, да мордой на стакан. Он, само собой, разбился, и меня долго штопали. А мамка только причитала: одно хорошо, что глаза целы.
– А носом ты шлепнулся на чайник? – от души порадовалась я своей сообразительности.
– А носом я шлепнулся с велосипеда, поцеловался с канализационным люком сразу в двух местах. Еще с дерева падал и руку ломал. Если тебе интересно, расскажу подробно.
– Не интересно.
– Жаль.
– Задушевной беседы что-то не получается. Пойду-ка я в ванную, может, местная фауна потеснится, и я вымыться сумею.
Вернувшись из ванной, я ошалело замерла в дверях. Алексей сидел на полу рядом с деревянным ящиком и извлекал оттуда оружие. Целый арсенал.
– Это что? – сглотнув, спросила я.
– А то не видишь.
– Что, вот так просто в квартире двух любителей выпить такое и хранится?
– Припасли.
– Интересные люди, – покачала я головой, устраиваясь на диване. – Где ж это продается?
– Там же, где покупается.
– Ты чего вредный такой?
– Нормальный.
– Значит, воевать собрался с Серым? Это он тебя в тюрьму пристроил? А кто такой крестный?
– И ты еще удивляешься, что тебя убить хотят? Удивляться надо, как жива до сих пор.
– В том смысле, что я много болтаю? Это нервное. Ты не обращай внимания, ладно?
Он понял буквально и перестал обращать на меня внимание вообще. Надо было с ним как-то подружиться. Не придумав ничего лучшего, я спросила:
– Это что, граната?
– Шарик надувной.
– Ну, не нравлюсь я тебе и не нравлюсь, ты мне тоже не нравишься. Чего ж вредничать?
– Граната, граната.
– А как она работает?
– Хорошо она работает, рванет – и останется только мокрое место.
– А что сделать надо, чтобы рванула? – Он поднял голову и уставился на меня. – Чего глаза пялишь? – не выдержала я. – Трудно объяснить? Вдруг пригодится?
– Чего тебе пригодится?
– Граната.
Неожиданно он засмеялся.
– Чего ж тебе так весело? – окончательно разозлилась я.
– Да так. Когда мне два года отдыхалось, я мечтал, как вернусь и все такое… о многом думалось, но чтоб так…
– Как? – разозлилась я.
– По-дурацки. Сидит передо мной баба на диване и просит объяснить, как граната взрывается. Прикинь?
– Прикинула. Чем выпендриваться, лучше б объяснил.
– Ладно, – пожал он плечами – и объяснил. Ничего особо сложного я не усмотрела. При случае вполне можно рвануть.
Приставать к нему я больше не стала, он с оружием еще минут двадцать поразвлекался и ящик куда-то утащил. Потом заглянул в комнату и сказал:
– Я в ванной.
Оставшись одна, я провела экскурсию по квартире, подивилась количеству грязи на квадратный метр, но ничего примечательного не обнаружила. Хозяева храпели, а тараканы по стенам шныряли. Повезло соседям. На тумбочке в прихожей пылилась груда бумаг. Покопавшись в них, я обнаружила губернскую газету, датированную сегодняшним днем, и прихватила ее в комнату – не то чтобы я поклонница городской прессы, но надо было как-то время скоротать.
Взгляд мой остановился на колонке «Происшествия»: «12 июня в гостинице «Альбатрос» областного центра гр. Л., уроженец Киева, в состоянии алкогольного опьянения нанес ножевые ранения своему родственнику П., гражданину Украины. От полученных ран П. скончался. Л. с места происшествия скрылся. В результате оперативно-розыскных действий преступника удалось задержать».
Чертыхнувшись, я заметалась по комнате, прикидывая, куда газету спрятать, чтобы она не попалась на глаза Алексею. Оперативность родной милиции была некстати. Конечно, в конце концов он все равно узнает, но сейчас не время. Я сунула газету под диван, а сама села в кресло, стараясь успокоиться. События развивались чересчур стремительно, одно утешало: пока все в пределах нормы, как любил говорить один умный человек, правда, уже месяц мертвый.
Тут ввалился Алексей, пришиб ботинком таракана и сказал:
– Ты как хочешь, а я спать.
Постельное белье отсутствовало. Он принес две подушки и одеяла. На вид жуткая гадость, но высказываться я не стала и устроилась в кресле, а Алексей на диване. Он не спал, таращил глаза в потолок, хотя и лежал тихо, не шевелясь. Я тоже не спала. Хотелось зареветь, а еще больше хотелось привычной жизни: размеренной, упорядоченной, комфортной, где не было места гранатам, тараканам и ночлегу в чужой грязной квартире, рядом с амбалом, у которого лицо киллера из комиксов, кровный враг по кличке Серый и неведомый крестный… Вот о нем надо узнать побольше – последнее, что подумала я, проваливаясь в сон.
Утро было ранним и бестолково-суетным. Для начала на пороге возник Гриша и долго вслух изумлялся тому, что спим мы не вместе, как положено мужику и бабе, а врозь. Я лишилась остатков его доверия. Верка бродила хмурая, крикливая и больная. Гришка, все в той же грязной майке, сбегал за бутылкой, и оба повеселели. Алексей с ними выпил и устроился на диване, прихватив газету из прихожей, чем, признаться, меня напугал. Я с тоской на него поглядывала, но он и бровью не повел: как видно, опасных для меня заметок в газете не обнаружил.
Алексей читал и явно ждал кого-то. Гришка с час как ушел куда-то, Верка возилась в кухне, а я тосковала.
– Мы так и будем целый день сидеть? – не выдержала я в конце концов.
– А ты побегать желаешь?
– Нет, не желаю. Но ведь вот так в четырех стенах торчать невозможно.
– Почему это? Безопасно, и Верка обедом накормит, чего ж еще надо?
– Но не можем же мы всю жизнь сидеть в чужой квартире и обеда ждать?
– Послушай, дорогуша, если тебе скучно стало, захотелось приключений и разнообразия, так стоит только за дверь выйти.
– Не заводись. Ты у родни, а я у чужих людей и что-то для себя сделать должна.