— Это смешно. И непозволительно. Долг отца в отношении дочери требует, чтобы…
— Ну-ну, Ричард! Сколько у тебя дочерей?
— Э? Да ни одной, но все же…
— Вот и не рассуждай о том, чего не ведаешь. Неважно, что должен был сделать Джинкс, важно то, что Гретхен покинула «Иссохшие кости» еще тогда, когда мы сидели за ланчем. Прикинув время полета, ты вполне убедишься, что она уже была у Восточных ворот города, когда мы покидали Правительственный Комплекс… Вот она и появилась в «Раффлзе» буквально за секунду до нас. И это оказалось очень-очень кстати, так как без нее нам была бы крышка. Я так полагаю.
— Она, что же, тоже полезла в драку?
— Нет, она потащила тебя в номер, дав мне возможность прикрыть отступление. И все, что ей понадобилось здесь — так это чтобы ты отшлепал ее по попке. Пути Господни неисповедимы, дорогой. Для каждого мазохиста Он создает своего садиста, не так ли? А браки, как известно, совершаются на небесах!
— Промой-ка хорошенько мылом свой ротик! Я вовсе не садист!
— Согласна, милый. Я могу исказить отдельные детали, но отнюдь не всю картину. Гретхен сделала предложение мне, прося твоей руки.
— О Господи! Это еще как?
— Все правильно. Она об этом все время думала, расставшись с нами, и во всем призналась Ингрид. Та просила меня помочь дочери войти в нашу с тобой семью, а не создавать нечто отдельное. И меня эта просьба нисколько не удивила: я же знаю, насколько велико твое обаяние!
— Боже мой! И что же ты ей сказала?
— Сказала, что одобряю, но, поскольку ты болен, надо подождать. Теперь ты и сам можешь ей ответить, тем более что она находится тут же, на берегу бассейна.
23
Не откладывай на завтра то, чем можешь насладиться сегодня.
Джош Бимингс (1818–1885)— Я возвращаюсь в свою палату. Мне нехорошо, — сказал я, покосившись на крапчатую от солнца и листвы воду бассейна. — Не вижу никакой Гретхен.
— Прямо напротив и правее. Видишь, сидят рядышком блондинка и брюнетка. Гретхен — блондинка.
— Вот уж не рассчитывал, что она может оказаться брюнеткой, — буркнул я, вглядываясь.
И тут брюнетка помахала нам рукой. Поняв, что это Ксия, я махнул в ответ.
— Давай присоединимся к ним, Ричард. Оставь трость и вещи на скамейке — здесь их никто не тронет.
Хэйзел скинула сандалии и положила сумку поверх моей палки.
— А душ? — спросил Я.
— Ты вполне чист, — ответила она. — Минерва выкупала тебя сегодня днем. Нырнем? Или войдем потихоньку?
Мы нырнули одновременно. Хэйзел скользила под водой, как тюлень. Я оставлял за собой впадину, в какой могла разместиться целая семья. Мы вынырнули прямо перед Ксией и Гретхен, заключивших меня в радостные объятия.
Мне говорили, что на Терциусе простуд не бывает, равно как и других инфекций носоглотки, как, впрочем, и тех болезней, которые именуются «венерическими» и передаются через интимные контакты. Ну что же — на то он и Терциус!
Губы Ксии источали пряный аромат, от Гретхен веяло свежестью, как от маленькой девочки, хотя по виду ее уже так не назовешь. Я получил возможность сравнить эти благоухания: стоило чуть упустить одно, как тут же властно охватывало другое. Снова и снова.
Наконец им надоело меня теребить, и мы вчетвером вошли в мелководную бухточку, заняли места за плавучим столиком, и Хэйзел заказала чаю «с калориями», то есть с маленькими пирожками, сандвичами, сладкими плодами, напоминавшими грейпфруты без косточек.
Я с ходу ринулся в атаку.
— Гретхен, когда я впервые увидел вас менее недели назад, вы, насколько мне помнится, еще не достигли тринадцати лет. Как же вам удалось за это время прибавить в росте пять сантиметров, в весе пять кило, а в возрасте — не менее пяти лет? Отвечайте, как на исповеди, ибо любое сказанное вами слово контролируется Тийной и может быть использовано против вас в другое время и при других обстоятельствах.
— Кто здесь упомянул мое имя всуе? Привет, Гретхен! Добро пожаловать домой.
— Привет, Тийна! Вернуться — это так великолепно!
Я приобнял Ксию.
— Вы тоже изменились. Помолодели на пять лет. И тоже должны объяснить это!
— Насчет меня — никаких загадок. Я же изучала молекулярную биологию и смогла здесь устроиться на работу в клинику.
Они достигли в этой области невероятных успехов. Я работаю в клинике Говарда над экспериментальной темой «Джордж». Каждую свободную минуту я провожу в этом бассейне. Ричард, я научилась плавать! Ведь среди моих земляков лунни этого никто не умел! А солнце, а свежий воздух! В Конгвилле я сидела взаперти под искусственным светом, дыша консервированным воздухом и торгуясь со всякими идиотами по поводу бумажного хлама, — она глубоко вдохнула (что резко обрисовало ее бюст) и выдохнула воздух. — Я же здесь заново родилась! И неудивительно, что стала выглядеть моложе.
— Олл райт, ваши объяснения приняты. Но как же насчет Гретхен?
— Бабушка Хэйзел, он что, дразнится, что ли? Совсем как Лазарус.
— Дразнится, дразнится, любушка. Расскажи ему, чем ты занималась и почему так подросла.
— Ладно. В то утро, когда мы сюда прибыли, я спросила у бабушки Хэйзел совета…
— Не обязательно называть меня «бабушкой», дорогуша!
— Но ведь Кэс и Пол вас так называют, а я на два поколения моложе! Они требуют, чтобы я называла их «дядями»!
— Я покажу этим «дядям»! Нечего тебе знаться с Кастором и Поллуксом, Гретхен, они могут плохо повлиять на тебя.
— Олл райт. Но, по-моему, они добры и прекрасны. Хотя и задиры. Мистер Ричард…
— Не надо называть меня «мистером».
— Хорошо, сэр. Так вот, Хэйзел была очень занята — ведь вы ужасно болели — и передала меня Морин, а та попросила Дийти поучить меня «галакте», истории, основам теории шестикоординатного пространства — времени и описанным в литературе парадоксам. Концептуальная метафизика…
— Притормозите, Гретхен! Вы меня уморите!
— Потерпи, Ричард, — посоветовала Хэйзел.
— Главное, — продолжила Гретхен, — заключается в том, что Терциус и Луна (я имею в виду нашу Луну, а не здешнюю) находятся на разных временных осях, под прямым углом друг к другу.
И если бы вы были здоровы, я осталась бы здесь с вами. Эта планета еще почти не освоена, и иммиграция приветствуется. Но оставалась проблема папы и мамы — они же могли подумать, что я погибла! Поэтому Кас и Пол доставили меня обратно на Луну (на нашу Луну, а не ту, что находится на здешней временной оси), а Дийти поехала со мной. И мы прибыли в «Иссохшие кости» вечером пятого июля, меньше чем через час после моего отбытия оттуда на «блошке» Сайласа Торна. Все были потрясены. Здорово вышло, что Дийти поехала со мной, иначе я не сумела бы уверить родителей в том, что произошло. Впрочем, наши скафандры убедили папу больше, чем любые слова. Вы видели, какими здесь пользуются скафандрами?
— Гретхен, все, что я здесь видел, — это госпитальная палата, «падающая труба» и этот бассейн. Я даже не знаю, где тут почта!
— М-мм. Да, пожалуй. И все же должна сказать, что здешние скафандры на две тысячи лет опередили лунные. Это и неудивительно, хотя папочка был поражен. Ну так вот, Дийти поработала там, и мне разрешили остаться на Терциусе с условием возвращения домой каждые год-два (если подвернется оказия!). Дийти обещала с этим помочь, а мама помогла уговорить папочку. Да что говорить — каждый хотел бы эмигрировать с Луны на планету вроде Терциуса, если бы смог! За исключением лишь тех, кто не может расстаться с низким притяжением. Да, кстати, сэр, как вы находите свою новую ногу?
— Я только-только приступаю к ее освоению. Но две ноги в любом случае в восемьсот девяносто семь раз лучше, чем одна!
— Я понимаю это так: она вам нравится. Ну вот… значит, я и вернулась сюда и записалась в Корпус Времени.
— Погодите-ка! Я уже слышал это название. Рабби Эзра сообщил, что тоже вступил в этот «Корпус». Та озорница с красно-рыжими волосами заявила, что командует им. А теперь и вы туда записались. И это в тринадцать лет? Или в нынешнем вашем возрасте? Я что-то запутался.
— Бабушка! То есть Хэйзел!
— Да, ей разрешили вступить во вспомогательный женский полк кадетом, так как я поручилась, что она уже взрослая. Благодаря этому ее и направили в школу на Парадоксе. После окончания она была послана на Гарпию-вторую, где прошла необходимую тренировку и поступила в начальную военную школу.
— А потом мы высадились на Солюс Лейкус на четвертой временной линии для ликвидации пространственно-временной коллизии. Там я и заработала шрам на ребрах, видите? И получила чин капрала. Теперь мне девятнадцать лет (по бумагам — двадцать, что позволит мне получить звание сержанта за бои в Нью-Брунсвике, том, что не на этой временной оси).
— Гретхен создана для военной карьеры, — спокойно констатировала Хэйзел. — Я знаю, она об этом мечтает.
— Меня должны направить в офицерскую школу, но отложили, пока не родится мой ребенок… и…
— Какой ребенок, Гретхен?
Я посмотрел на ее живот. Былая детская округлость исчезла. «Былая», хотя по моим личным подсчетам для этого понадобилось всего лишь четыре дня, а судя по услышанной мной дичи прошло целых шесть лет! Но никаких признаков беременности я не увидел. Тогда я посмотрел на ее глаза… и на подглазья. Да. Пожалуй, возможно. Похоже на то…
— Ну что, заметно? Хэйзел поняла сразу. Ксия тоже.
— На мой взгляд, незаметно.
Ричард, сынок, старина, теперь твоя очередь стрелять. Придется тебе поменять планы. Ее же нокаутировали, и хотя ты тут ни при чем, ведь это твое появление так изменило ее жизнь! Отклонило «карму». Ну так давай. И неважно, сколько там бравых и крепкогубых молодцов поработало. Раз уж появится ребенок, стало быть, ей нужен муж, иначе покоя не будет! Она не будет счастливой. А молодая мама должна быть счастлива. Черт возьми, парень, ты же сочинил не меньше дюжины таких трогательных книжек и сам знаешь, что полагается делать. Ну так и сделай это!
Вот я и пошел:
— Послушайте, Гретхен, вам так легко от меня не отделаться! В последнюю пятницу в «Счастливом Драконе» (пусть мне всего лишь кажется, что это было тогда, хотя по вашему подсчету времени вы на своих «временных осях» немало порезвились!), так вот, в последнюю пятницу по моему календарю вы обещали выйти за меня замуж. Это произошло в «Спокойных сновидениях» доктора Чана, помните, и… если бы Хэйзел тогда не проснулась, мы бы вашего бэби заделали вместе! Мы с вами это знаем. Но Хэйзел не дала этого сделать, — я поглядел на жену. — Интриганка! А вы, Гретхен, не вздумайте ни на секунду усомниться во мне: я не откажусь от женитьбы, даже если кто-то там и «нокаутировал» вас, пока я валялся больной! Вы но смеете так даже думать! Скажи, Хэйзел! Ей не избежать брака со мной, не так ли?
— Не избежать. Гретхен, решено, ты выходишь замуж за Ричарда.
— Но, бабушка, я ничего такого не обещала! Не обещала!
— А он говорит — обещала. В одном я, во всяком случае, уверена: когда я проснулась, вы уже собирались заделать ребеночка. Возможно, мне тогда следовало затаиться, как опоссуму, — моя жена чуточку помолчала. — Но в чем же дело, милая девочка? Я уже сообщила Ричарду о твоей просьбе в отношении его и о моем согласии. А теперь он и сам это подтвердил. Так в чем же дело? Ты отказываешься?
— Ф-фу… — Гретхен обхватила себя руками. — Это когда же было? Когда мне не стукнуло и тринадцати. И я еще понятия не имела, что вы моя прапрабабушка, и называла вас Гвен, помните? И я тогда обо всем рассуждала как лунни. Но ведь здесь, на Терциусе, никто и не думает, есть ли муж у женщины с ребенком! Вот на второй Гарпии каждая «птичка» имеет «птенцов» и лишь у считанных есть мужья. Три месяца назад мы воевали в Фермопилах[44] и дали грекам на этот раз выиграть. Нас повела резервный командир, поскольку наш полковник… в это время рожала. У нас с этим просто, и зуда ни у кого не бывает. А в Бар-релхаузе, Ричард, у нас собственный детский приют. И мы вполне можем о себе позаботиться, правда-правда!
— Гретхен, — твердо заявила Хэйзел, — моя прапраправнучка не будет расти в приюте. К черту это, дочка! Я сама выросла в приюте и не позволю так поступить с твоим ребенком! И если ты не желаешь войти в нашу семью, то, по крайней мере, позволь усыновить ребенка.
— Нет!
Хэйзел закрыла ей рот рукой.
— Я должна обсудить это с Ингрид.
— Нет! Ингрид не мой начальник, так же как ни один из вас. Бабушка Хэйзел, я, когда покинула дом, была ребенком, невинной девочкой, робкой и ничего не знавшей о мире. А теперь я не дитя и уже много лет не девушка. Я — военный ветеран, и меня ничем не испугать, — она прямо посмотрела мне в глаза. — И я не желаю ребенком заманивать Ричарда в брак!
— Но, Гретхен, вы вовсе не заманиваете меня. Я люблю детей и хочу на вас жениться.
— Хотите? Почему? — спросила она печально.
Все это выглядело слишком патетично, требовалось немного разрядить обстановку.
— Почему я желаю на вас жениться, дорогая? Чтобы отшлепать вас по попке и заставить ее порозоветь!
Гретхен открыла рот, потом улыбнулась, и на щеках ее показались ямочки.
— Смешно!
— Не так ли? Может, ребенок и не такая уж приманка для брака, но шлепки — дело другое! Попытайся я проделать такое с чужой женой, муж бы запротестовал. А может, и она сама. Или оба. Дело рискованное. Одинокая девушка, коли ее отшлепать, может попытаться женить на себе, хотя ничего, кроме шлепков, ей не достанется. Поэтому женюсь-ка я лучше на вас: вы к этому привыкли дома, и вам, кажется, это по вкусу! Кроме того, такая солидная попка вполне это выдержит. Я ведь шлепаю сильно. И грубо!
— О Господи! Откуда вы взяли, что мне это нравится? — (А почему твои глазки так потемнели, дорогуша?) — Хэйзел, он что, серьёзно это говорит? И грубо шлепает?
— Не могла выяснить, милая. Я бы в ответ сломала ему руку, он это отлично знает…
— Неужели, Гретхен, я бы сделал это против чьей-то воли? Никаких неразделенных удовольствий! Тем более что я совершенно бесправен. Я займусь этим, только если выйдете за меня.
— Перестаньте!
Гретхен вскочила, чуть не затопив наш плавучий столик, вышла из бассейна и побежала прочь из парка.
Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. Вряд ли стоило за ней бежать, имей я даже две нормальные ноги. Она унеслась, словно спугнутое видение.
Я вздохнул:
— Ну что, ма, я попробовал, но ноша оказалась неподъемна!
— В другой раз, милый. Она же хочет! Вернется.
Ксия задумчиво заметила:
— Ричард, вы пренебрегли всего лишь одним словом: «любовь».
— А что это такое, Ксия?
— Это единственное слово, какое хочет слышать женщина, когда ее зовут замуж.
— Но мне это ничего не объясняет.
— Ладно, я знаю лишь функциональное определение. Но… Хэйзел, вы же знаете Джубал Хэршоу? Члена семьи Сеньора?
— Много лет. Но какая здесь связь со словом…
— Она лучше меня определит его суть.
— Пожалуй.
— То определение любви, которое, по моему разумению, Ричард должен был честно использовать в разговоре с Гретхен. Доктор Джубал говорит, что слово «любовь» подразумевает субъективные ощущения, при которых благоденствие другой личности — непременное условие вашего собственного счастья. Ричард, мне кажется, что вы именно это продемонстрировали в отношении Гретхен.
— Я? Женщина, вы не в своем уме! Я всего лишь стремился загнать ее в безвыходную ситуацию, когда смог бы столько шлепать ее по попке, чтобы та порозовела. Сильно. Грубо.
Я выпятил грудь, стремясь показать себя настоящим «macho», но, боюсь, это никого не убедило. Слишком еще я был слаб для такого вида, черт возьми!
— Я все поняла, Ричард! Очевидно, чаепитие окончено? Хэйзел, а что, если вы посетите мое жилище? Я так давно не виделась с вами! Я приглашу и Чоу-Му, он, наверное, еще не в курсе, что Ричард покинул «Поля Леты»!
— Неплохая идея, — согласился я. — А нельзя ли отыскать и папу Шульца? И еще — не принесет ли одна из вас, милые лед и, мою палку? Я, наверное, мог бы и сам обойти бассейн, но не уверен, что стоит рисковать.