– Простите?
– У меня девять игроков на площадке, Болитар. Девять. Нужен десятый. В раздевалке полно спортивной одежды. И кроссовок. Пойди переоденься.
На просьбу это мало походило.
– Мне нужны наколенники, – сказал Майрон.
– Тоже имеются, Болитар. Там тебе все дадут. Поторопись. – Она хлопнула в ладоши, повернулась и удалилась.
Майрон секунду сидел неподвижно. Только этого ему не хватало.
Поудич свистнула в свисток так, что, казалось, внутренности вывалятся. Игра остановилась.
– Пробивайте штрафные броски, по десять, – приказала тренер. – Потом разминка.
Игроки отошли. К нему подбежала Бренда.
– Куда ты направился? – спросила она.
– Переодеваться.
Бренда подавила улыбку.
– В чем дело? – поинтересовался он.
– В раздевалке, – ответила Бренда. – У них там нет ничего, кроме шортов из лайкры.
Майрон покачал головой.
– Тогда кто-нибудь должен ее предупредить.
– Кого?
– Вашего тренера. Если я надену плотные желтые трусы, все позабудут о баскетболе.
Бренда рассмеялась.
– Постараюсь сохранить профессионализм, – пообещала она. – Но не наклоняйся передо мной, могу не удержаться и ущипнуть за задницу.
– Я не развлекать тебя собрался, – заметил Майрон.
– Жаль. – Она прошла за ним в раздевалку. – Да, насчет адвоката, который писал папе, – сказала Бренда. – Кинкейд.
– Да.
– Я вспомнила, где слышала это имя. Моя первая стипендия. Мне тогда было двенадцать лет. Он занимался юридической стороной дела.
– В каком смысле занимался?
– Подписывал мои чеки.
Майрон остановился.
– Ты получала стипендию чеками?
– Конечно. Стипендия покрывала обучение, жилье, учебники. Я записывала все свои расходы, а Кинкейд подписывал чеки.
– Как называлась стипендия?
– Та, первая? Не помню. «За образование» или что-то в этом роде.
– И долго Кинкейд занимался твоей стипендией?
– Пока я училась в школе. В колледже уже получала спортивную стипендию, так что все расходы легли на баскетбол.
– А в медицинской школе?
– Получила другую стипендию.
– На тех же условиях?
– Это была другая стипендия, не такая, как первая.
– Но опять оплачивалось все – обучение, жилье, учебники?
– Ага.
– И снова этим занимался адвокат?
Она кивнула.
– Фамилию помнишь?
– Да, – ответила она. – Рик Петерсон, Роузленд.
Майрон задумался. У него возникла смутная догадка.
– Сделай мне одолжение, – попросил он. – Я должен позвонить в пару мест. Попридержи вашего дракона.
– Попытаюсь, – хмыкнула Бренда и оставила его одного.
Раздевалка была безразмерной. За письменным столом сидел старик лет восьмидесяти. Он поинтересовался размером Майрона. Через две минуты старик протянул ему стопку одежды. Алую футболку, черные в голубую полоску носки, белые наколенники и, естественно, желтые шорты из лайкры.
Майрон нахмурился.
– Мне кажется, один цвет вы таки пропустили.
Старик сурово взглянул на него.
– У меня есть красный спортивный лифчик, если вас это интересует.
Майрон призадумался, но в итоге отказался.
Надел футболку. Натянуть шорты оказалось труднее, чем гидрокостюм. Все оказалось сжатым, хотя ощущение было довольно приятным. Майрон схватил сотовый телефон и поспешил в комнату тренера. По дороге прошел мимо зеркала. Он напомнил себе коробку с цветными мелками, давно забытую на подоконнике. Сел на скамейку и позвонил в офис.
– «МБ СпортПред», – раздался голос Эсперанцы.
– А где Синди? – поинтересовался Майрон.
– Обедает.
Перед его мысленным взором на мгновение возникла картина: Годзилла, пожирающая на ленч жителей Токио.
– И ей не нравится, когда ее называют просто Синди, – добавила Эсперанца. – Предпочитает Большая Синди.
– Извини меня за бесчувственность. У тебя есть список телефонных звонков Хораса Слотера?
– Да.
– Поищи там адвоката Рика Петерсона.
Ждать долго не пришлось.
– Ты прямо кудесник, – сказала она. – Пять звонков.
Шестеренки в голове Майрона бешено закрутились. Плохой признак.
– Кто-нибудь звонил?
– Дважды звонила Ведьма.
– Пожалуйста, не называй ее так, – попросил Майрон.
Хотя это было большим достижением. Раньше Эсперанца величала Джессику не иначе, как сукой. В последнее время Майрон надеялся, что отношения между женщинами потеплеют, тем более что Джессика пригласила Эсперанцу на ланч. Но теперь понял, что ничто, кроме, пожалуй, ядерного взрыва, не сможет растопить лед. Некоторые ошибались, считая это ревностью. Нет. Пять лет назад Эсперанца стала свидетельницей того, как Джессика обидела Майрона. И видела, как это на него подействовало.
Некоторые люди таят обиды. Эсперанца же цеплялась за них, обматывала их вокруг себя, использовала цемент и клей, чтобы удержать обиды на месте.
– Зачем вообще она сюда звонит? – огрызнулась Эсперанца. – Она что, забыла номер твоего сотового телефона?
– Ты не могла бы просто сказать, что она просила передать?
Эсперанца издала звук, будто подавившись ложкой супа.
– У вас такие зрелые взаимоотношения.
– Так что Джессика просила передать, пожалуйста?
– Чтобы ты ей позвонил. В «Беверли Уилшир». Номер шестьсот восемнадцать. Наверное, специальный номер для сучек.
Вот вам и потепление отношений. Эсперанца продиктовала ему номер. Майрон записал.
– Что-нибудь еще?
– Звонила твоя мать. Не забудь, ты сегодня у них ужинаешь. Отец собирается жарить мясо на углях. Будет еще целая свора тетушек и дядюшек.
– Ладно, благодарю. Ближе к вечеру увидимся.
– Жду с нетерпением, – сказала она насмешливо и повесила трубку.
Тренер швырнул Майрону наколенник. Он надел его и закрепил. Затем, откинув голову на какую-то паралоновую подушку, набрал номер гостиницы и попросил соединить его с номером Джессики.
– Слушаю? – отозвалась Джессика.
– Привет, красотка, – произнес Майрон. Никогда не следует забывать о шарме. – Что поделываешь?
– Только что разложила на полу десяток твоих фотографий, – ответила она. – Собираюсь раздеться, натереться каким-нибудь маслом и волнообразно колебаться над ними.
Майрон поднял глаза на тренера.
– Простите, у вас льда не найдется?
Тренер недоуменно посмотрел на него, а Джессика рассмеялась в трубку.
– Волнообразно колебаться, – повторил Майрон. – Славное выражение.
– Я же писательница, – напомнила Джессика.
– Так как там левое побережье? – Левое побережье. Надо же такое придумать.
– Солнце светит, – сказала она. – Здесь чертовски много солнца.
– Так приезжай домой.
Последовала пауза.
– У меня хорошие новости, – произнесла Джессика.
– Да?
– Помнишь компанию, которая взяла на опцион «Диспечерскую»?
– Конечно.
– Они хотят поставить по ней фильм и заказать мне сценарий. Клево, верно?
Майрон промолчал. Грудь сжало, как в тисках.
– Это будет замечательно, – продолжала она, стараясь придать голосу жизнерадостности жизнерадостности. – Я стану прилетать на выходные. Или ты иногда наведываться сюда. Слушай, ты можешь здесь, на Западном побережье, поискать себе клиентов. Это будет замечательно, – повторила Джессика.
Молчание. Тренер кончил бинтовать ему колено и вышел. Майрон боялся заговорить.
Секунды тянулись.
– Не надо так, – попросила Джессика. – Я знаю, ты расстроился. Но все получится. Я безумно по тебе скучаю, ты же знаешь, но здесь, в Голливуде, вечно портят мои книги. Я не могу упускать такую возможность.
Майрон попробовал еще раз.
– Пожалуйста, возвращайся домой.
– Майрон…
– Не надо так. – Он закрыл глаза.
– Да я ничего не делаю.
– Убегаешь, Джесс. Ты в этом мастерица.
Молчание.
– Это несправедливо, – заявила она.
– Плевал я на справедливость. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
– Тогда возвращайся домой, – произнес Майрон и сжал трубку так, что костяшки пальцев побелели. Все мускулы были напряжены. Он услышал, как тренер Поудич свистнула в этот проклятый свисток.
– Ты все еще мне не доверяешь, – тихо промолвила Джессика. – Ты все еще боишься.
– А ты так много сделала, чтобы развеять мои страхи, верно? – Он сам удивился злости в голосе.
Пять лет назад. Его звали Дуг. Или она называла его Дуги? Наверняка. Все друзья звали его Дуги. Привет, Дуги, подваливай на вечеринку, мужик. А он, вероятно, звал ее Джесси. Дуги и Джесси. Пять лет прошло. Майрон застал их врасплох, и вместо сердца осталась лишь кучка золы.
– Я не могу переделать прошлое, – сказала Джессика.
– Знаю.
– Тогда что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты вернулась домой. Хочу, чтобы мы были вместе.
Статический шум в трубке. Тренер Поудич выкрикнула его имя. Майрон ощущал, что в груди что-то вибрировало, как камертон.
– Ты ошибаешься, – произнесла Джессика. – Я понимаю, я проявила некоторую безответственность в прошлом…
– Некоторую безответственность?
– Но сейчас все не так. Я никуда не убегаю. Ты зря волнуешься.
– Может, и зря, – согласился Майрон и закрыл глаза. Ему было трудно дышать. Надо кончать разговор. Нельзя так раскисать. Надо быть гордым, перестать скулить, повесить трубку. – Но ты возвращайся. Пожалуйста. – Он чувствовал расстояние между ними, разъединяющий их континент, ощущал, как проносятся их голоса над головами миллионов людей.
– Давай оба передохнем, – предложила Джессика. – Все равно это не телефонный разговор.
Снова молчание.
– Послушай, я опаздываю на встречу, – сказала она. – Поговорим потом, ладно? – И повесила трубку.
Майрон долго держал немой телефон. Он был один. Встал. Ноги едва держали.
Бренда встретила его в дверях. На шее у нее висело полотенце. Лицо лоснилось от пота. Она взглянула на него и сразу же спросила:
– Что-то случилось?
– Ничего.
Она не сводила с него глаз. И хотя не поверила ему, не собиралась допытываться.
– Миленький костюм, – заметила Бренда.
Майрон посмотрел вниз на себя.
– Я собирался надеть еще красный спортивный лифчик, – сообщил он. – Тогда бы вообще глаз не оторвать.
– Точно, – согласилась она.
Майрон заставил себя улыбнуться.
– Пошли.
Они вместе направились по коридору.
– Майрон?
– Да?
– Мы много говорили обо мне. – Она продолжала идти, не глядя на него. – Не помешало бы нам иногда меняться ролями. Может, даже было бы интересно.
Майрон кивнул, но ничего не сказал. Как бы ему ни хотелось быть похожим на Клинта Иствуда или Джона Уэйна, он знал, что не входит в число тех крутых мужиков, которые держат все свои проблемы при себе. Он же постоянно делился своими бедами с Уином и Эсперанцей. Но они не могли помочь, когда дело касалось Джессики. Эсперанца так ее ненавидела, что была неспособна судить непредвзято. Что же касается Уина, что ж, Уин не из тех, кто станет обсуждать дела сердечные. Его точка зрения на этот предмет многим бы показалась слегка страшноватенькой.
Когда они подошли к краю площадки, Майрон резко остановился. Бренда вопросительно взглянула на него. Сбоку стояли два человека. Помятые коричневые костюмы, короткая стрижка, большие животы.
Полицейские.
Кто-то показал на Майрона и Бренду. Копы медленно приблизились. Бренда изумленно взирала на них. Майрон подвинулся к ней поближе. Полицейские остановились перед ними.
– Вы Бренда Слотер? – спросил один.
– Да.
– Я – детектив Дэвид Пеле. Это детектив Майк Рински. Пожалуйста, пройдите с нами.
Глава 15
Майрон выступил вперед.
– В чем дело?
Оба полицейских скучающе посмотрели на него.
– А вы кто?
– Майрон Болитар.
Полицейские недоуменно переглянулись.
– И кто такой Майрон Болитар?
– Адвокат мисс Слотер, – ответил Майрон.
Полицейские снова переглянулись, и один сказал:
– Однако вы поспешили.
Второй коп добавил:
– Интересно, чего это она сегодня позвала адвоката?
– Странно, верно?
– Вот что я скажу. – Он оглядел многоцветного Майрона с ног до головы. – Для адвоката вы странно одеваетесь, мистер Болитар.
– Я забыл свой серый жилет дома, – ответил Майрон. – Что вы хотите, ребята?
– Мы хотим отвезти мисс Слотер в участок, – ответил первый полицейский.
– Вы ее арестовываете?
Первый коп взглянул на второго.
– Разве юристы не в курсе, что когда мы арестовываем людей, то зачитываем им их права?
– Вероятно, дома учился. Получил свой диплом в школе Салли Стратерз.
– Вместе со свидетельством сантехника.
– Правильно. Нечто в этом роде.
– Или он ходил в этот американский институт для барменов. Я слышал, у них там есть продвинутая программа.
Майрон скрестил руки на груди.
– Когда закончите, ребята, я вас выслушаю. Но не стесняйтесь, продолжайте. Ваше остроумие поражает.
Первый полицейский вздохнул.
– Мы хотели бы отвезти мисс Слотер в участок, – повторил он.
– Зачем?
– Поговорить.
Да, далеко они продвинулись.
– Почему вы хотите с ней поговорить? – снова спросил Майрон.
– Не мы, – ответил второй коп.
– Правильно, не мы.
– Нам просто велели ее привезти.
– Мы вроде эскорта.
Майрон уже было собрался прокомментировать последнее высказывание, но Бренда положила ладонь ему на руку.
– Давай просто поедем, – сказала она.
– Сообразительная дамочка, – заметил первый полицейский.
– Ей требуется другой адвокат, – добавил второй.
Майрон и Бренда уселись на заднее сиденье автомобиля без опознавательных знаков, в котором даже слепой узнал бы полицейскую машину. Коричневый седан, того же цвета, что и костюмы полицейских, «шевроле каприз» с избыточным количеством антенн.
Первые две минуты все молчали. Бренда сидела, сжав губы. Подвинула руку по сиденью, пока не коснулась руки Майрона. Задержала ее там и взглянула на него. Ее ладонь на ощупь была теплой и приятной. Он старался придать себе уверенный вид, но в глубине души шевелилось неприятное предчувствие.
Сначала они ехали по Четвертой дороге, потом свернули на Семнадцатую. Симпатичный район, почти на границе Нью-Йорка. Они остановились прямо за мэрией. Там находился вход в участок. Полицейские провели их в комнату для допросов. Кроме металлического стола, привинченного к полу, и четырех стульев, там ничего не было. Никаких рефлекторных ламп. Половину одной стены занимало зеркало. Только полный кретин не догадался бы, что через это зеркало можно видеть с другой стороны, что происходит в комнате. Майрон часто задумывался, кого они таким образом пытаются обмануть. Даже те, кто ни разу не смотрел телевизор, удивятся, зачем полицейским огромное зеркало в комнате для допросов. Из тщеславия?
Их оставили одних.
– Как ты думаешь, что все это значит? – спросила Бренда.
Майрон пожал плечами. Догадаться было нетрудно. Но высказывать предположение на этом этапе не стоило. Все равно скоро узнают. Прошло минут десять. Плохой признак. Еще пять. Майрон решил сблефовать.
– Пошли, – сказал он.
– Что?
– Мы не обязаны здесь торчать. Пошли.
Как по сигналу, открылась дверь. Вошли мужчина и женщина. Мужчина напоминал огромную бочку, в некоторых местах покрытую клочками волос. У него были такие густые усы, что в сравнении с ними усы Тедди Рузвельта выглядели реденькими ресницами. Лоб настолько низкий, что трудно определить, где кончались волосы и начинались брови. Он напоминал члена Политбюро. Брюки неприлично обтягивали его спереди, но на несуществующей заднице висели мешком. Рубашка тоже была маловата. Воротничок явно собирался его удушить. Закатанные рукава рубашки как жгутом перехватывали руки. Лицо красное и злое.
По обычному полицейскому сценарию это был плохой полицейский.
На женщине была серая юбка со значком детектива на поясе и белая блузка с высоким воротом. На вид слегка за тридцать. Веснушчатая блондинка с румянцем во всю щеку. Если вставить ее в меню в качестве телятины, там бы обязательно уточнили: «молочная».