За прошедшие годы провинциальные магнаты, тем не менее, смогли увеличить свои уделы и власть, что повлекло закабаление крестьянства и сокращение стратиотских наделов. Армия от этого уменьшалась, а казна пустела. Магнаты — крупные земельные собственники, затем затребовали льгот и привилегий, в чем столкнулись со столичной, аппаратной верхушкой. В последовавшей дискуссии между гражданской знатью столицы и военной магнатерией провинций, сменилось несколько императоров с той и другой стороны, соседи поотгрызали земли, а победил в 1081 году, захватив в ходе военного переворота власть, выходец из провинциалов Алексей I Комнин.
* * *Первым делом, он поставил вопрос о власти, что естественно. Возрождать централизацию сочли опасным, поскольку система, аккумулируя в руках василевса власть и деньги, требовала умных подчиненных в аппарат «насилия господствующего класса», с делегированием полномочий. Что несло очевидную опасность — всяк умный осознавал возможность стать императором путем простого дворцового переворота. С другой стороны, идея децентрализации путем феодализма уже овладела массами, но тоже таила подвох — феодалы требовались не обязательно умные, но непременно верные. В этот момент Алексею свезло. Оживился Великий шелковый путь, Евразия утихла, а соседей новый василевс усмирил и отбил, после чего по нарастающей пошли через Константинополь караваны, принося профицит казне даже без учета налогов с крестьян.
Василевс в таких условиях создал некий компромиссный вариант имперского феодализма.
Хозяином в империи теперь стал род Комниных и примкнувшие к нему через браки и доказанную верность немногочисленные новые фамилии, которым жаловались деньги, должности и крупные поместья во владение (но формально не в собственность), а взамен требовалась верность престолу и роду. Вовне эта родовая группа выступала единым строем, а внутри грызлась, соблюдая определенные правила, по понятиям и без умышленной крови, казней и прочих уместных эпохе зверств.
При этом денег с родственных сеньоров император в казну настойчиво не требовал, да и войск собирал «в пределах возможного», удовлетворяясь в остальном внутренним миром и покорностью. А доходы казны формировались за счет императорского собственного домена и торговых пошлин, причем внутреннее спокойствие последние увеличивало само по себе.
Равновесие наступило сомнительное и недолгое, но Алексею хватило. Тем более, все его царствование не прекращались войны с соседями. Он усмирил норманов, болгар и сербов на западе, на севере разбил в союзе с половцами печенегов, а затем жестоко вырезал тысячи пленных степняков, из-за чего и союзные половцы удрали, даже недополучив плату. В северной степи василевс с тех пор и до смерти имел уважение и популярность, что от набегов избавляло, а добросовестных наемников привлекало.
О восточных границах разговор идет в соответствующих местах.
Профицит бюджета позволил отказаться от большой части налогов в пользу феодалов и начать переход от фемной системы к прониям. Прония казалась штукой перспективной, это пожизненное пожалование права сбора налогов и управления с территории, этакий бенефиций на греческий лад. Взамен требовалось выставлять войска по требованию, а часть собранных налогов откатывать в центр. Теоретически прония была ненаследственной, но случаи, когда при наличии наследника ее отбирали, сразу стали редкой экзотикой. Пронии дали Алексею I возможность разогнать аристократов по всем землям империи, поскольку управление таким владением требовало хозяйского глаза, а давали пронию обычно подальше от родных мест прониара, чтобы занять его входом в этот непростой бизнес с отрывом от наработанных связей. Позже, впрочем, пронии становились все мельче, а прониары жить в уделах перестали, получая доход от сбора налогов через управляющих. Но это одновременно лишало их собственных, становящихся не очень нужными, дружин, и укрепляло власть трона. Минусы выявились в промежуточный период, когда пронии еще оставались крупными и местом жительства феодала, но верность личности василевса уже как-то поутихла. В этот период прониары массово баловались сепаратизмом, но и тут нашелся бонус — знать стремилась не свергнуть императора, а отделиться от Византии в суверенное княжество, что мятежи делало менее опасными для трона и ограничивало количество соучастников за счет узости цели.
Опору Комнинов к концу правления Алексея составляли узкий круг родичей и приравненных к ним наверху, а внизу поддерживаемые василевсом в качестве противовеса мелкая провинциальная знать и города. Противовес, впрочем, толком не устоялся — мелкую знать теснила верхушка, а интересы византийских торговцев пришлось принести в жертву внешней политике, предоставив льготы и привилегии венецианским купцам.
Венецианцы, имея налоговую льготу, продавали товары дешевле, чем греки, включающие в цену налог, что способствовало обеднению местного купеческого слоя. А вот сеньоры в эту схему вполне встроились. Византийские аристократы давали деньги (займы или партнерское участие) итальянцам и стригли свои проценты. Ромейские ремесленники работали, изготавливая для венецианцев товар по их заказам и тоже получая свою прибыль. Этот вариант нельзя было назвать однозначно отрицательным — греки стали младшими партнерами итальянцев, но взамен получили доступ на единый средиземноморский торговый рынок от Египта до Испании.
Такой расклад задевал, однако, конкурентов Венеции в самой Италии. Поэтому операции против турок последних лет царствования Алексея совпали с прибытием обьединенного флота Генуи и Пизы к Ионическому побережью. Результатом стал договор позволивший торговую колонию в Константинополе еще и им.
Комнин был, видимо, на самом деле верующим человеком, что не помешало ему подмять патриарха Константинопольского и руководить церковью. При этом Алексей и папа римский Урбан II пытались улучшить отношения между Константинополем и Святым престолом. Если предшественник Урбана, Григорий VII анафемствовал василевса и заключил союз с его врагом Гвискаром, в ответ на что Комнин вступил в союз с императором Запада Генрихом IV, то Урбан начал примирение с Византией, для начала аннулировав анафему. Алексей в ответ открыл латинские церкви в Константинополе. В общем-то, стороны шли к компромиссу.
* * *Армия за время правления тоже оказалась реформированной. Фемную систему формирования заменили на прониарную, стратиотское ополчение уже практически не существовало, зато собиралось ополчение из прониаров. Но если первое в основном поставляло пехоту, то ядром второго стала тяжелая кавалерия — катафракты. Менее обученное, слабо дисциплинированое, плохо организованое, это ополчение походило на рыцарские отряды Европы и вовсе не напоминало имперские легионы.
Но кроме прониаров оставались гвардия, таксиархии (реформированные многажды легионы) и наемники из соседних или не очень племен.
Наиболее надежными считались, разумеется, регулярные части гвардии и таксиархий, а эффективными — прониары. Ополчение Византии насчитывало около тридцати тысяч катафрактов — но это общее число, собрать которое единовременно было невозможно. Реальное количество действующих в моменте — треть максимум. Добавим столько же кавалерии легкой и около шестидесяти тысяч пехоты, поставляемой прониями — обе категории с таким же раскладом по боеготовности. Гвардия насчитывала пять тысяч бойцов, таксиархии — десять тысяч, но это были части постоянного реагирования.
Границы прикрывали акриты — особое сословие, нечто вроде очередных казаков, то есть организованные станицы крестьянствующих воинов, проживающих на рубежах и их же охраняющих. Набирался туда совершенно разнообразный люд, включая осевших при турках мусульман в отвоеванных районах Малой Азии и славян на Балканах, в зависимости от местности служивших без отрыва от сохи легкой кавалерией или пехотой, с офицерами из местной аристократии. Налогов они не платили, а землю получали в собственность — но под условием службы. Численность их была плавающей, но и от границы их отрывали редко и малыми партиями.
Практически император из 135 тысяч «расчетной армии», мог собрать в одном месте 70 тысяч бойцов максимум, а скорее и вовсе тысяч шестьдесят. Но в собранном виде, с ядром в виде регуляров и катафрактов, византийцы заслужено внушали опасение соседям.
Глава IV. Император, граф и эмиры
Погиб эмир! Невольник чести!
И на его законном месте,
Ромеев властелин лукавый
Своих орлов овеял славой!
Началось с Малой Азии, где мы оставили Византию и эмират Данишменда после раздела, сокрушенного ими не без помощи крестоносцев султаната Рум. С новой границей по реке Галис, далее восточнее Кесарии Каппадокийской, и до Киликии, осваивать новые рубежи.
За три года рубежи не только освоили, но и пришли к мысли, что рубежи так себе. Император Алексей Комнин мыслил рационально и на данном этапе желал по «Восточному вопросу» границ по линии Трапезунд-Мелитена-Антиохия. Такая конфигурация выглядела близкой к «историческим территориям», и позволяла решить комплекс задач.
В Малой Азии империя теперь занимала узкие «рукава» вдоль берегов Черного и Средиземного морей, между которыми вдавался клин, пусть теперь и существенно сокращенный за счет Рума, владений эмира Сиваса. Проблема была не только в неудачном стратегическом положении, но и в оторванности земель в этих «рукавах» от центральной власти.
Причерноморский Трапезунд с окружающей фемой Халдия, уже давно несмотря на формальное нахождение в составе Византии, практически управлялись вполне в феодальном духе семьей Гаврасов. Становящихся (за исключением коротких периодов попыток василевса пресечь сепаратизм) дуками Халдии и севастами по наследству и подчиняющихся имерскому центру глубоко номинально, время от времени поддерживая радикальную оппозицию Алексею, воюя по своему усмотрению с Румом, Данишмендом и грузинским царем Давидом и занимаясь прочими интересными делами вовсе безнадзорно.
На побережье моря Средиземного, Киликия даже формально имела неопределенный статус, находясь в зоне влияния василевса лишь очень теоретически, а уж княжество Антиохийское, даже с недавно подтвержденным Боэмундом вассалитетом, частью империи вообще всерьез никто не считал.
Выпрямление границ, делало все эти феоды дальних фронтиров куда более доступными для Комнина, да и границы по горным грядам между морями образовывали естественный рубеж, при этом замыкая на Константинополь транзитные пути между Европой и Азией и позволяя доминировать на всем окружающем пространстве, включая Кавказ и Балканы.
В Европейской части Византии, на тот момент было затишье, а потому…
* * *Идеи василевса не устраивали в первую очередь Данишменда, поскольку основное расширение планировалось за его счет. Эмир при этом, несмотря на полную суверенность и авторитетность, ухитрялся считаться верным подданным халифа (разумеется, багдадской версии) и его султана… в смысле, всех султанов, какие имелись.
Одновременный крепкий союз с франкской Антиохией и соседским Трапезундом, а также лидерство в окружающих мелких эмиратах, тоже не следовало забывать. Лобовая атака ромеев, смотрелась рисковано. Сам же Данишменд искренне полагал, что правильным наследником земель Рума должен быть, во-первых, мусльманский владыка, а во-вторых лучше всего подходит он сам. Но в качестве инструмента восстановления справедливости, эмиру требовались войска, причем желательно хоть частично не наемные, а идейные, или готовые работать за трофеи, либо присланные союзником. В принципе, таковые в тех краях водились в достаточном количестве, но вот прямо сейчас были заняты выяснением, кто из претендентов в султаны Багдада более ценен матери-истории. На обеих, разумеется, сторонах — и оторвать их от такого увлекательного и важного занятия, эмиру не светило. Но по окончании выборов, он небезосновательно рассчитывал на помощь победившего султана (конкретное имя его очень интересовало), которому фронтовые кадры станут излишни.
* * *Ничего лобового Алексей Комнин предпринимать не стал, но и ждать развязки в Багдаде не собирался. Потому вокруг Сиваса начали происходить интересные вещи. В 1103 году, вдруг грузины ввязались в стычки с вассальными Данишменду мелкими эмирами. Затем выяснилось, что не все, собственно, вассалы ему покорны — отложился Эрзрум.
В следующем году, с востока последовало нападение эмира Хлата Сукмана, основателя Шах-Арменидской династии (но так мы его именовать уже и будем, чтобы не усложнять повествование). Сукмана поддержали восточные вассалы Данишменда и грузины… Как о том споют позже: «Выступили против Мелика Данишменда сахиб Эрзрума, бек Харгюмбеда, бек Хлата, армянские и грузинские беки…»
Союзником Сиваса выступил дука Трапезунда, Григорий Гаврас, что послужило поводом ввязаться в происходящее для Комнина.
Василевс вовсе не нападал на соседа — он восстанавливал конституционный порядок в Трапезунде. Разве можно назначенному наместнику провинции, самостоятельно союзы заключать и войны начинать? А вот помочь Данишменду оказалось некому, султаны Багдада еще не закончили выяснять, кто из них более султан, в Антиохии Танкред возился с захваченным Алеппо, и завязать отвлекающий конфликт с Византией ему было просто некем, да и в сложившихся условиях, в отсутствие Боэмунда, не сильно хотелось.
Легкой прогулки у византийской коалиции, тем не менее, не получилось, война оказалась тяжелой. Данишменд несколько раз разбивал отряды противника по частям, пользуясь маневренностью своей, в основе туркменской, конной дружины, крепости эмирата сопротивлялись и, строго говоря, взять их вообще могли только византийцы. Возможно, эмир выстоял бы. Он был умелым воином и жестким правителем, и выкручивался из переделок и посложнее, но… весной 1105 года, при очередном переходе, он с сотней туркмен попал в засаду Шах-Арменида, у Харгюмбеда. Им удалось прорвать окружение, но в схватке Данишменд поймал шальную стрелу. Его вывезли, но ранение оказалось смертельным, и в Никсаре он скончался.
Гибель эмира, повлекла гибель эмирата. К осени 1105 года, византийцы окончательно раздавили разрозненных сопротивляющихся и заняли большую часть эмирата, даровав союзным порубежным эмирам независимость, а часть территорий поделив с Хлатом.
Григорий Гаврас попал в плен к командующему операцией Иоанну Комнину, был показательно проведен по улицам Константинополя в назидание другим дукам и отправлен в камеру, подумать. Впоследствии, впрочем, выпущен на свободу, восстановлен в званиях и отпущен на родину.
* * *Будущие альтернативные историки, возможно зададутся вопросом, а что было бы, если б, к примеру, Рум и Алеппо не пали? Ответ очевиден — тогда в Малой Азии остался бы «любовный треугольник» из Византии, султаната и Данишменда, в котором каждая из сторон периодически грызясь с соседом, ревниво следила бы, чтоб вторая сторона не съела третью. Объединяясь со слабым против сильного в недолговечные — только баланса ради — союзы. Ну а франки без Алеппо, оставаясь союзниками эмира, имели бы возможность отвлекать на себя силы как василевса, так и Рума в пиковые моменты. Отчего, без сомнения, тройственный несоюз просуществовал бы еще долго. Но без Рума треугольник превратился в качели, на которых Алексей Комнин весил больше.
В итоге на востоке Византия стала граничить с Грузией, эмиратами Малой Азии, далее шла полоса мелких армянских княжеств, пограничных между ромеями и латинским графством Эдесским, за которыми лежали Киликия и Антиохское княжество. В принципе, большая часть плана Комнина завершилась успехом. Но занятость василевса в конфликте с Данишмендом, в то же время исключила его вмешательство в дела Леванта и Египта.
* * *Разобрав события в Малой Азии, обратимся к графству Эдесскому.
После Алеппо, граф Эдессы Балдуин де Борг с богатыми трофеями и новыми вассалами, вернулся во владения удовлетворенным. С учетом предыдущего захвата Харрана и переданного в обмен на помощь антиохцами Мараша, графство расширилось. С запада и юга оно теперь граничило с Антиохийско-Алеппским княжеством, с севера отделялось от Византии и Данишменда цепью армянских феодов, и враг оставался лишь на востоке — вассальные Багдаду эмираты Мосула и Мардина.