Террористка - Самоваров Александр

Таксист вел машину на большой скорости. Несмотря на то, что мягкие рессоры делали езду комфортной, Оля, прикрыв глаза, видела другое — нутро бурого от красной грязи и пыли бронетранспортера, оскаленное лицо Скрытникова, его сухие губы и ярко-серые глаза. Он подмигивает, а она протягивает Диме фляжку с водой.

— У тебя денег-то хватит? — спрашивает вальяжный пожилой таксист с роскошными баками.

Он без страха посадил в салон красивую молодую женщину. Стоило лишь взглянуть на точеную ногу, уперевшуюся высоким каблуком замшевой туфли в резину пола, и на то, как дамочка небрежно бросила дорогую сумочку и блаженно потянулась, словно кошка, выгнув спину, — всякие мысли о неплатежеспособности клиентки отлетали прочь.

Но сейчас низкий загорелый лоб водителя нахмурился. Он видел в зеркало: выражение лица женщины становилось странным, стоило ей прикрыть глаза. Будто в эту секунду она надевала белую гипсовую маску.

Женщина не ответила на его вопрос. Открыла зеленые глаза, закурила. Салон наполнился дымом дорогих сигарет.

Все-таки водителю было неуютно. Десять тысяч — деньги даже сейчас не маленькие. Хотя чего проще заставить оплатить «неустойку». Так он в своей жизни поступал не раз. С нее, например, можно снять плащ. Или загнать машину в темный тупик, пересесть на заднее сидение и заставить бабенку платить натурой.

Шофер сделал глотательное движение. Женщина усмехнулась, закинула ногу на ногу и сказала негромко:

— Смотри на дорогу, водила.

— А я куда смотрю? — хрипло ответил он.

Машина вынесла Олю на Тверской бульвар. Он был еще зеленым. Деревья, лавочки, первая свежесть утра и, наконец, взошедшее над серой Москвой солнце… О Москва! Когда-нибудь ты станешь такой, какой должна быть. Великим городом великой России.

На глаза Оли навернулись слезы. Нервы — дрянь. Она бывала разной, но только в последние месяцы стала сентиментальной. Могла заплакать и загрустить от того, что увидела сломанную и брошенную розу… Роза действительно была прекрасна. Алая, бархатистая, она валялась на заплеванном асфальте южного города.

«Вот так и девочек наших топчут», — подумала тогда Оля.

После приступов сентиментальности и меланхолии она становилась злее и была готова на самые беспощадные поступки. Москва ведь тоже была огромным прекрасным цветком, попавшим в грязные руки.

— Останови, — властно сказала Оля, и, прежде чем таксист успел раскрыть рот, она уже стояла на тротуаре перед старой зеленой дверью проходного двора. Только водитель еще не знал, что двор проходной.

Поглаживая свои кудрявые баки большим желтым пальцем, таксист готовился схватить наглую бабенку. Но она никуда не убегала и не собиралась этого делать.

Из кармана плаща она достала пачку тысячерублевых бумажек, а другой рукой дамочка выхватила из сумки средних размеров пистолет. За последние годы таксист научился разбираться в оружии.

— Девочек русских возишь к гадам? — улыбаясь чуть накрашенными губами, спросила Оля. — За доллары жопу любому лизать готов?

Таксист молчал и смотрел в дуло пистолета. Он ничего не понимал. Ужас парализовал его.

— Слушай, дрянь, — Оля сунула пачку денег в его жирную и еще продолжавшую оставаться наглой морду, — если ты на четвереньках проползешь вокруг своей «тачки» и крикнешь, что ты гад, то я отдам тебе твои десять тысяч…

— А если нет? — спросил шофер. Спорить он не собирался, просто привычка торговаться сработала до конца.

— Ничего особенного не случится, — усмехнулась Оля. — Ты поедешь, а я пойду.

— Вы не выстрелите?

— Вот видишь, уважать начал. Первый раз ко мне на «вы» обратился.

Оля бросила деньги и пистолет в сумку, поправила ее на плече и пошла не спеша к зеленой двери. За ее спиной взревел мотор.

Проходной двор встретил ее вонью и темнотой. Она поморщилась. И от запахов, и от того, что так глупо вела себя. Наверное, этот дурак не пойдет в милицию, но что-то он обязательно расскажет друзьям.

Ей нужно срочно лечить нервы. Она может попасть в историю, просто потому, что ей захочется пошутить. В этой стране ведь все шутят? Вот и ей иногда надо отвести душу.

Президент компании «Аттика» Валериан Сергеевич Дубцов занимался каратэ уже пятнадцать лет. В конце семидесятых закомплексованный студент-пятикурсник МГУ вошел в подвал, где в кружок сидели ученики, а перед ними стоял, скрестив руки, маленький узкоглазый кореец Пак. Так судьба свела Валериана с Учителем.

Валериан удивлялся, почему Учитель не гнал его из секции. Отбор был очень жестоким. А он не смог растянуться. Не мог выполнить более или менее правильно ни одного удара и задыхался через полчаса разминки. К концу же тренировки он просто уползал на маты и наблюдал оттуда, как его резвые товарищи с криком «де» колотили воздух.

Лишь порой он ловил на себе внимательный и быстрый взгляд Учителя. В тот день, когда Валериан растянул ногу до резкой боли и решил больше не приходить на тренировки, Пак сам подошел к нему. Молча начал массировать растянутую мышцу. С таким вниманием он не относился даже к лучшим своим ученикам.

— Ложись на живот, — сказал Пак.

Его сильные пальцы точно обладали зрением. Они сами отыскали больное место.

Валериан застонал.

— Поедешь сегодня со мной в баню, — сказал Пак.

Эта парочка вызывала удивление. Почти двухметровый худой и сутулящийся от застенчивости юноша и широкоплечий низкорослый кореец.

В парной Валериану стало плохо. Все поплыло перед глазами. Под смех парильщиков состоящий из одних мышц кореец легко поднял на плечо длинного юношу и вытащил в предбанник. Он положил Валериана на лавку и стал массировать ему уши, нажимал железными пальцами на разные точки головы, и юноша пришел в себя. Накинув простынь, он сидел и виновато молчал. Кореец растирал ему вьетнамской «звездочкой» мышцы ноги.

И хотя боль из ноги уходила, психологически Валериану становилось все хуже и хуже. Чего хочет этот странный человек? Неужели он увидел в Валериане будущую звезду каратэ?

По-русски кореец говорил абсолютно чисто. Но там, в зале, он кроме команд ничего не произносил, а тут разговорился. Вокруг ходили мужики с вениками. Время от времени из парной выскакивали красные, с довольными рожами парильщики…

— Я преподаю философию, — сказал кореец, — я доцент.

Валериан окончательно пришел в себя. Кореец не был похож на лгуна.

— Понимаете, Валериан, — вы единственный молодой человек в трех моих группах, с кем можно поговорить о философии. Я не ошибся? Вы ведь пишите стихи?

Валериан покраснел. Стихи он писал. Но при чем тут философия?

В зорких глазах Пака мелькнуло удовлетворение. Он понял, что не ошибся, и ответил сам.

— Философия — это не научный коммунизм, не истмат и диамат. Философия — состояние души. Ближе всего к философам поэты. Их тип мышления тяготеет к абстракциям. Они видят красоту там, где другие не видят ничего.

— Я пишу плохие стихи, для себя, — сознался Валериан.

— Я тоже не Конфуций, — засмеялся Пак.

Так между корейцем и Валерианом началась дружба. Пак пригласил его к себе в гости. В маленькой квартирке не было кровати и стола. Зато одну треть ее пространства заполняли книги. На полу лежали циновки, а на окнах не было занавесок. Но квартира не казалась неуютной или заброшенной.

Если бы в корейце было что-то таинственное, то Валериан никогда бы не стал с ним дружить. Тот, однако, мало чем отличался от обычного московского интеллигента семидесятых годов. Склонность его к восточной философии и восточным единоборствам не делали его необычным.

Только гораздо позже Валериан догадался, зачем он понадобился корейцу. Тому нужен был слушатель. То, чего он не мог прочесть на лекциях, не мог поведать своим ученикам-каратистам, он мог сказать Валериану. Пак был застенчивым и ранимым. Ему причиняла боль любая критика. Поэтому он и выбрал для своих своеобразных лекций закомплексованного, но неглупого и одинокого юношу.

— Заметьте, Валериан, — говорил Пак, — самые несчастные люди те, кто во всем пытаются найти смысл. Несчастнее же людей, которые ищут смысл жизни, вообще нет. Но несчастны и те, кто ищет смысл в любви или работе, в творчестве или в разрушении. И заметьте, комфортнее всего себя чувствуют те, кто просто живет. Замечательными бывают некоторые ответы на экзаменах. Я наслаждаюсь ими. Вот спрашиваю студентов: «Для чего была совершена Октябрьская революция?» Отвечают: «Для того, чтобы построить социализм». Чувствуете, какая замечательная ошибка-неошибка? Правильный ответ какой? Эта революция совершена для построения общества социального равенства, в котором человек был бы счастлив. Но так вам ответит тот, кто ищет смысл жизни и уже для себя решил, что Октябрьская революция ни к чему хорошему не привела, ибо нет вокруг счастливых людей, ради которых она вроде бы и совершалась. А тот, кто сказал, что революция была нужна для того, чтобы социализм построить, не ищет смысла в жизни. Ну совершили эту революцию и совершили. Ему что за дело? Он знает, что после революции социализм строили. Значит затем и совершали, чтобы строить. И ведь близки к истине эти ленивцы и тупицы! Дело не в стремлении к лучшему. Дело в том, что люди устают от однообразия жизни. Подсознательно они хотят пусть более мучительного, но иного существования. Живем мы от одной революции до другой, в зависимости от того, когда всем станет смертельно скучно. Все повторяется! Все!

Вы слышали выражение: «Сила — в покое»? Самое главное — не дать себя втянуть в какое-либо глупое движение. Нужно добиться минимума, при котором тебе будет неплохо, и остановиться на этом. Думать исключительно о себе. Даже тот, кто преследует сугубо эгоистические цели, наживает деньги, например, — он движется. Ему все время мало денег. Он боится, что их у него отберут, что он прогорит. Но если он остановится и скажет: «Хватит, я буду спускать деньги на женщин и вино, на рестораны и бордели», — он все равно будет находиться в движении, только уже в обратном. Женщины будут устраивать ему истерики, а от вина он станет алкоголиком. Его начнут грызть сомнения — а следовало ли ему останавливаться. Следовало ли сорить деньгами? Еще хуже жизнь тех, кто рвется к власти. О! Каким сильнейшим наркотиком истязают себя эти люди.

Валериан слушал корейца и никогда не перебивал его. Будучи юношей наблюдательным, он понял, что того сжигает какая-то сильная страсть. Но Пак, кроме своих бесконечных лекций, давал юноше именно то, что ему требовалось. Он медленно, но неуклонно укреплял Валериана физически. Пак заставил его «качать» мышечную массу, поднимать гантели и штангу, бегать кроссы, ходить в бассейн и в баню. Хитрый кореец воздействовал на ту часть полушария головного мозга, которая отвечала за образы.

Он не просто говорил: «Возьми штангу такого-то веса и поднимай ее каждый день». Он подробнейшим образом рассказывал, как и почему растут мышцы. Что дает человеку мышечная сила. В бассейне он объяснял, как дышит плывущий человек. А дышит он почти так же, как человек дерущийся.

Когда Валериан уставал чрезмерно, то кореец воодушевлял его самыми различными способами.

Однажды в своей квартире попросил поймать его. Чего, казалось, проще? Но Валериану не удалось этого сделать. Кореец каждый раз успевал увернуться, и даже не увернуться, а неожиданно переместиться.

Или вдруг он просил бить его изо всей силы. Все удары Валериана он ловил ладонью. Даже когда Валериан бил ногой в его ступню, он успевал подставить свою ладонь.

— В этом нет никакой фантастики, — говорил Пак, — просто мы очень мало знаем о времени. Точнее, мы вообще не знаем, что такое время. Сегодня тебе мой удар кажется молниеносным, и ты не видишь его, а завтра он покажется тебе медленным, как движение черепахи. Поговори с опытными каратистами. Они тебе подтвердят мои слова. Время для них как бы растягивается в своей продолжительности, и они видят то, чего раньше видеть не успевали. И ты этому тоже научишься… Подумаешь, пройдет каких-нибудь восемь-десять лет. Тебе сейчас это кажется долго. Но время может не только растягиваться, но и сжиматься.

Через два года Валериан перестал сутулиться. Он еще был очень молод, и тело благодарно отзывалось на физические нагрузки. Там, где были кости и кожа, появились мышцы. Значительно выросла и выносливость. И тут каратэ запретили. Пак, который жить уже не мог без того, чтобы не показывать прямые и круговые удары, сосредоточил все внимание на Валериане. В своей жажде сделать поскорее из него сносного спарринг-партнера он зашел слишком далеко и перестал щадить молодого человека. Валериан тренировался по три часа ежедневно. Были забыты гантели, бассейны и кроссы. Осталась только баня два раза в неделю. Все остальное — каратэ.

Пак не хотел иметь неприятностей. Он оставил одного ученика, но вкладывал в него все, что знал. Когда Валериан доходил до предела, кореец поил его женьшенем, биостимуляторами и сам колол витамины.

Валериан сел наконец на прямой и поперечный шпагат. Он стал координированным, быстрым.

— Побеждают не кулаками, побеждают головой, — говорил Пак.

С головой у Валериана было все нормально. Соображал он быстро. И через пять лет после того, как он переступил порог подвала, где тренировал Пак, после трех лет изнуряющих тренировок на квартире у корейца, он стал бойцом.

Из гадкого утенка Валериан превратился в прекрасного лебедя.

Он стал стройным, широкоплечим, а все движения по-кошачьи мягкими.

А Пак в восемьдесят третьем году уехал в Ташкент. Там он открыл полулегальную школу.

Прощание было спокойным.

На вопрос Валериана — не жалеет ли Пак, что столько времени и сил отдал мальчишке, — тот ответил, блеснув темными сумеречными глазами:

— Я получил больше, чем ты.

«Когда тебе будет совсем плохо, — учил кореец, — вспомни о бескрайнем космосе, вспомни, что ты всего лишь ничтожная частица его, и прими все уготованное тебе достойно».

Валериан Сергеевич Дубцов был богатым человеком. И не случайно сегодня он вспомнил Пака, который сделал из него мужчину и бойца.

На прошлой неделе у Валериана Сергеевича подорвали машину. Вчера взорвали дверь в квартире. Дверь была стальная, обгорело только покрытие.

Сейчас он сидел в полутемном кабинете своего офиса. Хотя давно должен был быть на тренировке. Последний год он регулярно ездил два раза в неделю к одному интересному инструктору по ушу.

Под окнами офиса стояла его машина. Возле нее — трое охранников. А он сидел и думал. Он не понимал, от кого исходила опасность. Происходившее было вне всякой логики. Его знакомства в криминальном мире, казалось, надежно должны были защитить от подобных «наездов», и вот здрасте!

Постучав, в кабинет вошла секретарша Настя. Рослая пышная блондинка, она давно хотела стать близкой шефу, но Валериан Сергеевич был строг. На работе — деловые отношения. Настя принесла бутерброды и апельсиновый сок.

— Включить свет? — спросила она.

— Нет, — тихо ответил Валериан Сергеевич.

— Снайпера боитесь, — засмеялась девушка.

Дубцов поморщился. Кажется, Настя была неглупа, но откуда эта фамильярность? Хочет понравиться ему? Так ведь почти нет такой женщины, которая этого бы не хотела.

Снимая с подноса принесенное, Настя специально задела шефа крутым бедром.

Он вздрогнул. Раньше он был настолько уравновешенным человеком, что его не выводила из себя даже езда в общественном транспорте. Что с ним происходит? Ведь на него «наезжали» не раз. Он всегда находил выход из положения.

Секретарша ушла.

Хладнокровный в отношениях с женщинами Валериан Сергеевич не так давно увлекся начинающей певицей шестнадцати лет. Сероглазая девочка была мила и, главное, разбудила его засыпающую чувственность.

Может быть, поехать к ней? Но откуда он знает, что придет в голову этим кретинам? Что на этот раз они взорвут?

Ведь только кретины и идиоты могли пойти на самого Дубцова. И настораживало именно это. Опытные рэкетиры или рэкетерская мелюзга на него никогда бы не вышли.