- Я снаружи обожду, - заикнулся Борька
- Еще чего удумал. Щас к соседке загляну, узнаю новости, да пойдем, чаю выпьем.
Здания рабочих казарм, развернутые фасадом к фабрике, стояли почти темные, мрачные. Только на втором этаже кто-то жалостливо-пьяно невнятно выводил "Ямщик, не гони лошадей".
Вернулся дядя Филимон живо, буркнул "все одно постится, дура".
- Я лучше подожду, вы уж сами, - вновь замялся Борька, но его взяли за плечо, развернули к ступенькам.
- Башку пригни, низко тут. И пойми, Бориска, я тебя не для забавы тащу. Чего и говорить, нынче любоваться на дочку мою - невелика радость. Да чего делать прикажешь? И я по-отцовски ей говорю, и бабы к ней с успокоениями лезут. Была б моя супружница жива... А так толку - чуть. А тут ты мимоходом. И бояться тебя резону нету, и все ж новая рожа. Может, хоть как воздействуешь.
- Я-то что. Понимаю. Но вдруг напугаю...
- Ты-то? Чего тебя пугаться? Глашка у меня жизнью давленая, а не на голову малоумная.
Слышать такое было даже слегка обидно. Два браунинга в карманах, штаны едва не сползают, так карманы патронами набиты, а бояться тебя станет только вовсе уж слабоумный человек - так выходит, что ли?
В комнате было темно и нехорошо. Дядя Филимон зашарил по полке:
- Глафира, опять лампу прибрала? Я с гостем, с работы идем. Приехал к нам парень, в подручные поступил, ремесло осваивает.
Комната молчала.
Гаолян без стеснения выругался, отыскал лампу и чиркнул спичкой.
Борька вздрогнул, увидев недвижно сидящую на кровати фигуру - худая, с распущенными волосами, чисто мертвая. А если и правда...
Девчонка шевельнулась, натянула на голову платок и отвернулась.
- Сидишь? - проворчал отец. - Ну, сиди-сиди. Чисто жидовская плакальщица, скелет-скелетом.
Он, постукивая деревяшкой, ставил вариться картошку, и вроде как стенам рассказывал, что в городе черт знает что творится, там и сям стреляют, хлеба, видать, так и не привезут, а вообще все должно разрешиться со дня на день. Борька скованно сидел за столом, на кровать смотреть опасался, разглядывал инструменты на полках, календарь на стене. Бывали у дяди Филимона дни и получше, не всегда пил, держался, пока жена жива была. И ходики с кукушкой, и кровать с шарами, и чашки красивые, с голубыми ободками. Этажерка вон какая, прямо барская, видно сам мастерил.
...- Советы свое возьмут, ежели, конечно, казаков в город не нагонят, - хозяин потыкал в булькающий чугунок самодельным, жутковатым ножом. - Сварилось. Иди, Глашка, за стол. Я пузырек постного масла принес, вкусно будет.
Сутулая статуя на кровати не шевельнулась. Филимон в раздражении махнул рукой, слил с чугунка воду, высыпал картофелины на тарелку.
- Давай, Бориска, налегай. Сейчас до работы возвращаться, работать ее нам, не переработать.
Съели по картошине - ничего так, душистая, рассыпчатая, аж в животе заурчало.
- Тьфу, я же Карпычу гайки принес, - спохватился Филимон. - Схожу, отнесу, пока не забыл. Вы тут поболтайте пока, тока без шуму, время позднее.
Борька панически замотал головой. Дядька Филимон страшно пошевелил рыжими бровями и поковылял к двери:
- Картошку ешьте. Я скоро, а то чайник остынет.
Борька без всякого удовольствия запихнул за щеку кусок переставшей быть вкусной картошки, покосился в сторону кровати. Вот что это за дело?! Понятно, горе есть горе, но раз жизнь, то нужно и жить.
- Глафира, я извиняюсь, но вы это бросьте. Отец переживает, картошка пропадает, а вы сидите как сфинкс на том мосту. Не могу же я в одиночку все слопать?
- Можете, - сердито прошептали из-под платка. - Вон вы какой... щекастый.
Гм, и когда увидеть успела?
- Я не щекастый, а круглолицый. Это разные вещи, - объяснил Борька. - Так-то я поджарый.
Из-под платка глянули одним глазом.
Опять же было чуть-чуть обидно. Разве сразу не видно, что поджарый? Ну, куртка широковата, так она рабочая, под иную пулемет и не спрячешь. Впрочем, про пулемет Глашка, конечно, не знает.
Борька решительными движениями очистил большую картофелину, сковырнул ногтем черное пятнышко, тяжелым хозяйским ножом разрезал на четыре красивых части, щедро плеснул маслица, добавил четвертушку луковицы, посыпал на кромку тарелки крупной соли. Вот, не хуже чем в ресторане!
Двинуться к кровати было, все же, страшновато. Вдруг разрыдается? Хотя чего тут рыдать? Самое простое, товарищеское дело.
- Кушайте. А то я вовсе неуместно себя чувствую, а меня сегодня дураком и так уже вовсю зашпыняли.
- А вы дурак и есть, - подтвердили из-под платка. - Кто вас нянчиться заставляет?
Борька, наливая в красивую кружку кипяток, пожал плечами:
- Чего меня заставлять? Я сам без башки, что ли? Работаю с вашим батькой, учусь у него, уважаю за умение. Мог бы напрячься и про сочувствие лично вам сказать, но я не особо умею.
- Мордатый вы, да глупый, - с неожиданной досадой сказал платок. - Совсем еще мальчишка.
- Возраст-то что, - хладнокровно парировал Борька. - Возраст пройдет. А так уж и не совсем мальчишка. Спорный вопрос. Давайте я вам лучше еще картофелины почищу?
- Вы мне лучше так ее дайте. Чистить не умеете и масла много бухаете, - упрекнули из-под платка.
На критику Борька не обиделся - чистят картошку каждый в своей манере, а с пропорцией масла так вообще дело темное. Выбрал картофелины покрасивее...
Так и сидели. Борька рассказывал, что настоящей революции не миновать, очень скоро всю Россию от бар, попов, и прочего эксплуататорского разбойного класса до дна вычистят. И война кончится. Очень даже быстро. Под платком жевали, недоверчиво хмыкали, но сообщили, где на полке сахар лежит.
Вернулся дядя Филимон, глянул на кучку картофельной шелухи, почесал нос и сказал:
- Пошли, что ли, Борис? А то дадут подряд в неурочное время, а мы все шляемся.
- Ежели завтра придете, я картошки сама сварю, - сказал платок. - Мне одной в горло все равно не лезет.
- Придем, да только подгадать с обедом не выйдет, - кашлянул отец. - Я денег оставлю, за хлебом зря не стой, попробуй муки купить. А то вообще дурь выходит: деньги есть, а обедаем как попало. Только если вздумаешь на улицу выходить, волосья причеши, а то перепугаешь прохожих.
- Шли бы вы, отец, себе, - сердито сказали из-под платка.
- Гм, имеешь ты, Бориска, подход, - отметил Гаолян на улице.
- Это дух картофельный. В нем крахмал, а он бодрящее вещество, - скромно объяснил Борька.
- Это тоже. Только есть в тебе простота, немудреная, но доходчивая, - похвалил дядя Филимон. - Как закончим, и если живы будем, может тебе в учителя пойти выучиться?
- Мне?! - изумился Борька. - Да я с уроков в ремесленном деру давал. Разве время в классах штаны просиживать, закон Божий зубрить?
- Ну, так иные школы будут, наверное. Детей по-новому учить станут. По-рабочему. Чтоб слабины никогда не давали, делом занимались, не сидели с горя под платками.
Борька подумал, что такие школы очень нужны. Но это уж когда-то потом случится, и другие люди в тех школах будут учить. Тут бы с руками совладать, чтоб в нужный момент прицел браунинга и пулемета куда попало дрожь не уводила.
* * *
Литейный проспект, конспиративная квартира Центра
Три дня до дня Х.
...- Не сомневайтесь, рука не дрогнет! - кратко заверил Алексей Иванович.
- Вся надежда на вас! - повторил представитель Центра. - Наши дела не остаются незамеченными, с вас берут пример многие честные люди. Строго между нами могу намекнуть - уже формируются добровольческие офицерские отряды. Даст Бог, успеем, предотвратим катастрофу. К сожалению, мерзавцы в Смольном учуяли опасность. Только что совершено нападение на генерала Полковникова. По счастливому стечению обстоятельств сам генерал не пострадал. Нападающие хладнокровно расстреляли его охрану, но Георгия Павловича в экипаже не было. Спешат большевики, ошибаются.
- Помилуйте, но этот ваш Полковников... - Алексей Иванович сочно выругался. - Трусливое временное ничтожество, а не главнокомандующий округом[6]!
- И все же именно в его подчинении ударные батальоны, ему верят казаки, у него есть орудия. Ах, нам бы две-три батареи и решительных командиров! Будем надеяться, Полковников решится и твердо встанет на сторону спасителей Отечества. Но сейчас не об этом, дорогой наш Понедельник. Мы имеем сведения о мерах, предпринимаемых большевиками... - представитель Центра, представляющийся кличкой "Гид", огляделся и понизил голос. - Откровенно говоря, в подобное коварство ВРК трудно поверить...
Алексей Иванович старался не морщиться. К чему эта театральность, эта манера поминутно озираться? Центр пытается свершить невозможное - спасти гибнущую Россию, а его представители похожи на провинциальных актеришек. Конечно, это обманчивое впечатление - Гид чрезвычайно осведомлен и по-своему весьма неглуп. Но манеры... Естественно, люди с физическими изъянами склонны к экзальтации, но не да такой же степени. К чему переходить на шепот, если в комнате лишь трое - еще один представитель Центра, устроившийся за письменным столом, полностью сосредоточен на карте города, коротко чиркает карандашом, кстати, очень недурственным карандашом.
- Мы хотели просить вашу группу заняться этим делом, - продолжал Гид. - Никого более надежного Центру не найти, а ошибиться в подобном вопросе - смерти подобно. Понимаю, задание не по вашему профилю, сугубо разведывательное.
- Давайте-ка к сути дела, - потребовал Алексей Иванович, доставая портсигар...
...- Быть такого не может! Даже эти варвары на такое не пойдут, - Понедельник не глядя, давил едва начатую папиросу в пепельнице, пепел пачкал ногти. - Немыслимо! Чудовищно!
- Да, скифы - вы! Да, азиаты - вы, с раскосыми и жадными очами! - внезапно и скорбно продекламировал Гид. - Увы, нам придется поверить в самое страшное.
Несмотря на шок от чудовищной новости, к счастью, еще не подтвержденной, Алексей Иванович в изумлении уставился на собеседника[7]. Продекламированная строфа не звучала идеально - чего-то в ней не хватало. Но образ, отточенный, яркий, внезапный... Дикие скифы - именно! Да-да!
- Ваше? - не удержался бывший литератор.
Гид глянул с усмешкой:
- Баловался в юности. Пока был способен нормально писать. Сейчас не до рифмоплетства.
- Весьма недурно, - осторожно похвалил Алексей Иванович - ему с трудом верилось что Гид, с его очевиднейшим косноязычием и не совсем чистой малороссийской речью, мог сочинить что-либо, кроме неуклюжего любовного сонетика. С другой стороны, "скифская" строфа ярка и чеканна, впечатывается в память намертво. Не украл же ее Гид в самом деле? Чернявый, обиженный судьбой, неуместно язвительный, но приличный же, честный человек.
Гид глянул нетерпеливо:
- Алексей Иванович, давайте поэзию на потом отложим. Вы понимаете, что нам грозит чудовищная катастрофа? Сведения получены из двух разных источников. Мы были бы рады ошибиться, но... Будем надеяться, что наши осведомители преувеличивают опасность. Но удостовериться нужно незамедлительно. Прошу вас, Алексей Иванович, сходите и проверьте. Если ситуация действительно такова, мы бросим все силы к Смольному. Пусть погибнем, но предотвратим катастрофу!
- Черт возьми, в голове не укладывается. В центре столицы и такой безумие, - Алексей Иванович вынул новую папиросу, чиркнул спичкой.
- Сударь, ну, не время же курить! - с внезапным раздражением вскричал Гид. - Каждая минута на счету.
- Да-да, - Понедельник, чувствуя, что голова идет кругом, глубоко затянулся и раздавил папиросу в пепельнице. - Как туда лучше подойти?
...Они постояли над картой, представители Центра объясняли, что со стороны Леонтьевской аллеи и реки Смольный практически не охраняется, главное не пытаться проникнуть напролом, со стороны главного входа. Впрочем, группе внутрь здания, в кабинеты, занятые штабом заговорщиков, пробираться нет необходимости. Задача проще, но и опаснее.
Алексей Иванович торопливо сбежал по лестнице парадного, осторожно выглянул на улицу. Следовало спешить - к утру Центр должен знать об угрозе все, что возможно. Этой ночью большевики уже не успеют начать, а за день можно многое успеть.
...- Какой нервный академик, - усмехаясь, отметил безымянный представитель Центра.
- Как все литераторы, - пожал плечами Гид. - Безумный холерик. Таких мы, собственно, и используем наиболее эффективно. Но курит, дебил, одну за одной. Так мы с вами что-нибудь онкологическое заработаем.
- Не успеем. К утру его группа убедится, что попалась пустышка, успокоится. Сутки на отдых, и пожалуйте, господа, к исполнению основного задания.
- Обойдутся без отдыха. Пара мелких акций для оживления обстановки не помешает. Стороны вялы и нерешительны, раскачать город сложно. Жаль, что пассию Полковникова так и не ликвидировали - личная потеря наверняка подстегнула бы прыть генерала. Пассивность фигур заметно портит игру.
- Что поделать, срок подготовки ликвид-групп был заведомо мал. Полагаю, следующая акция "красных" пройдет планово. Я, коллега, проигрывать пари не собираюсь.
Собеседники засмеялись.
- Откровенно говоря, моя команда слабее, - заметил безымянный. - Принцип подбора я понимаю, но мальчишка и инвалид - нет, слабовато. Тут вы меня подставили.
- Знаковые фишки против знаковых, - напомнил Гид. - Все честно. Собственно, пока ваши играют на удивление стойко. Утром отработают стволами, и мы запустим открытую рекламу. Потом перерыв и ход по складам.
- Слушайте, давайте в зимний сад перейдем, пусть здесь проветрится, - морщась, предложил безымянный. - Натуральный даун! И как он до восьмидесяти трех годков с таким пристрастием к никотину дотянул?
- В здешней, как принято выражаться "кальке", долгожительство нашему гению словесности вряд ли грозит, - тонко улыбнулся Гид. - Пойдемте в сад, продышимся.
- Кто знает, вдруг да и выкрутится ваш Алексей Иванович, - безымянный поднялся из-за стола, потянулся, сделал несколько энергичных гимнастических движений. - Кстати, кажется, ваш гениальный литератор у меня карандаш упер.
* * *
- Пустое, дорогой Алексей Иванович, - уверял Шамонит. - Басни и сплетни. С технической стороны - абсолютно нелепое предположение, уж можете мне поверить. Выдумка людей, абсолютно не представляющих как действует подобное оружие.
- Вы так уверены, Петр Петрович? - Понедельник уже чувствовал, что начинает задыхаться - в большей степени от волнения, чем от быстрой ходьбы.
- Практически да, уверен. Крайне громоздкое в исполнении и сомнительное предприятие. Шансы на успех мизерны.
- Но все же они могут попробовать?
- Чисто теоретически. Мастеровые, знаете ли, не лишены смекалки и выдумки. Да и военные специалисты среди большевиков найдутся. Но я решительно отказываюсь верить...
- Имеет значение, верите ли вы, Петр Петрович? Вопрос - верит ли в действенность и целесообразность задуманного кошмара Ленин и его шайка. Сначала я тоже подумал - безумие! Потом осознал что большевики и прочие-с социал-демократчики, абсолютно аморальны. Абсолютно! Лишь бы раздуть "воровское шатание", возлюбленное Русью с незапамятных времен, подстрекать тягу к разбойничьей вольной жизни. Человеческая жизнь для них цены не имеет.
- Возможно. Но здесь вопрос не морали, а реальных технических возможностей. Да не бегите вы так, Понедельник! Напоремся.
Действительно, боевики уже были за оградой монастыря, левее высились колокольни, где-то впереди был Смольный - с этой стороны практически заслоненный монастырем, далее отблески огней, отдаленный шум - у фасада бывшего института благородных девиц во всю кипел котел очередной революции.