Георгий с его склонностью к экстравагантным поступкам может увлечься этой затеей. Но им то что делать — коронация в Екатеринбурге?! Аж в жар бросает как представишь организацию торжеств в этом медвежьем углу!
У ворот особняках послышался шум. Черт — неужто пьяный ломится как две недели назад — когда пара купчиков перепутала двери напившись до положения риз?
Но дело обстояло совсем иначе.
Как оказалось прибыл курьер с Санкт-Петербургского телеграфа и привез срочную телеграмму.
Прочтя ее Воронцов — Дашков глубоко задумался. Затем сделал два дела.
Во первых отдал распоряжение стоявшему в дверях лакею принесшего телеграмму — собирать чемодан. Во вторых — воспользовался новомодным изобретением — телефоном.
* * *Этим вечером Сергей Юльевич заработался допоздна. Нужно было разобраться с поглощающим массу сил сибирским проектом. Да еще визит Груббе присланного вдовствующей императрицей к недужной супруге и долгий разговор — совсем не обнадеживающий к сожалению.
Поэтому звонок телефона его не разбудил.
— Господин Витте? — прозвучало в трубке. Это говорит Воронцов-Дашков.
Я позволил себе столь поздно вас побеспокоить но дело не столь простое. Скажите — Государь не сообщал вам ничего о своих планах касательно пребывания во Владимире?
— Нет — господин министр — ответил несколько растерянный Витте. Мы с Его Величеством осматривали Коломенский завод но инициатива посетит Владимирскую губернию была исключительно волей Георгия Александровича. Право же не знаю… Сквозь треск в мембране Витте ощутил какое то непонятное напряжение.
— Дело в том Сергей Юльевич что сейчас мне была прислана телеграмма от Кауфмана — о том что монарх желает меня срочно видеть. Право же я несколько обеспокоен…
Витте ощутил вдруг непонятный липкий страх…
Позавчера на совещании у Плеве тот жаловался что распространяются разными сомнительными людьми слухи — что некие «старцы» предсказали — мол царствовать молодому императору недолго.
А еще — жалобу лейб-медика высказанную как раз сегодня — дескать у Георгя Александровича слабые легкие — а он себя не бережет и катается зимой туда-сюда.
Витте утер лоб.
Он — вознесенный на свой пост волей Георгия знал что зависит от его милости и только от нее. Если что приключится с монархом — ему не будет места в верхах. Это в лучшем случае — ибо уж точно ему не простят ни Посьета ни прочего…
Но что будет с Россией при очередном междуцарствии? При юном Михаиле — великие князя оттеснят вдовствующую государыню от дел правления — а уж как эти августейшие отпрыски умеют договариваться и какой раздрай учинят… А какое будет впечатление в народе?!
— Позвольте Илларион Иванович я протелефонирую вам позднее! — произнес он и отключился.
— Центральная — осведомился он покрутив ручку «эриксона»- соедините с номером четыре-пятнадцать.
— Позовите господина Плеве — бросил он когда на том конце взяли трубку.
— У аппарата!
— Эт-то Витте, — чуть заикаясь сказал министр. Простите великодушно, Вячеслав Константинович, — но только что мне позвонил министр императорского двора — он получил срочную телеграмму из Владимира, от господина Кауфмана. Его Величество срочно вызывает к себе Иллариона Ивановича.
— Вы тоже едете? — спросил Плеве — тон был сух и озабочен.
— Да конечно — зачем-то соврал он. И понял тут же что не соврал — ехать придется.
В общем, — вы не можете сейчас связаться с губернатором владимирским и выяснить — все ли в порядке? Витте сделал паузу… с царствующей особой.
Плеве не стал ворчать или недоумевать.
— Хорошо — Сергей Юльевич — я распоряжусь.
Вероятно Плеве как новый человек тоже беспокоится — если не за державу то за себя.
(Витте по старой университетской привычке полицейских не то чтобы недолюбливал, но относился с некоторым подозрением).
Звонок прозвучал через час с небольшим.
— Сергей Юльевич! — прошуршал в мембране голос министра внутренних дел. Только что пришла телеграмма из Владимира. Все слава Богу в порядке — не считая того что государь сменил губернатора.
«Неужели тот проворовался так что это стало видно на второй же день?» — невольно удивился Витте.
Покачав головой, он перезвонил Воронцову-Дашкову.
— Вы уверены что все благополучно? — зачем то переспросил министр двора. («Самому что ли было трудно, Илларион Иванович с Плеве связаться?» — желчно бросил Витте про себя).
— Так мне сообщил Вячеслав Константинович — думаю оснований сомневаться нет…
И еще — я полагаю мог бы посодействовать вам в исполнении царского поручения, — продолжил он. Я распоряжусь чтобы вам был предоставлен мой служебный вагон. — Буду весьма благодарен!
Еще пять минут ушло на то чтобы созвониться с Московским вокзалом и распорядится насчет вагона и отдать распоряжение слуге… А еще облачится в вицмундир.
— Ваше Высокопревосходительство, — в комнату заглянул камердинер недавно нанятый — немолодой чуть прихрамывающий — отчего и лишился места у князей Белозерских (А Витте вот подошел — ему ж не танцевать с ним).
— Извозчик у дверей ожидают.
Влезая в тяжелую шубу, Витте подумал — что еще готовит ему судьба? Определенно поездка обещает быть интересной. И царствование тоже.
Глава 2
Николаевская железная дорога. Где-то возле станции БологоеВагон министра путей сообщения катился в хвосте поезда «Петербург-Москва». Он даже не имел прямого сообщения с другими вагонами.
Это был запасной вагон Посьета. Приняв дела Витте решительно переделал его по своему вкусу. А именно — выкинул оттуда все те как он выразился железнодорожные игрушки до которых был охоч бывший адмирал. Все эти печи всевозможных систем из Германии и Швеции, разные приборы, для измерения скорости; телеграфные аппараты — две штуки. Они адмиралу особенно нравились. И что с того, возражал он, — что на ходу нельзя было послать телеграмму — но зато на стоянке можно быстро подключиться к линии и отправлять депеши не выходя из поезда. Все это делало салон-вагон несколько похожим на корабельную рубку — видимо поэтому старый моряк и собирал эту странную коллекцию. (Вот подобное добро, кстати, перетяжелив тот вагон, во многом и способствовало достопамятной катастрофе). В вагоне находились два купе-кабинета — одно большое во весь торец, и поменьше — которое сейчас занимал Воронцов — Дашков — для министра и его помощников, туалетные комнаты, купе для адъютантов и камердинеров, и крошечный гардероб и салон с диванами и круглым столом…
Сейчас министерский вагон населяло девять человек.
Проводник, его помощник и охрана в лице трех железнодорожных жандармов — странно молодого подпрапорщика и двух усатых унтеров (сидели в купе для прислуги и дежурных офицеров). И четверо пассажиров — два министра и их прислуга — камердинер Воронцова — Дашкова и лакей Витте (составляли компанию стражам).
Министр императорского двора изучал документы — придуманные подчиненными в преддверии грядущих торжеств.
«Кортеж открывает сотня пеших казаков лейб-конвоя, с обнаженными саблями. Во главе их шествуют два трубача в ливреях… За ними следует сотня кавалергардов вооруженная саблями и пиками; с чепраками вышитыми золотом. Затем должна двигаться часть свиты принцессы Орлеанской, а с нею, в качестве почетной охраны, восемь солдат лейб-конвоя.
За ними следует гоф-маршал, возглавляя шесть обер-церемонимейстеров в камзолах из синего атласа, украшенных серебряными галунами. За ними двенадцать камер-лакеев в ливреях цветов герба Орлеанского дома с серебряными и золотыми галунами. Чепраки лошадей следует украсить золотым шитьем и жемчугом, а серебряные стремена — изумрудами и рубинами… Четыре трубача с серебряными трубами и в расшитых золотом перевязях следуют за ними…»
Воронцов-Дашков с тяжким вздохом отложил бумаги… И стоит ли так вникать в идеи подчиненных и ломать голову если все это запросто может быть отменено?
Голова не соображает и отдается тупой болью — возраст… Уже сильно обременены годами они — министры Его Величества — скоро им неизбежно уступать дорогу более молодым — кому в отставку или дремать на заседаниях Государственного совета, а кому и так сказать отдавать последний отчет Тому кто превыше всякого земного владыки…
Захлопнул бювар и вышел из купе.
За столом в салоне он обнаружил Витте — в халате поверх жилетки и рубашки с бабочкой он сидел за столом что — то торопливо писал.
— Вижу, вам тоже не спится, Сергей Юльевич?
— Да — Илларион Иванович, — вот решил поработать — извольте видеть — проект «Общего устава железных дорог» — он слегка хлопнул ладонью по пачке густо исписанных листов. Перстень с тремя немелкими алмазами на указательном пальце брякнул о лимонное дерево столешницы…
— Вам не кажется, что мы едем довольно медленно? — зачем то спросил Дашков.
— Да нет — обычая скорость курьерского, — спустя несколько мгновений ответил Витте прислушавшись к стуку колес. Просто вы Илларион Иванович привыкли к более скорому ходу особых поездов… Но на то они и особые — а впрочем же у нас при наших русских путях слишком быстро ездить небезопасно…
Граф покачал головой… Что сказать — он же сам был в погибшем царском поезде.
— Такова особенность отечественных дорог, — продолжил Витте. У нас сравнительно с Европой более легкие рельсы — примерно двадцать четыре фунта в погонном футе, а согласно заграничных норм — тридцать и более фунтов в погонный фут. На наших дорогах — деревянные шпалы, тогда как в Европе — металлические и бетонные… Балласт и подсыпка у нас песочные а в Европе почти везде щебенка. У их при их избытке средств и небольших расстояниях — отлично выглаженные насыпи, срытые холмы великолепные каменные и чугунные виадуки. Нам же вся эта инженерная роскошь недоступна… Так сказать по естественным причинам.
И разумеется, вследствие сего наши пути являются куда менее надежными. Поднявшись он прошелся взад-вперед от стенки до стенки, заложив руки за спину и отчетливо и громко выговаривая каждое слово.
— Именно поэтому я всегда отстаивал применение опыта североамериканцев — у них дороги протяженные и проложенные в глухомани. Например использование деревянных эстакад вместо насыпей по американской методике может сильно ускорить строительство Сибирской дороги…
— Простите, Илларион Иванович: я несколько увлекся предметом своего ведения… — умоляюще приложил Витте руки к груди, вновь садясь на бархатный диван.
— Oui, monsieur Serge pleinement — comprit tout — tous bicasseau marais dans sa grande![4] — по-французски ответил Воронцов-Дашков. И улыбнулся. Улыбнулся — улыбкой дядюшки снисходительно наблюдающим за успехами племянника.
Витте он знал давно — буквально с детства. Конечно не дружил домами с его родителями — не того-с полета птицы семейство обрусевшего голландца — средней руки чиновника Юлия Витте. Но бывший кавказский наместник знал разумеется его семью как одну из «принятых в обществе». Помнит его уже и в Одессе — так же — постольку поскольку.
Человек, считавший русский и французский языки одинаково родными, и одинаково ловкий за карточным столом и в седле — редкость для штатского, блестяще окончивший в Одессе математический факультет и при этом усердно посещавший юридические лекции…
Потом он потерял молодого энергичного человека из вида… Лишь урывками до него что-то доходило.
Например то как в неполных двадцать девять лет Витте, в должности начальника службы движения в адски сложных условиях провел мобилизацию железных дорог Юга и переброску войск к румынской границе в последнюю русско-турецкую войну. Именно тогда наплевав на мнение старых путейцев он ввел американскую систему эксплуатации паровозов и отправлял поезда буквально один за другим… Не будучи инженером заметим себе.
На посту члена правления дороги ловко лавировал между целой армией подрядчиков, поставщиков, клиентов-грузоотправителей, банковских дельцов и денежных тузов в масштабе всего богатейшего Юго-Западного края. При этом шли слухи — мол про каждого из этих воротил он знает нечто компрометирующее и использует это к пользе дела — и к своей. Говорили даже что сам директор правления дороги — миллионщик Блиох его побаивался. А еще в Киеве Витте был частым гостем во дворце полубезумной великой княгини Александры Петровны, играл целыми вечерами в карты с ее прихлебателями, по тысячам проигрывал ее любезному другу — священнику отцу Герману. Деньги впрочем окупились — там он познакомился с ее сыновьями — великим князьями — не Бог весть какой вес те Николаевичи имели в Семье — но в сочетании со всем прочим…
И не без их участия в салонах гуляет легенда о честном путейце лишь по несчастной случайности не спасшего царя…
Так или иначе граф Воронцов-Дашков в общем неплохо знал Витте. И надо сказать граф Воронцов-Дашков Витте не особенно любил.
Не то чтобы он считал Сергея Юльевича негодным или плохим работником. Скорее напротив — нечасто встретишь в наших канцеляриях такого энергичного и настойчивого человека — у нас все норовят под сурдинку да вместо дела бумагу половчее составить.
Тут иное: «попавшие в случай» вызывали у него — старого царедворца — стойкое недоверие. Было в этом все-таки нечто от Востока — где искусный льстец возносился султаном или падишахом на вершину власти и точно также легко низвергался — прямиком на плаху. Ну или если угодно от Франции старого времени где карьеры делались через будуары королевских фавориток. Нет слов — бывало такое и в России-матушке и не сказать что люди взлетевшие сразу и высоко всенепременно были дурны.
Но… времена Орлова и Потемкина были временами Орлова и Потемкина! Также как неуместны нынче парики и расшитые золотом и яхонтами камзолы — так и взлет ловких удачливых личностей в эпоху когда особо потребны методичность и деловитость в вопросах державного управления — верный путь к бедам и неустройствам…
Спору нет — из Сергея Юльевича выйдет превосходный министр — но… не иначе как лет через десять. Сперва директором департамента после — товарищем министра и только потом…
Вышнеградский однако к нему весьма благоволит — вероятно сам ловкий биржевой игрок видит в нем такого же дельца сменившего костюм на вицмундир.
Что еще можно о нем вспомнить? Любит разыгрывать из себя иногда честного служаку разночинца — этакого провинциального интеллигента. Выбившегося на поверхность своим; упорством и трудом и начавшего будто свою службу чуть ли не рядовым конторщиком мелкой железнодорожной станции. (Он и правда был неутомим — даже когда его секретари падали от усталости, Сергей Юльевич бывал бодр и свеж).
Это тоже министр двора ставил в минус Витте.
Известно же — бабушка у этого университетского умника — не кто иная как княгиня Долгорукая. А дед — знаменитый в свое время генерал Фадеев, оставивший к слову любопытные мемуары.
И связи семьи Витте — пусть не знатной и не именитой — были весьма обширны — начиная от покойного Лорис-Меликова, до генерал-губернатора Одессы графа Коцебу и бывшего министра путей сообщения графа Бобринского…
Да вообще — стыдится своей родовитости так же нелепо как… как выслужившемуся из низших чинов — своего простого происхождения.
И нередко при мыслях о министре путей сообщения, почему то вспомнился Дашкову далекий предшественник Сергея Юльевича — граф Клейнмихель ставший генералом в двадцать пять неполных лет. Сказать что тот был дураком тоже было нельзя — но вышло то что вышло.
Не любя и не зная — и знать не желая — железнодорожное дело он был назначен царем строить знаменитую дорогу из Петербурга в Москву. Выученик и адъютант Аракчеева взялся исполнять царский приказ с готовностью и воистину «зверством» — cколь достойным своего учителя столь же и ценимым в николаевские времена. Робкие предложения немногочисленных отечественных знатоков вопроса — поручить дело частным компаниям он с негодованием отверг — мол разворуют все купцы да иностранцы. Однако собранные им подрядчики воровали и обманывали всякому иностранцу впору. От того времени, — вздохнул Воронцов-Дашков, — и пошла зараза нашего железнодорожного воровства когда выжиги хоть во фраках хоть в купеческих чуйках на казенных грошах украденных там и тут сколачивают состояния миллионные.