Джиллиан слабо улыбнулась.
— Ты обещал мне круассаны.
Он и сам был рад немного пройтись по свежему воздуху. Минут двадцать ни о чём не думать. Выбрать её любимые сладости. Вернуться в номер с мыслью, что тучи развеялись и что о сегодняшнем утре он быстро забудет. Увидеть пустую постель, не найти её вещей. Сесть на разобранную кровать. Подумать. Её нет. Она ушла. Опять... Грязно и от души выругаться. Вздрогнуть, когда дверь в ванную за его спиной распахнётся, и Джиллиан одним прыжком окажется рядом, потому что она никогда толком не вытирается после душа, быстро замерзает и забраться под одеяло в такой момент — самое её любимое дело. Выслушать, что вещи она убрала в шкаф, на случай если кто-то ещё из его подруг придёт, что он сломал ей молнию на платье вчера, и что она воспользовалась его гелем для душа и пахнет теперь как мальчишка. Всю эту чушь — выслушать с улыбкой от уха и до уха и только после этого выпалить в ответ:
— Я купил тебе круассаны...
Глава 17
Досье на Валерана Стюарта было готово. Влетело оно Барросе в сто тысяч. Лаккара нанял лучшего частного сыщика, а в некоторых случаях и сам летал в Котнор, чтобы перепроверить нужную информацию. Перед тем, как передать досье Тому, Альберт засиделся на работе допоздна — перечитывал документы и свидетельства. Он пытался составить портрет человека, которым так заинтересовался сенатор, но чем больше обдумывал полученную информацию, тем больше усиливалось ощущение, что какую-то очень важную часть они упустили. Уж больно всё выглядело идеальным: ни попыток уйти от налогов, ни приводов в полицейский участок — даже по молодости, — ни скандалов, связанных с женским полом. Даже штрафов за превышение скорости или незаконную парковку — и тех не было. Альберт усмехнулся: простому смертному и в заграничном паспорте так могли отказать. Нет штрафов за нарушение правил дорожного движения — и человека вроде как нет. ...Так, что там дальше? После смерти отца перебрался к Патрику МакВиторсу, который в память о дочери принял его как родного внука, а после и вовсе завещал Стюарту практически всё, чем владел.
Здоровье хорошее, никакими хроническими заболеваниями не страдает. Набор зафиксированных «болячек»: простуды, однажды вывихнул лодыжку в гололёд, небольшие проблемы с позвоночником. Мостовидный протез на два зуба в нижней челюсти. В последние годы стало ухудшаться зрение, носит линзы.
Учился мажор «на отлично», несмотря на то, что учился во время войны. Служба контрактников-северян состояла из боевых командировок длиной в несколько месяцев, после которых следовал перерыв на один-два сезона. Их-то Стюарт и использовал для продолжения учёбы. Никаких серьёзных ранений — повезло. Первые годы после войны он продолжал жить у МакВиторса, практически ничем не занимаясь. Потом устроился на работу в банке. Никаких служебных нареканий. Женщины — конечно, были, но услугами проституток никогда и ни при каких обстоятельствах не пользовался. Меценат. На его деньги построили реабилитационный центр для детей с ограниченными возможностями. Тут Альберт поморщился, вспомнив, что на каждые пятьдесят тысяч, потраченных на благотворительные цели, Стюарт получил двадцать пять тысяч налоговым кредитом. Обычная практика снижения подоходного налога для богатеев в этой стране.
С другой стороны, что-то в деталях биографии Стюарта не складывалось. Например, с чего ему так горело поступать на военную службу с недолеченным сотрясением мозга? Как он прошёл медицинскую комиссию? Искать причину такой спешки долго не пришлось — Лаккара понимал, что Стюарт шёл убивать, мстить за близких. Для северян это — идеальная биография героя. Альберт же вчитывался в послужной список и видел нечто совсем другое.
Командировка в Лавальтьер... Подразделения Освободительной Армии сражались там насмерть, Лавальтьер был важной стратегической точкой, но федералы ничем не гнушались. Мирное население под миномётным огнём? Кого это волнует? Всё превратили в прах. Жизнь аппийца мало стоит в глазах солдата Федерации.
Сантье через два года после.... Федералы вошли в эту деревеньку с уверенностью, что там прячется небольшой отряд ополченцев. Убедить их в обратном было невозможно: они сначала расстреливали каждого пятого жителя, потом каждого третьего. Выжило всего несколько человек. Принимал ли Стюарт участие в этих расстрелах? Почему, перелопатив гору ненужных бумаг и включив в отчет информацию о каждом стюартовском чихе (в прямом смысле), агентство не удосужилось найти его однополчан и задать им этот вопрос?
Петава.... Последний год войны. Отряд капитана Уэллса, в котором служил Стюарт, выдавили в Авелин, но им удалось избежать того, что Альберт счёл бы справедливым возмездием.
Авелин... Мика — из Авелина. Надо будет её спросить, что она слышала о федералах, застрявших в горах этого небольшого региона.
И потом, после войны четыре года полной.... неактивности? Стюарт что, грехи замаливал в одиночестве? Нет, Альберт уже знал его: эти несколько лет выпадали из общей картины, рисовавшей деятельного, импульсивного и строгого человека. Значит, он достаточно хорошо изучил характер Стюарта, но ещё очень плохо — его жизнь. Досье явно было не полным.
Ощутив, как тяжелеет голова, Лаккара захлопнул крышку ноутбука, вытянул ноги под столом, закинул руки за голову и на пару минут закрыл глаза. Он уже решил, что сейчас поедет домой, как раздался звонок и знакомый вкрадчивый голос поинтересовался, найдётся ли у мистера Лаккары пять минут для беседы.
Пилар!
— Альберт, я думаю, вас это заинтересует, — произнесла она. — Тем вечером, когда не стало Лео, один человек покинул офис компании где-то после восьми. Записывайте имя и адрес.
Записал. Вежливо попрощался. Механически пролистал досье до конца. По этой части он сделал всё, что мог.
Расследование смерти Лео... После разговора с Эллисоном и появления Андре, следовавшего за ним по пятам, как верный пёс, Лаккара уже не чувствовал себя под чьим-то прицельным наблюдением. Барроса приказал остановиться, но Альберт всегда с трудом принимал поражение. Собственно, никто ему не указ, если он решит продолжить это дело в частном порядке. Приняв такое решение, Лаккара внутренне примирился с очередной проволочкой и в освободившееся от расследования время вместе однополчанами включился в организацию Дороги Примирения, втайне надеясь, что нечто вскоре сдвинет его с мёртвой точки.
Вот оно.
Сдвинуло.
Альберт вышел из-за стола и прошёл в приёмную. Там, в кресле с широкими подлокотниками из синего вельвета, дремал Андре. Лаккара растолкал охранника:
— Эй, просыпайтесь!
Тот недовольно зашевелил губами, с трудом разлепляя веки.
— Чего вам?
Чего ему... Охранничек, мать его, с таким пристрелят, а он проспит благополучно.
Лаккара ему не доверял, не испытывал ни малейшего желания ставить его в известность о своих планах на завтра — подозревал, что Андре о каждом его шаге доносит Барросе, а возможно, и кому-то ещё. Поэтому, вытащив бумажник и отсчитав несколько банкнот, протянул их охраннику со словами:
— Отдохните-ка завтра, Андре. Я планирую работать из дома, вы мне не понадобитесь.
...Утром следующего дня Альберт припарковал машину на подъездной дорожке возле старого дома. «Вы достигли конечной точки маршрута», — сообщил навигатор. Лаккара вышел из автомобиля и осмотрелся. Район, в котором он оказался, застраивался ещё лет сто назад и сейчас выглядел... хм, антикварно. Дома — двухэтажные, вытянутые как иглы, без веранд и таких привычных для Оресты палисадников — жались друг к другу вдоль узкого тротуара. Сто лет назад кондиционеров, понятно, не было, летом прохладу приносили северные ветра, и дома строились соответственно: с высокими потолками, но узкими комнатами и окнами с северной и южной стороны. Альберт раньше не бывал в этой части города; слышал только из новостей, что скоро здесь построят большой торговый центр, а значит, все эти ветхие постройки будут сносить.
Ко входной двери вели несколько ступенек, обещавших перелом обеих ног любому на них ступившему. Альберт даже не сомневался, что при первом же шаге прогнившее дерево развалится под его весом. Прыгнуть, что ли, на верхнюю ступень с разбега? Как-то не солидно. Но, пока он раздумывал, из окна кто-то крикнул старческим дребезжащим голосом:
— Эй, мистер! Зайдите слева, через задний вход!
Альберт приветливо махнул рукой кричавшему и, обойдя домишко, оценил заднее крыльцо как более надежное. Дверь перед ним распахнулась. На пороге стоял старичок лет восьмидесяти, а то и старше, аккуратно одетый, с редковатыми, но длинными седыми волосами.
— Чего вам надо? — грубо спросил он, оглядывая Альберта с ног до головы. — В Господа не верю, ничего не покупаю.
— Мне нужно поговорить с Фредом Балджером...
— Ну, я — Фред Балджер. Чем обязан?
Лаккара призвал на помощь всю свою выдержку — старикан оказался явно не из сговорчивых.
— Вы были последним, кто видел Лео Дробински перед смертью. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Вредный дед ещё больше нахмурился.
— С чего вы это взяли?
— Охранник видел вас в тот день, вы вышли после восьми вечера. — Альберт старался говорить размеренно, контролируя речь. — Остановились поговорить с ним, забыли отметить имя и время своего ухода, но охранник — ваш старый знакомый, он вспомнил об этом эпизоде в разговоре с моим человеком.
— Чёрт бы побрал этого пиздюка!
Старикан экспрессивно взмахнул рукой.
Кисти его рук, перекорёженные артритом, напоминали клешни.
— Ну, ладно, пусть так. Я закончил работу в этот день поздно. Но это ещё не значит, что я был последним, кто видел Лео.
— Кабинет Лео был напротив вашего, а дверь он никогда не закрывал.
Старик посмотрел на Лаккару с интересом.
— Аппиец?
— Да, сэр.
— Лео был чокнутым упёртым придурком, но он мне нравился. Не нравилось только, что последнее время он стал лизать вам, аппийцам, задницы. Ничем не могу вам помочь. Убирайтесь.
С этими словами он уже собирался было захлопнуть дверь, но Альберт решительно шагнул вперёд:
— Вы ведь тоже журналист?
Балджер приосанился:
— Старейший работающий журналист, шестьдесят пять лет стажа, приятель, и что?
Альберт поднял ладонь в примиряющем жесте.
— Минуту. Выслушайте меня. Вы посвятили своей профессии более полувека. Неужели вам всё равно, что вашего коллегу-журналиста прихлопнули, как москита, чтобы поставить точку на расследовании, которое он вёл? Как насчёт корпоративной этики? Так-таки ничего не дёрнулось, когда узнали? — Альберт «включил» профессиональное давление. — В государстве, где принято дорожить свободой слова и свободой прессы, Лео Дробински убили именно потому, что его право на эту свободу было кому-то неугодно.
Старик хмыкнул.
— Чего вы мелете? Всем известно, что это было самоубийство. Ещё скажите, что я его убил.
— Не думаю, что в этом случае убийца был бы таким идиотом, наверняка он действовал бы куда более осторожно.
При этих словах Балджер польщённо ухмыльнулся.
Альберт продолжил:
— Так когда вы Лео видели в последний раз?
— Вы из полиции?
— Нет, я — друг Лео.
— Тогда я тем более не собираюсь с вами разговаривать.
— Только потому, что я — аппийец?
— Всё верно. Ребята вроде вас убили моего внука.
— Возможно, я его и убил. Нечего было вашему внуку делать на моей земле. — Фраза эта вырвалась у Альберта случайно, он тут же раскаялся. Это было слишком жестоко с его стороны, да и делу только мешало. Но вместо того, чтобы с ругательствами захлопнуть перед ним дверь, старик вздрогнул, фыркнул, как рассерженный пёс, и сделал шаг назад.
— А ну, заходите. Поговорим.
Альберт вошёл в небольшой коридор, неуклюже потоптался в тесной прихожей, ожидая, пока старик закроет дверь на замок, потом пропустил своего не очень радушного хозяина вперёд. Балджер провёл его в комнату, которая служила одновременно и кухней, и столовой. Обстановка была скромная, почти нищенская, но вокруг царила чистота. Балджер не опустился, следил и за собой, и за своим жилищем.
Фред предложил Альберту кофе — типичный орестовский жест гостеприимства, — и тот не захотел обижать старика отказом.
— Только если вы собирались заварить его и для себя.
— Сколько вам лет?
Альберт ответил. Балджер тяжело вздохнул и покачал головой:
— Мальчишки, мать вашу. Семнадцать лет назад вы были мальчишкой, и мой внук был мальчишкой...
— Фред, я погорячился...
— Да бросьте вы. Вы ненавидите нас так же, как и мы — вас. А что, Аппайям будет лучше вне Федерации? Ну, получите вы эту вашу независимость — что вы с ней делать будете? Федерация обеспечивает... законность, если хотите. Порядок. Образование, медицина, социальные программы — полагаете, всё это свалится на вас, как манна небесная, когда получите земли в полное распоряжение? Восемьдесят процентов населения провинции живёт на дотации государства. На что все они будут жить, если ваша мечта о независимых Аппайях станет реальностью? Я могу сказать вам, на что будут жить боссы многочисленных аппийских кланов, но вы ведь к ним не принадлежите? Я вас узнал, кстати, я видел ваши видео... — Балджер посмотрел на Альберта в упор. — Слабо, очень слабо, если хотите знать мнение профессионального журналиста. Но... вас, как принято сегодня говорить, «раскрутили». Нагнали волну, создали драму. Зачем вам это надо? Вы мне кажетесь порядочным человеком. И тем не менее, с вашей лёгкой руки сегодня на улицах Оресты протестующие хотят «справедливости» для Аппай. Они не понимают одной простой вещи: справедливости не существует, если кому-то, власть имущему, эта справедливость не выгодна. Вы — кому-то выгодны.
Лаккара провёл рукой по волосам, пытаясь погасить раздражение.
— Послушайте, Фред, при всем уважении... Мне не нужны ваши лекции, мне нужна информация о Лео Дробински.
Балджер отсыпал растворимый кофе в чашки, залил кипятком.
— Я пересёкся с ним на офисной кухне, спросил, как его дела. Потом ушёл. Последнее, что слышал: кажется, он разговаривал по телефону. Всё. Вы довольны? Вам кофе с молоком?
— ...И три ложки сахара.
— Сластена вы. Ну, что уставились на мой сервант, там нет ничего интересного. С чего вы взяли, что Дробински убили?
Альберт объяснил. В очередной раз. Балджер внимательно слушал его, выкладывая дешёвые печенья в вазочку. Потом поставил ее вместе с чашкой кофе перед гостем. Уселся напротив и громко, не заморачиваясь правилами хорошего тона, отхлебнул из своей.
— И вы не знаете, кому это могло быть выгодно? Если допустить, что вы правы... Я так думаю, вы ищете не там.
— А где я должен искать?
— Вы должны вернуться в Катамарку. Нет, я не прошу вас садиться на самолёт и лететь туда первым рейсом. Я имею в виду, визуально вернуться. Вы знаете этот регион?
Очень приблизительно. Выглядит, как и большая часть провинции — горы, горы, горы, куда ни кинь взгляд.
— Ага. С одним небольшим отличием. Катамарское плато, приятель. Девятьсот с лишним метров над уровнем моря. Приграничный район.
— Понимаю, — ответил Альберт. — Это контроль над воздушным пространством Аппай.
— Ничего вы не понимаете! Пару месяцев назад стали известны планы установки там радиолокационной системы, уже подписаны контракты! И если бы я спросил себя, кому была выгодна смерть Лео, с этого бы я и начал.
— Вы уверены? Откуда у вас такая информация?
Создание такого объекта как радиолокационная система должно было получить специальное разрешение от Комитета Вооруженных Сил при Сенате, а значит, новость не могла пройти мимо Барросы. Но Альберт был уверен, что его шеф ничего об этом не знал.
Балджер тут же отметил его реакцию:
— Вы выглядите удивлённым.
— Я не понимаю, как они с этим проектом обошли Сенат.
— Правильный вопрос. Когда найдёте на него ответ, вам будет легче найти виновных в смерти Дробински. Если, конечно, сами доживёте до этого момента. — Фред прищурил глаза и уставил палец в собеседника. — Да-да, удивляюсь, как вы до сих пор живы.... Пейте ваш кофе, остынет же. Вдруг он будет последним в вашей жизни? Выйдете из моей скромной обители, будете переходить дорогу, и вас грузовик переедет...