Туманы Авелина. Колыбель Ньютона - Трегуб Георгий 24 стр.


Проезд автомобилей на территории Лаунсдонского парка был запрещён. Мика подумала, что за несколько минут пешей прогулки можно попытаться разговорить Альберта. Известие о нанятой охране как-то нехорошо тревожило её, да и сам Альберт вёл себя не так, как обычно. Видимо, случилось что-то серьёзное. С учётом резонанса, который вызвали его видеоролики, теперешнее состояние Альберта вполне ожидаемо. Мика, конечно, просмотрела видео в тот же вечер, когда Альберт прислал ссылку, но собраться с духом, чтобы обсудить увиденное, пока не решалась. Поверить в его правду оказалось непросто. Но и спорить с ним было сложно, и это её немного раздражало. Не то чтобы она не любила споры. Скорее, наоборот, — ей нравилось дискутировать, находить общие точки с оппонентом. Однако из-за всегдашней сдержанности она тщательно формулировала ответы, что изрядно мешало блистать показным остроумием, да и лишало дискуссию остроты. Ей не хватало спонтанности, и порой она жалела об этом.

Резкий порыв ветра невольно задал тему для разговора. Подхватывая разлетающиеся полы мехового пальто, Мика заговорила, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. Конечно, сегодняшний вечер она предпочла бы провести дома, под пледом и с чашкой горячего шоколада, но пару недель назад чёрт дернул её за язык в разговоре с шефом упомянуть о своих скромных способностях. Шеф, массовик-затейник-самоучка, большой фанат мюзиклов, считавший, что в среде работников его компании надо периодически проводить конкурс «Алло, мы ищем таланты», ходил за ней хвостом следующие десять дней. В итоге уломал выступить в сегодняшнем самодеятельном шоу.

— Надеюсь, когда дело дойдёт до бонусов к заплате, он вспомнит, что я пошла у него на поводу. — Мика осторожно взяла Альберта под руку и тут же добавила извиняющимся тоном: — Давно не обувала высокие каблуки, ходить разучилась.

Лаккара ничего не ответил, но на секунду положил ладонь на её пальцы. Приноравливаясь к её шагам, пошёл чуть медленнее.

Их обогнал велосипедист, и, обернувшись, поднял вверх указательный палец: парочки, расхаживающие под руку на улицах Оресты, были большой редкостью.

«Женщина не должна опираться на мужчину, — однажды заявила Джиллиан, хотя Мика попыталась возразить, что так куда удобней идти рядом. — Можно держаться за руки, — переубедить Джилли было невозможно. — Но под руку — это дурной тон».

Вспомнив этот разговор, Мика невольно покосилась на спутника — хоть бы его не успели испортить несносные орестовские правила. И тут же подумала: «Хотя куда уж больше». Она поспешила вернуться к тому, что беспокоило:

— Барроса нанял охрану из-за твоих видеоразоблачений?

— Тебе бы частным детективом работать, — Альберт нахмурился, но тут же принял безразличный вид. — И из-за них тоже...

Он попытался перевести тему:

— Так что у нас сегодня в программе?

Они остановились у мраморного бордюра.

Мика придержала его за руку.

— Погоди. Я же вижу, что-то не так. Расскажи. Я с места не сдвинусь, пока ты мне всё не расскажешь.

Вместо ответа Лаккара подтянул рукав пальто и выразительно постучал по циферблату наручных часов.

Девушка упрямо покачала головой. Опоздает? Ничего, её подождут...

Неожиданно пришли правильные слова — те, которые уже несколько дней убегали от неё, волоча за собой дребезжащие консервные банки её тревог.

Отводя взгляд, точно провинившийся ребёнок, Альберт, сам того от себя не ожидая, вдруг всё выложил. Как устал, как не может остановиться, как — не хочет останавливаться.

Мика слушала и смотрела так, словно сейчас не было вокруг ничего важнее того, что он говорит.

— Ты устал. Ты борешься с целым миром, он чужой тебе, он чужой нам. Почему ты не хочешь уехать?

Она едва удержалась, чтобы не добавить: «Я уеду с тобой». Домой. Туда, где есть дом. Там виноградные лозы вьются по балконам и тянутся к бездонному небу, и плоды с древа познания сладки, и чёрт с ним, что это плоды смоковницы. Это на севере — грехопадение, а на юге — всего лишь сладость, радость. Жизнь.

Лаккара с трудом стряхнул с себя наваждение.

— Сейчас минус пятнадцать, ты замерзнёшь.

Да забыл он, что ли? А плюс сорок и по лодыжки горячего песка?

Момент взаимности рассыпался горстью колких снежинок, брошенных в лицо порывом ледяного ветра.

— Ты не понимаешь...

Нет, всё понимает. Людям нужна надежда, что их голоса будут услышаны — и он выбрал для себя, что будет этой надеждой. Боится он? Да, конечно, боится. Не супергерой. Но «страх не должен мешать тебе делать то, что ты должен».

Она его услышала. Он не остановится. Надо было заставить себя улыбнуться, и Мика сделала это, как могла.

— Когда тебя убьют, обещаю, я посажу на твоей могиле розовые пионы, — проговорила она с деланной беспечностью, а сама в кармане пальто скрестила пальцы, отводя беду.

— Боже мой, — Альберт рассмеялся в голос, но немного, как показалось Мике, ошалело. — Какие мещанские цветы!

***

...Это было уже не утро. Это было уже глубоко и далеко за полдень.

— Ларри, скотина, ты где? — возмущался автоответчик голосом Саймона. — Нельзя же так бессовестно опаздывать?

Куда он опоздал? Ах, да, Аманда настояла, чтобы он заскочил к ним на ланч первого января. Нет уж, сегодня Бейтманы обойдутся без него.

Можно, конечно, открыть глаза, но он и с закрытыми глазами знал, где в его постели находится это затисканное, замученное, зацелованное и залюбленное тело. Вот она. Слева. Потягивается — звонок Саймона и её разбудил.

Валеран перекинул руку через её тело, сграбастал и подмял под себя:

— Ты. Меня. Любишь.

— Ага. И ты меня.

— Ты останешься со мной?

— До скольких?

— До конца жизни.

— Домой мне всё-таки придётся уйти. Коту нужно сменить воду.

— Ладно, после ланча пойдём вместе. В этот раз я тебя доведу, обещаю...

Они рассмеялись, одновременно вспомнив лихорадочный подъём по скользкой лестнице к отелю, где они останавливались через каждые несколько ступенек и тянулись друг к другу, и целовались ненасытно, не веря, что вот — они вместе, наконец.

— У тебя есть запасная зубная щётка?

— Нет, но я могу спросить внизу у служащих отеля. Что-нибудь ещё, мэм?

— Круассан и кофе.

— Ты перебьёшь себе аппетит перед ланчем.

— Ерунда, ты просто не знаешь, сколько я ем.

— Ок, в отеле они отвратительные, я куплю в «Серене».

— Подожди, я передумала, лучше чай, а не кофе.

— Джилли, попробуй меньше походить на переменчивую орестовскую погоду, иначе мне придётся поколачивать тебя в воспитательных целях.

Как бы не так! Он в жизни пальцем её не тронул. И да, она более чем уверена, что на пороге старости он стал ещё мягче сердцем? Не желает ли леди Джиллиан пояснить, что она подразумевает под старостью? Ему всего тридцать пять, а вот ей уже точно не двадцать. Да-да, ей давно пора перестать изображать беспечную девчонку и начать вести себя, как и подобает женщине её возраста. И не лягаться. И не пытаться укусить, потому что они оба знают, чем эта игра закончится.

...Но любимую женщину надо иногда и кормить. Ладно, он одевается, всё. За чаем и круассанами, дорогая. И за зубной щёткой.

Уже из прихожей он крикнул Джилли, откинувшейся на подушки с твердым намерением поспать полчасика:

— Я повешу табличку «Не беспокоить», не волнуйся.

Но прежде чем он успел накинуть пальто, раздался стук. Валеран открыл дверь и... понял, что день будет тяжёлым.

На пороге стояла Маргарет.

Счастливая, улыбающаяся Маргарет, которой он, понятное дело, вчера так и не позвонил, и которая села в самолёт сегодня утром, чтобы провести со своим мужчиной первый день нового года. Сделать ему сюрприз. Взглянуть в глаза. Сказать, как она по нему соскучилась. Случайно заметить на полу в коридоре сброшенную наспех шубку. И туфельки. И — перестать улыбаться.

— Маргарет, что ты тут делаешь?

Она невольно прикрыла глаза ладонью. ...Хороший вопрос. Действительно — что? О, конечно, его измены давно не новость для неё. Развитая сеть подруг — невероятно полезная вещь. Она знала, но закрывала глаза. Он же к ней возвращается? Значит, любит, верно? И, кажется, ему тоже был присущ обычный для среднестатистического мужчины страх перед женой или постоянной любовницей, его всё устраивало в их отношениях, он не хотел её терять. Значит, волноваться особо не стоит?

Но в этот раз он не позвонил. Ему было так хорошо с этой его подружкой, что он даже не удосужился набрать её номер на минутку!

Маргарет выпрямилась и отбросила назад волосы:

— Я не вовремя?

Он всё понял.

Меньше всего Валерану хотелось портить сегодняшний день скандалом и выяснениями отношений. Маргарет вряд ли сможет его сейчас спокойно выслушать, а Джиллиан вообще ничего знать не надо. Потому что про Маргарет он ей ничего не рассказывал, и сейчас.... ох, нехорошо это будет выглядеть сейчас.

— Дорогая, — тихо, чтобы его не было слышно в спальне, начал Валеран, — давай спустимся вниз и поговорим?

— Я хочу её видеть.

— Маргарет...

Но она с неожиданной силой оттолкнула его от двери и влетела в номер прежде, чем он успел её остановить.

Ещё несколько быстрых, широких шагов в гостиную, и Маргарет поняла, что нечто чёрное на полу — это платье. Смятое, сорванное... У неё дух перехватило от картинки, которую нарисовало воображение. А дальше уже при всём желании невозможно было не заметить стоящую в проёме девушку в рубашке Валерана, которая прислонилась к косяку и невозмутимо разглядывала Маргарет.

— Ларри, — Маргарет механически подняла платье с пола и теперь переводила растерянный взгляд с Валерана, подошедшего к ней и положившего ей руку на плечо, на Джилли. — Она хотя бы совершеннолетняя?

Без косметики Джилли действительно выглядела невероятно юной — настолько, что при покупке алкоголя в магазинах у неё до сих пор требовали водительские права, чтобы удостовериться, что ей уже исполнился двадцать один. И, если Валерана этот вопрос застал врасплох, то Джилли даже не колебалась. Её подбородок дрогнул, глаза сделались жалобными, и она взмолилась полушёпотом, откровенно провоцируя Маргарет:

— Тётенька, только не звоните в полицию, мне уже есть восемнадцать, честное слово!

«Убью, — подумалось Валерану, — разберусь с Маргарет и убью». Её обычные шуточки, подставы, розыгрыши.... И как всегда — в самый подходящий момент его жизни. Он сжал плечи Маргарет и повернул к себе, вынуждая посмотреть в глаза:

— Маргарет, давай спустимся в вестибюль отеля и поговорим. Или просто выйдем в коридор.

— Нет, — Маргарет затрясла головой, отказываясь воспринимать услышанное. — Я никуда не пойду, ты слышишь? А вот эта твоя шлюшка пусть собирается и выматывает отсюда! И не забудь ей заплатить.

— Прекрати, что ты себе позволяешь?

— Что ты себе позволяешь? Почти шесть лет, Ларри, мы вместе — и ты мне сейчас говоришь, что это я должна уйти? Ради чего? Ради случайной девчонки, которую ты непонятно где подобрал?

— Мы выйдем вместе. Выйдем и поговорим, если ты обещаешь не срываться в истерику. В противном случае мы можем подождать до более подходящего момента...

Джиллиан подняла руки, словно призывая присутствующих к миру и спокойствию:

— Господа, но если вы решите скандалить здесь, можете сбавить тон? Я страшно хочу спать. Всё-так ночь была... — тут Джилли не выдержала и посмотрела Маргарет прямо в глаза, — тяжёлая для девушки моей конституции.

И закусила губу, чтобы не расхохотаться.

Любой другой увидел бы в таком поведении осознанную жестокость, Валеран же знал, что это у неё — реакция на сильный стресс. Никаких слёз, никакой драмы: получила выброс адреналина в кровь, внутренне собралась и берёт ситуацию под контроль. А Маргарет законно решила, что над ней издеваются. Ну, и не без этого, конечно. Но вот вскрикивать от возмущения, ударять его в грудь, подскакивать к Джиллиан, хватать её за локоть и кричать, что сейчас эту шлюшку выставят из номера в чём мать родила, если она не уберется сама по доброй воле, — это Маргарет погорячилась. Валеран, не ожидавший столь сильного удара, на мгновение потерял равновесие, но едва успел двинуться, чтобы вмешаться , как Джиллиан схватила женщину за запястье и шагнула к ней вплотную, лицом к лицу. Маргарет этого было достаточно, чтобы разглядеть наконец, что перед ней не маленькая запуганная девочка, а взрослая и уверенная в себе женщина, которая сейчас, прищурившись, растягивая каждое слово, хриплым, низким голосом говорит, глядя ей прямо в глаза:

— Если вы ещё раз посмеете ко мне притронуться, ваша челюсть окажется у вас в мозгах. Поэтому вы сейчас — тихо, сами — разбираетесь с вашим Ларри, а я иду спать. В противном случае советую помнить: я работаю с животными весом в полтонны. Вы, моя шёлковая радость, проблемой не будете.

Валеран вклинился между женщинами, чтобы предотвратить кошачью драку, снова положил руки на плечи Маргарет и повторил твёрдо:

— Маргарет, нам надо поговорить. Выйдем.

Ему было её жалко, очень жалко. Он никогда не рассказывал Маргарет о Джиллиан, и сейчас она не может понять, почему Стюарт делает такой странный выбор. Потом Валеран ей всё объяснит, если Маргарет захочет его выслушать. Пока — развести обеих в разные стороны, потому что «челюсть вбить в мозги» — это не пустая угроза. Нос, во всяком случае, сломать Джиллиан может, рука у нее тяжёлая, а с Маргарет и так уже хватит потрясений на сегодня.

— Ларри, — пробормотала Маргарет, прикасаясь к его лицу, — ты меня любишь? Если хоть немного любишь, уйти должна вот эта...

— Она останется, — сухо ответил Стюарт.

...Когда за Маргарет хлопнула входная дверь, Валеран ещё несколько секунд стоял неподвижно в центре гостиной. Щека от пощёчины горела. С Маргарет, очевидно, всё кончено. И... с Джиллиан? Вот так, не успев начаться?

Собравшись с духом, он вернулся в спальню. Джиллиан сидела на кровати, ссутулившись и обхватив себя руками. Ничего не сказала, ничего не спросила, только посмотрела пристально.

— Мне очень жаль, солнечный дождик. Я не знал, что она приедет повидать меня.

— Ты женат?

— Нет, родная, но мы были вместе... долго... очень долго... И я не думаю, что я с ней когда-нибудь ещё увижусь.

— Ты ей часто изменял?

Несколько раз... Он рассказал Джилли, что это были за несколько раз. Она слушала молча, потом хитро и нехорошо улыбнулась.

— Девушки, похожие на меня? Хочешь сказать, что я — такая стандартная?

— У меня заняло какое-то время, чтобы понять... чего мне не хватало... Вот этого... — лёгкий кивок в её сторону, — ... тебя не хватало.

Слова не шли. Джиллиан избегала его взгляда, что-то обдумывала, что-то для себя решала.

— ...Девочки, которая пожаловалась полицейскому, что мы предлагаем ей конфеты и покататься на машине, а она нас первый раз в жизни видит — не хватало.

— А не надо было меня пугать. Сами виноваты — зачем нужно было щипать в самый страшный момент?

— А не надо было тащиться за нами — сказали же, что идём на фильм ужасов.

Ей прямо сказали, что парни идут на страшное кино. Нет же, прицепилась, как обычно. И уже в кинотеатре, в самый жуткий момент, когда музыка, лившаяся из громкоговорителей, не оставляла сомнений в том, что сейчас на главного героя выскочит какая-то тварь, Ларри, сидевший прямо за девочкой, нагнулся вперёд и довольно сильно сжал Джиллиан под рёбрами кончиками пальцев. Девчонка вскочила и заорала от испуга так, что Валерану показалось, что у него сейчас лопнут барабанные перепонки. По рядам кинотеатра пошла лавина ужаса. Люди вскочили с мест, некоторые тоже закричали. Проектор тут же погас, кто-то быстрёхонько включил в зале свет. Бледные и перепуганные зрители вглядывались друг в друга, пытаясь понять, с кого всё началось. Троица парней была в восторге, Джиллиан — в гневе. Тогда-то она и заявила полицейскому, вбежавшему в зал кинотеатра на шум, что видит ребят первый раз в жизни и что они к ней «пристают». Это была его первая ночь в полицейском участке вместе с Саймоном и Дэвидом, где они торжественно поклялись напускать ей пауков в комнату по освобождении... Разгневанное лицо Майкла на следующее утро...

Напряжение между ними пошло на убыль.

— И девчонки, которая спряталась в грузовике брата и выскочила на меня, как чёртик из табакерки, на заставе — тоже не хватало. И вот этого ...«Животное в полтонны... вы проблемой не будете»...

Назад Дальше