Это был «чистый драйв», как сказал бы бармен Иллай из «Слона и Ладьи». Ассет руководствовался принципом «вздернуть, застрелить, допросить». Именно в такой последовательности. Грег Ассету симпатизировал: внешне ничем не примечательный дядька — коренастый, усатый, с тросточкой, больше похожий на механика или рабочего с завода, нежели на лидера оппозиции, — был единственным политиком за всю историю Федерации, кому удалось на последних выборах потеснить Народный Фронт и отнять у последнего три четверти мест в парламенте. И это в Аппайях!
Тем временем крики и топот стали стихать, и Эллисону наконец удалось заговорить.
— Намеки досточтимого лидера оппозиции Ассета на то, что сегодняшняя правящая партия может быть как-то замешана в этом скандале, следовало бы проигнорировать. Но я всё-таки отвечу. Не далее как вчера я лично попросил генерального аудитора начать проверки счетов «Джеопорта». Я обещаю, господин председатель....
Снова послышались возгласы «Позор!», кто-то даже выкрикнул «Воры!», и Эллисону пришлось взять небольшую паузу. Но как только шум немного стих, он продолжил:
— Я обещаю, господин председатель, что подам в отставку, если в ходе расследования обнаружится, что я имею к предполагаемым махинациям какое-либо отношение.
Либералы вскочили с мест, зааплодировали, председатель привычно призвал к тишине и порядку. Филдс, сидящий рядом с Грегом, рассматривал царапины на столешнице. Это только издали зал Палаты Общин казался образцом викторианской роскоши — с витражами под высоченным кафедральным потолком, с картинами, богатой мебелью... Вблизи становилось заметно, что зеленоватый ковролин местами в пятнах от кофе (который в Оресте пили, похоже, вместо воды), столы и скамьи старые и исперщённые царапинами, а окна не мыты аж с позапрошлой весны.
Улучив момент, Филдс повернулся к Грегу:
— Макрей может проститься со своим портфелем.
Макрей был нынешним министром обороны.
Грег пожал плечами:
— Ты знаешь не хуже меня, как это работает. Назначат послом где-нибудь, уберут с глаз подальше... А Эллисона, если он действительно ничего не знал, хорошо подставили...
— Не знал, как же! — Филдс фыркнул и поскрёб затылок. — Ассет с него не слезет сегодня. Как бы ещё не подрались.
— Господин председатель, — Ассет потрясал перед собой вытянутой рукой, открытой ладонью обращённой к залу, — почему никто не знал о планах возведения нового военного объекта? Я хочу сказать: что здесь происходит, а? Господин премьер-министр и его кабинет день за днём делают, что только пожелают, и предоставляют нам минимум объяснений по этому поводу. Господин премьер-министр отказывается нести обязательства перед государством...
Шла прямая трансляция. Ассет был актёром на этой сцене, и актёром талантливым, отметил Грег про себя. Киссинджер знал, и Ассет знал прекрасно, что любой лидер, подхвативший летящий на него мяч власти, будет бежать с этим мячом в любом нужном ему направлении до конца поля. Или же пока не остановят.
На втором этаже, в офисе сенатора Барросы в это же время было весело. Да, у Альберта с утра подозрительно скребло в горле, и он уже догадывался, что выходные придётся проваляться в постели с температурой, — возможно, поэтому не удержался от удовольствия немного помучить своего незадачливого стажёра.
В обязанности стажёра входили распечатка документации, распределение корреспонденции по нужным папкам и ответы на телефонные звонки, если Сюзан, личный секретарь сенатора, отлучалась по срочным делам. Но для Рикки офисные технологии являлись настоящим испытанием. Какую кнопку нажать, чтобы машина отсканировала документ с обеих сторон, он запомнить никак не мог. И, опасаясь неулыбчивого Альберта, нередко казавшегося высокомерным, Рикки обращался к Сюзан. Каждые пятнадцать минут.
— Сю-юзи, — тянул он, стоя за спиной молодой женщины, — а ты мне можешь показать, как четырнадцатидюймовый лист копировать?
— ...А на какую кнопку нажимать?
— ...А если позвонят из комиссии по делам национальных меньшинств, мне что говорить?.. Сю-юзи...
В конце второй недели на «Сю-юзи» следовал один ответ:
— Меня нет дома.
Ещё через месяц Сюзан пожаловалась Барросе, что её отвлекают от работы. Потом посоветовала Рикки все вопросы адресовать Альберту, но Альберту достаточно было лишь бровью повести, чтобы Рикки решил: доставать Сюзан — куда безопаснее. Сюзи тем временем изменила тактику. Она перешла в атаку.
Произошло это в момент, когда Альберт вышел в приемную попросить её о каком-то мелком одолжении. Сюзан протянула ему конверт. Адрес отправителя был с гербом и печатью, и Альберту не надо было даже доставать письмо, чтобы понять, что его приглашают на встречу с генеральными аудитором.
— Только что курьер принёс, — сообщила она и покосилась на Рикки.— Альберт, парень занимает слишком много места в офисе. Не возражаешь, если я его подвину куда-нибудь?
Альберт бездумно кивнул, толком даже не расслышав, о чём она говорит. Если генеральный аудитор найдёт достаточно оснований для возбуждения уголовного дела, он привлечет к расследованию национальную полицию, а это ребята, которым не надо переходить дорогу — они самого премьер-министра могут упечь за решетку, если понадобится. У Альберта поднялось настроение (вместе с температурой, и он подумал, что надо бы отправить Рикки в аптеку и — вообще — уйти с работы пораньше).
Лаккара улыбнулся Сюзан — широко, с редким для него озорным огоньком в глазах, и Сюзан приняла эту улыбку как поощрение.
— Мне нужна будет часть твоего стола, Рикки, под бумаги. Отодвинешься в угол со своим ноутбуком.
— Но это же моё место.
— Твое место — там, где я выделю. Сейчас оно в углу, двигайся.
Альберт видел, что Сюзан шутит, и поддержал игру.
— Всё так и есть. Первое правило сосуществования с женщиной: ей принадлежит семьдесят пять процентов твоей территории. Двигайся.
— Я не знаю, как сосуществовать с женщиной, у меня нет девушки, — застенчиво заметил наивный ягнёнок, которого Сюзан, судя по хитрому выражению её лица, собиралась принести в жертву своей потребности похулиганить. И послушно отодвинулся в угол стола.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать.
— Только не говори, что никогда и не было.
Рикки смутился настолько, что запотели стёкла очков.
— Я живу с родителями, и они заправляют моим банковским счётом. Даже на конфеты приходится деньги просить.
— У тебя странные родители, цыплёночек, — расхохоталась Сюзан.
— Что ты хочешь от его родителей, дорогая, они назвали сына Рикки.
Альберт невольно вспомнил своих и тут же добавил:
— Наши родители поразительно талантливы в умении сломать нам жизнь ещё до нашего рождения.
— А что ты делал в двадцать лет, Альберт? — спросила Сюзан.
— Скажем так: когда мне было двадцать лет, родителям было лишним знать, на что я тратил заработанные деньги.
Сюзан лукаво подмигнула стажёру:
— Рикки, специально для тебя, если ты не понял: твой строгий босс тоже был молод и у него, как и у всех, финансы уходили на девочек, алкоголь, сигареты, компьютерные игры и травку.
Альберту надоело стоять в центре комнаты, он подхватил свободный стул и придвинул его к Сюзан. Сел рядом — сейчас они выглядели как приёмная комиссия. Рикки смутился ещё больше. Сюзан и Лаккара работали вместе уже четыре года. Сработались, она его понимает с полуслова. Очень поддержала во время развода. А мальчишку было по-хорошему жалко: неплохо зная среду престижных факультетов в Оресте, Лаккара ничуть не сомневался, что бедолагу травят по-чёрному. Альберт помнил свои первые здесь годы: золотые орестовские мальчики-девочки аппийца не принимали, педагоги тоже не жаловали. Он и сейчас-то с трудом идёт на компромиссы, а двадцать лет назад юношеский максимализм так и лез из всех щелей.
Рикки, вероятно, с постоянными насмешками смирился. Вот сейчас Альберт и Сюзан, два взрослых человека, подтрунивают над пареньком, а он отвечает беззлобно, с застенчивой улыбкой. Но — внимание льстит, и Рикки испытывает потребность поделиться наболевшим:
— Мне нравится одна девушка на курсе. Я думал, если я буду с ней очень хорошим, она обратит на меня внимание...
— Сюзан, знаешь, что я тебе скажу, — Альберт легко и игриво хлопнул коллегу и подругу по плечу, — если тебе попадётся такой вот мистер Хороший Парень, беги сразу и не оглядывайся. Беги в горы, найди труднодоступный район, поселись в пещере и пережди. Самое главное тут — переждать.
— Ты предлагаешь мне встречаться с плохими парнями? — Сюзан вскинула брови. Когда она улыбалась, у неё на щеках появлялись ямочки, а ещё у неё была привычка закрывать лицо руками, когда она слишком громко смеялась.
— Нет, я предлагаю тебе встречаться с уверенными в себе и здоровыми на голову парнями. Мистер Хороший Парень эти два качества потерял давно и навсегда, а комплексов приобрел... Ты же это лечить всю жизнь потом не хочешь?
— Ой, это в любом случае не про меня, Альберт, ты как будто не знаешь, что я — замужем.
Ну, так и он был женат. Шутка сказать, целых пятнадцать лет был женат.
— А вот ты, — продолжала Сюзан, — сейчас в роли одинокого мужчины.
— Нет, дорогая, — мрачно пошутил Альберт, чувствуя, что голос начинает «садиться», — я сейчас в роли банковского автомата для бывшей.
Сославшись на нездоровье, Лаккара ушёл сразу после ланча. Дома он в первую очередь позвонил одному из организаторов «Дороги Признания», объяснил, что не сможет сегодня присоединиться к демонстрантам. Сначала пытался смотреть какой-то муторный фильм про пришельцев, потом выпил лекарство и уснул на диване, не раздеваясь. Проснулся в час ночи: бил озноб, сил хватило только, чтобы перебраться в кровать. А где-то часов в восемь утра его разбудил звонок в дверь.
Выбираться из кровати не хотелось. Лекарство уже давно не действовало, горло болело, всё тело — ломило. Что бы его непрошеным гостям ни было нужно, пусть убираются восвояси.
Но звонок повторился. Потом опять. Чертыхаясь, Альберт всё-таки вылез из постели, натянул джинсы и футболку, пересёк небольшую холостяцкую квартирку и открыл дверь, готовый выдать все красочные ругательства, какие знал. Но, распахнув дверь, увидел Мику — перепуганную и заплаканную.
— Спасибо тебе господи! Альберт, ты в порядке!
«В порядке» — понятие относительное, в порядке Лаккара себя не чувствовал. С лестничной площадки потянуло холодом, ночью ударили морозы. Альберт заколебался. Пригласить её войти? Побоится. Но и стоять в дверях ему не улыбалось. Чего она так перепугалась? Обычная простуда...
— Вот уж не ожидал тебя увидеть!
— Я не спала всю ночь, я звонила тебе, я думала, с тобой что-то случилось!
Ничего себе... Милые сюрпризы его сегодня ожидают. То не отвечает на звонки, избегает встреч, то вот так появляется на пороге и сообщает, что не спала всю ночь? Видимо, позвонила в офис, узнала, что он отпросился с работы пораньше — но сколько переполоха из-за обычной простуды?.. Сюзан её накрутила, что ли? У Сюзан вчера было не в меру проказливое настроение.
— Думаю, завтра-послезавтра пойду на поправку, — произнес он хриплым полушёпотом, — напрасно ты беспокоилась...
— Какая поправка, ты о чём? Ты, что, заболел?
А то по нему не видно. Альберт представил себе, как он выглядит сейчас: взъерошенный, с забитым носом, с красными глазами... Видок лучше не придумаешь, чтобы предстать перед женщиной, которая тебе симпатична. Но... странные у неё вопросы...
— Мика, что происходит и что ты тут делаешь?
— Ты ничего не знаешь?
— Я проспал последние пятнадцать часов.
Мика судорожно выдохнула:
— Тогда включи телевизор.
Альберт отступил в коридор, отодвинул босой ногой ботинки, чтобы не валялись под ногами, и, уже не думая, как его приглашение будет расценено, скомандовал:
— А ну, заходи. И, может, сама объяснишь, что случилось такого страшного, что ты вспомнила обо мне в восемь утра?
— Твоя «Дорога Примирения», Альберт. Вчера вечером произошли столкновения между участниками демонстрации и жителями Оресты.
Он предполагал, что провокации будут. Он ожидал, что будут вспыхивать небольшие потасовки. Он рассчитывал, что полиция Оресты сумеет удержать всё под контролем. Но то, что произошло накануне вечером, неожиданно показало ему, каким он был самонадеянным идиотом. «Маленький правительственный городок с повышенным уровнем безопасности!» — мысленно передразнил он себя, слушая расстроенную и испуганную Мику.
В таких ситуациях никогда не разберешь, кто начал первый. Кто-то крикнул резкое слово. Кто-то запустил банкой от пива — может быть, пустой и вреда от неё никакого не было, но... Кто-то ответил... Температура ближе к вечеру опустилась за минус тридцать. А что? Драка — вполне себе средство согреться...
Когда Альберт наконец включил телевизор, от Мики в общих деталях он уже всё знал: сто двадцать человек убитыми, три сотни пострадавших. Свара перед Зданием Правительства была такая, что полиции, опасавшейся разъярённой толпы, громящей государственные учреждения, пришлось открыть огонь.
Почти у каждого человека в жизни бывают минуты, когда он понимает, что ни в чём не виноват, обстоятельства оказались сильнее, и люди поймут: пропустил, не знал, заболел... Но не простят и не забудут, и он сам себе этого не простит. Альберт, стоявший в центре комнаты перед изображениями кричащих, мечущихся, яростных и испуганных горожан, спрашивал себя, не стало ли это событие вполне предсказуемым возмездием за то, что он — увлёкся. За свои поиски, за свою правду он заплатил, как и должен был. Только — чужими жизнями, пока сам валялся в постели.
Голос Мики вывел его из оцепенения. Она была сильно напугана, но рассказывала, не сбиваясь и не торопясь. Беспорядки в центре города не затихали всю ночь, а утром, выйдя на улицу, Мика ступила на тротуар в пятнах крови. Шла по улице и встречалась с откровенно враждебными взглядами.
— Мика, тебе нельзя было сюда приходить!
— Я не знала, что с тобой, телефон не отвечал. Но... я не одна, меня подруга проводила. Было... страшновато... Кажется, в нас в какой-то момент бросили камень. Но Джилли умеет за себя постоять, когда нужно. — Мика улыбнулась почти виновато — ну вот, такая она неумеха, прячется за спину подруги. — Поверишь, она такой крик подняла, что нас тут же оставили в покое ...
— Ещё хуже... Две аппийки на улицах этим утром...
— Она не аппийка. — Здесь Мика запнулась, подумав, что с откровениями сегодня лучше бы подождать. Но, посмотрев Альберту в глаза, прочла в них лёгкое отторжение и решилась. — Она — самый близкий мой человек. Ничто этого не изменит, даже то, что произошло вчера.
А Мика, оказывается, тот ещё сундучок с сюрпризами...
— Я попросила Джилли подождать на улице...
— Я не кусаюсь, между прочим.
Ему не хотелось разрушать тот образ, который он сам себе придумал. Да, для него нет разницы между левантидийцами и аппийцами, и он готов — по возможности, пусть и без большого энтузиазма, — общаться с северянами. Если Мика сдружилась с соседкой или коллегой, у которой кожа светлее, и вера — другая — ну и чёрт с этим. Лаккара не настолько грубая скотина, чтобы не сказать сейчас: «Мика, я чувствую себя ужасно, заставляя твою подругу ждать на улице в такой холод».
— Но и хозяин из меня сегодня неважнецкий, — добавил тут же с виноватой улыбкой. — Я не уверен, что в холодильнике ещё остались сливки для кофе.
— Не говори глупости, я сейчас уже пойду... — Мика не успела договорить, потому что раздался телефонный звонок, и Альберт поспешил ответить до того, как включится автоответчик. По номеру на дисплее он понял, что звонит Барроса.
— Да, Том... Я как раз собирался позвонить... Да, я только что узнал... Это ужасно... Что? ...Том, послушай... Том!
Но на том конце, видимо, слушать не пожелали. Отложив телефон в сторону, Альберт сел на край дивана. Несколько секунд ошарашенно смотрел на Мику. И в тот момент, когда женщина уже собиралась спросить, что ещё случилось, расхохотался так, что она вздрогнула. Смех тут же перешёл в сильный кашель, из глаз брызнули слёзы, но, едва успокоившись, Лаккара сообщил Мике с таким видом, словно был страшно доволен новостью: