Трое бойцов выразили полное одобрение словам бригадира.
– Я – второй! – тут же заявил один.
– Почему это ты? – агрессивно возразил другой.
– Кончили гнилой базар! – гаркнул Рябой. – Киньте на туза, кто за кем…
Тимофей Смирнов по прозвищу Уж лихорадочно пытался придумать, что можно сделать. И понимал, что не сможет сделать ничего. Проклятая слабость! Проклятая беспомощность! Он спал, когда эти уроды ворвались в квартиру. Уж знал: когда человек спит, раны заживают быстрее. И он все проспал! Себя, Надю… Самое отвратительное ощущение – когда не можешь защитить близкого человека!
Даже сейчас Ужу потребовалось бы не больше минуты, чтобы избавиться от наручников. И еще десять секунд, чтобы перестрелять этих отморозков. Ближайший автомат висел на плече бандита в шести метрах от Ужа. Один хороший бросок, пустяк.
Хорошего броска не получится. Проклятая слабость! Но Уж все-таки рискнет… Он должен рискнуть…
– Я тебе сказал: оставь ее в покое! – Кочко выхватил пистолет и направил его на Рябого.
Тот нехотя отпустил Надину ногу, медленно выпрямился.
– Ну давай, мент, стреляй, – лениво процедил он.
Палец Кочко слегка надавил на спуск… и остановился. Бойцы Рябого целились в него из автоматов.
– Стреляй, ментяра позорный… – проговорил их бригадир, неторопливо приближаясь к Кочко.
Телефон зазвонил в самый подходящий момент.
Кочко опустил пистолет, кивнул на Ужа.
Рябой подхватил его, легко, как ребенка, перекинул с дивана в кресло у стола. Уж скрипнул зубами, на лбу выступил пот… Было очень больно, но когда Рябой поднес трубку к его уху (трубку второго телефона снял Кочко), голос Тимофея был совершенно спокоен.
– …Лучше не бывает, – бодро произнес он. – Ты далеко?
– Значит так, – начал доклад возвратившийся с рекогносцировки спецназовец, – один сидит в машине, второй – у подъезда. Закрылся между лоз, сука такая, только голова и жопа выглядывают, но скрытно никак не подойти.
– Да… – протянул лейтенант. – Прикид у нас приметный.
– Мой человек, – сказал Алеша, – рекомендовал попробовать сверху. Это реально?
– Сверху? – Глаза лейтенанта блеснули. Вся его группа тоже оживилась. – Это вариант. Трос у нас есть?
– Метров тридцать.
Лейтенант прикинул:
– Третий этаж… На троих хватит. Интересно, сколько их там?
– До восьми человек, – сказал ходивший в разведку. – В джипяре третьим рядом сиденья поставлены.
– Значит, будем исходить из того, что в квартире может быть шестеро.
– Кто-то из людей Сурьина мог оказаться предателем, – предположил Алеша. – Иначе как они без стрельбы в квартиру попали?
– Допускаем и это, – кивнул лейтенант. – Нас четверо (Алексея он в список не включил), значит, делаем так: идем сверху, с крыши, один – через люк, остальные на тросах – в окна… – Тут он вспомнил, что ему поручено охранять Шелехова и поправился: – Двое – в окна. Ты (водителю) останешься здесь.
– Трое, – возразил Шелехов. – Лейтенант, я не хрупкая барышня.
Командир спецназовцев подумал немного, потом кивнул. Минус один боец – это в полтора раза ослабленная штурмовая группа.
– А предупредить своих сумеешь? – спросил он.
– Попробую…
Телефон снова зазвонил.
Двое бойцов, карауливших двери в ожидании визитера, тут же развернулись в сторону комнаты. Рябой, маячивший у окна, тоже повернулся. Кочко приложил палец к губам, подал знак третьему бандиту. Тот упер в затылок Ужа ствол автомата, а свободной рукой прижал к уху трубку, Кочко взял параллельный.
– Это я, – раздался в трубке голос Шелехова. – Прости, задержка. А ля гер, ком а ля гер. В общем, осень еще далеко, но птицы уже летят…
– …Птицы уже летят, – сказал Алексей, когда три фигуры в камуфле, отталкиваясь от грязно-синей стены пятиэтажки, стремительно заскользили вниз. Видел их не он один. Водитель в джипе уже вываливался из машины, поднимая автомат. Алеша был готов: пистолет в его правой руке был уже наведен на ожидаемую цель. Упражнение «бегущий кабан» он всегда выполнял безошибочно, а бандит, на свою беду, двигался намного медленнее кабана…
…Грохот выстрела на улице на долю секунды опередил «пришествие с небес». Рябой успел развернуться к окну… И, получив страшный удар двумя ногами в грудь, грохнулся спиной на стол, проехался по нему и врезался головой в паркет.
Боец, уткнувший ствол в затылок Ужа, рефлекторно нажал на спуск. Но Уж был готов: секунду назад он сам надавил затылком на ствол, а потом резко отдернул голову в сторону, автомат «нырнул» стволом вперед. Правое ухо Ужа надолго потеряло способность слышать, зато очередь не разнесла ему череп, а полоснула по бедрам Паши Кочко.
Второго шанса хлебаловский боец не получил, потому что сразу две пули вошли ему в голову, избавив от печального осознания своей ошибки.
В общем, активная часть операции заняла чуть меньше минуты.
Результатом ее были еще четыре трупа (три в квартире, один – на улице), двое пленных и один удравший. Алеша мог бы подстрелить хлебаловца, давшего стрекача, но не стал. Атакующая сторона потерь не понесла, но тоже сочла необходимым отступить. Алеша позвонил Куркову. Объяснил ситуацию, попросил быстренько прислать кого надо, прибраться и забрать на время Надежду. Тем временем спецназовцы вытащили трупы из квартиры на лестницу.
Курков примчался лично, через пятнадцать минут. С ним прибыл адвокат, еще дюжина бойцов и прикормленный опер из местного отдела. Только после этого Алеша позвонил Табидзе, сообщил о перестрелке и намекнул, что, по его мнению, имело место взаимное истребление двух противоборствующих структур.
Табидзе фыркнул, но от реплики, кому и кого следует учить, воздержался.
Убедившись, что к встрече следственной группы все подготовлено, Курков отбыл, увозя с собой Надю и тяжелораненого Кочко. Шелехов, Уж и спецназовцы тоже уехали, прихватив для «дружеского» разговора старшего инспектора Рябчикова, ухитрившегося во время захвата не только остаться в живых, но даже не получить серьезных повреждений. Но, судя по выражению лица старшего инспектора, он не считал, что ему повезло. И был абсолютно прав.
Арендованный на сутки тренажерный зальчик в подвальном помещении оборудован был бедновато. Но те, кто его арендовал, качать мышцу не собирались.
– Об одном жалею, – сказал устроившийся на топчане Уж, глядя на Рябого, качественно закрепленного на привинченном к полу сиденье, – Салаватика с нами нет… Большой мастер собеседования. А как виртуозно ножиком пользуется. Сразу видно, что мясник в третьем поколении.
Рябой, бледный и потный, с ужасом глядел то на окружавшее его железо, то на тех, кто, похоже, намеревался опробовать это железо на его организме. Вообще-то Рябой неплохо переносил боль, но перспектива стать калекой…
– Средневековые у вас методы, Тимофей Аркадьевич, – сказал Ужу лейтенант, надламывая кончик ампулы. – Варварские. И в полевых условиях не всегда применимые. Время, бывает, дорого…
– В полевых-то условиях как раз обычный нож бывает очень эффективен, – не согласился с лейтенантом Уж. – Но время, действительно, дорого, это вы правы. А он от этого не загнется?
– Может, и загнется, – пожал широкими плечами лейтенант. – Или вам он в суде нужен – показания подтвердить?
– Да нет, пожалуй. Алеша, как полагаешь?
– Перебьемся, – ответил Шелехов с явным облегчением. Наблюдать, как живьем режут человека, даже во имя самых гуманных целей, даже такого, как этот бандит… Нет, это зрелище не доставило бы Алеше удовольствия.
В общем, смерть Рябого была более легкой и приятной, чем его жизнь, а Шелехов наконец узнал то, что ему так хотелось узнать последние несколько дней: где прячут Аленку.
Глава сороковая
– Это Аленка! – сказал Бессонов, выслушав сбивчивое описание. – Однозначно!
– Вот Лехе будет сюрприз! – заметил Монах. – Берем?
– Охренел? Их там за два десятка!
– Ну и что? – поднял бровь Монах. – Четверых мы уже угондошили.
– Пока троих, – уточнил Салават и кивнул на пленника. Тот задрожал.
– Салават, к дереву его привяжи, – сказал Бессонов. – Давай отойдем. Воняет от него.
– Может, я его зарежу? – предложил Салават. – Это быстрее.
– Я сказал: привяжи к дереву! – рявкнул Бессонов.
Дисциплина, мать ее так! Уже и Салават в пререкания вступает!
– Монах, тебе задача такая: отсюда до шоссе километров двадцать. И еще километров двадцать до Никитска. Из Никитска связываешься с Лехой, докладываешь обстановку. Времени тебе на все про все пять часов. Не заблудишься?
– Может, лучше Салавата послать? – предложил Монах. – Он бегает шустрее.
– Зато у тебя шустрее язык! – раздраженно произнес Бессонов. – А там на дорогах патрули. Этих, – кивок в сторону хутора, – ищут по полной программе. Уже два раза вертушка пролетала. Забыл, что ли?
– Забудешь! – хмыкнул Монах. – Вон она снова летит! Ба! Да она гражданская! И снижается!
Они успели подбежать к опушке, как раз когда вертолет, действительно, гражданский, а не военный, приведя в полное неистовство собак, опустился на покос перед домом. На борту машины теперь без труда можно было разглядеть эмблему ширгородской рыбинспекции. К противнику прибыло подкрепление.
Разумеется, половина хлебаловских тут же вывалила встречать. Лопасти вертолета постепенно замедляли мах, но из летающей машины никто не выходил.
– Что-то тут не так… – пробормотал Бессонов. – Но почему бы нам не повеселиться… – добавил он, ловя на мушку сгрудившихся на крыльце хлебаловцев.
Его опередили: со стороны леса, пятьюдесятью метрами правее, там, где укрывался Сивый, прогрохотал автомат – и опрокинул сразу четверых хлебаловцев, тех самых, на крылечке.
– Гаси! – гаркнул Бессонов, полоснул по двоим, у сарая (одного достал), и сразу переместился метров на шесть вправо, так что ответная очередь досталась бедному малиннику.
Коротко ударил автомат Салавата, разнеся оконное стекло. В доме кто-то завопил… Но хлебаловцы уже опомнились: в окно второго этажа высунулся хобот пулемета и принялся поливать опушку, нашаривая свинцовой струей рассредоточившихся «братьев-разбойников».
– Вертушка! – сказал Миша. – Похоже, не военная.
– Думаешь, наша? – спросил Хлебалов.
– Почему бы и нет? Гонец ваш по срокам как раз успевает. Ефим Асланович тянуть не станет.
– А твои разведчики как? – спросил Хлебалов.
– Скоро вернуться должны. Я им на прочесывание три часа отпустил. Видно, не нашли ничего пока. Связи у нас нет: мобильники здесь не ловят, а насчет раций я как-то не сообразил! – сокрушенно добавил он.
– Ничего, – успокоил его Хлебалов. – Ты и так сработал отлично. Без тебя нас всех бы уже приговорили!
– Стараюсь, Николай Григорьич! А-а! Что я говорил! Наша вертушка! Рыбницкая!
– Рыбинспекции? – Хлебалов потер успевший обрасти щетинкой череп. – Бортовой номер какой?
– Не видать отсюда! Но эмблему вижу!
Хлебалов прикинул: у рыбинспекции было шесть типовых машин. Две – на Песчаном, одна – в ремонте, одну сбили месяц назад Ванька-Мститель с приятелями, одна наверняка досталась федералам в Праздничном, одна – в личном распоряжении Юматова. Скорее всего, это она и есть…
Снаружи прогрохотала очередь. Миша отшатнулся от окна, присел. Еще выстрелы…
– Из вертушки бьют? – хладнокровно осведомился Хлебалов.
Миша осторожно глянул через край подоконника.
– Нет, из леса. Ствола три-четыре, не больше. Не понимаю…
– А в вертолете?
– Сидят, не высовываются. Вот засадят по ним из гранатомета…
– Был бы у них гранатомет, давно бы по нам засадили, – буркнул Хлебалов. – Наверняка это те суки…
– Кто?
– Бессонов. Ванька-Мститель гребаный! Они эти леса лучше нас знают…
В комнате наверху мощно загрохотал пулемет. Противник сразу усох, а хлебаловские бойцы, наоборот, оживились: в десяток стволов принялись поливать. Миша одобрительно хмыкнул. Мужики опытные, обстрелянные, на хапок не возьмешь… Хотя, надо признать, взяли их именно на хапок… Скольких положили? Шестерых, как минимум… Но сейчас лес притих.
– Николай Григорьич, может, вылазку сделаем? – пререкрывая грохот пулемета, выкрикнул Миша.
– Нет! – Хлебалов решительно мотнул головой. – Сколько ты послал? Троих? И где они? Никаких вылазок, пока я не улечу. Со мной полетят девка и ты. И еще четверых подбери. Что там с вертолетом? Так и сидят?
– Не-е… Зашевелились!
Люк вертушки открылся, вниз спрыгнуло несколько камуфлированных, тут же рассредоточившихся… и занявших позицию не против леса, а против хлебаловцев.
«Идиоты! – мысленно выругался Миша („Ну что там?“ – нетерпеливо крикнул Хлебалов). – Что они…» – И тут он увидел целящегося прямо в него гранатометчика.
– Ложись! – завопил он, в прыжке снося Хлебалова с койки, на которой тот сидел, подминая его под себя и молясь, чтобы гранатометчик промахнулся.
От взрыва дом содрогнулся. Потолочная балка треснула, дождем посыпалась штукатурка…
«Живой!» – подумал Миша. В ушах звенело. Под животом возился и пихался Хлебалов.
Гранатометчик не промахнулся. Попал, куда целил. Пулемет на втором этаже заглох.
Потянуло гарью. Миша отпустил Хлебалова и подпихнул его под кровать. Панцирная сетка и два матраца – лучше, чем ничего. Никитский князек открывал и закрывал рот… Требовал что-то. Миша не вникал. Да и не слышал ни хрена. Миша подполз к подоконнику, приподнялся… И тут же присел, потому что в окно сразу влепили трассером, а через секунду замолотил пулемет, разнося вдребезги раму и дырявя противоположную стену.
«Хорошо, что не бетон, – успел подумать Миша. – Рикошетов нет… Но надо в темпе валить, пока гранату не влепили…»
У его бригады тоже был гранатомет, но он вместе с гранатометчиком, мать его так, остался в хлеву. А хлев, как успел заметить Миша, полыхал ярким пламенем, причем изнутри – ни рева, ни воплей. Не бывает такого, чтобы живые существа горели молча. Значит, живых там нет. Нет гранатометчика. И, похоже, нет большей части хлебаловского войска. Вторая вероломная атака обошлась еще дороже первой. Удивительно, что прилетевшие не разносят к хренам эту двухэтажную избушку. Хотят взять живьем, что ли?
Внезапно стало тихо. Прекратили стрелять прилетевшие и те, кто в лесу. Хлебаловские – тоже.
– Эй, там, в доме! – зазвенел усиленный электроникой знакомый голос. – Сдавайтесь, и будете жить!
– Лешка Шелехов! – удивленно воскликнул Миша.
Мертвенно мрачное, в побелке и копоти, лицо Хлебалова оживила свирепая усмешка.
– Он самый, сучонок! – произнес никитский князек. – Повезло нам! – Он сплюнул на засыпанный штукатуркой пол. – Мишка, бегом за его девкой. Тащи ее сюда. И всех, кто есть в доме, – тоже.
– Здорово, Лешка! – пододвигаясь поближе к окну, заорал Хлебалов. – У меня твоя девка, знаешь?
– Знаю! – последовал ответ. – Если с ней что-нибудь случится…
Из Ширгорода они долетели за два часа. Шелехов и восемь спецназовцев. Вертушка была трофейная, но пилотировал позаимствованный у военных экипаж. У военных же взяли кое-какое вооружение: два пулемета, гранатомет… На всякий случай. По данным, полученным от Рябого, Аленку стерегли всего двое бойцов, но Козявкин хутор располагался недалеко от Кургана, к которому пробивались остатки хлебаловского «войска», уцелевшие после боя в Праздничном. Кто-то из них мог обосноваться на хуторе.
Сели нагло, на лужок у самой изгороди…
– Два бойца, говоришь… – проговорил лейтенант, глядя на вышедших встречать. – Лично я вижу уже шестерых… А вон еще один, в сарайчике. А в руках у него… Эрпэгэ двадцать два, кажется? Так, сержант?