– Ага, – сказал Жуков. – Видим.
– Забравшись на нее, он поднялся на крышу. Крепкий мужчина последовал за ним... – Глаза Василия-Леонардо вдруг заблестели, и он, снова устремив взгляд куда-то вдаль, как бы отрешась от реальности, продолжил: – Я как раз подумал в тот момент: а что, если бы люди рождались с крыльями? Ведь тогда им были бы не нужны пожарные лестницы! Более того, они вообще не боялись бы пожаров! А что их бояться, сиганул в окошко – и улетел!
Папалаев пощелкал пальцами перед глазами хозяина и, выведя его из состояния «внутренней удаленности», сказал:
– Дорогой гражданин Леонардо, давайте, пожалуйста, с того момента, как они залезли на крышу!
– Ах да! – встрепенулся инвалид. – Так вот. Этот худой стукнул крепыша по коленке и столкнул его вниз. Тот упал в песочницу и, кажется, ударился не слишком сильно, но захромал. – Тут хозяин опять провалился куда-то в глубины подсознания. – Я тогда подумал, – начал он, – а что, если бы кости у людей были из железа...
– Гражданин Леонардо! – вмешался Папалаев. – Ближе к делу, пожалуйста!
Инвалид сосредоточенно потер лоб и продолжил:
– Потом крепыш зашел в подъезд. Там он сразу же столкнулся с худым, который спустился с крыши через чердак. Увидев своего преследователя, худой побежал в подвал, а крепыш – за ним... А потом худой вдруг вылез во-о-он через то узенькое окошко... – Хозяин опять ткнул пальцем в стекло.
– Да ну? – недоверчиво пробормотал Жуков.
– Честное слово! – сказал инвалид. – Я тогда подумал, а что, если бы...
– А дальше? – хором спросили оперы.
– А дальше худой побежал к арке, а крепыш через некоторое время вышел из подъезда и направился за ним. Но он все равно не смог бы его догнать, если бы из арки вдруг не выехал фиолетовый «фольксваген» и не сбил бы худого.
– Значит, он его догнал? – спросил Папалаев.
– Да. А из машины вышел водитель, который потом полез обратно, вытащил незаметно для крепыша огромный гаечный ключ, спрятал его за спину и, когда крепыш отвернулся, водитель ударил его этим ключом по голове. Три раза.
– Как выглядел водитель?
– Он был одет в серую рубашку и светлые брюки. О внешности ничего сказать не могу: большие черные очки закрывали ему чуть ли не пол-лица...
– Рост, цвет волос?
– Рост какой-то такой – не высокий, не низкий – средний, одним словом... А что касается волос... Он ведь был в кепке. Клетчатая такая кепка, с помпончиком. И из-за этого я не мог видеть, какого цвета его шевелюра.
– Ну хорошо, продолжайте.
Инвалид чуть задумался и сказал:
– Да, собственно, на этом все и закончилось. Когда крепыш упал, водитель схватил худого, посадил его в машину, и они уехали.
– А номер? – быстро спросил Жуков. – Вы запомнили номер?
– Конечно, – не моргнув глазом, сказал хозяин. – У меня вообще прекрасная память на цифры. Я ведь в числе прочего увлекаюсь и математикой. У меня даже есть труды... Сейчас я вам покажу... – И инвалид снова попытался взять откуда-то сбоку какую-то тетрадку.
– Да подождите вы со своими трудами! – не выдержал вдруг Папалаев. – Мы вас спрашиваем о номере машины, и больше нас ничего не интересует, понятно вам?! Что вы привязались к нам со своими дурацкими трудами?!
Этого ему говорить не следовало.
Инвалид тут же вспыхнул и заявил:
– Если вы называете мои бессмертные работы дурацкими, даже не удосужившись с ними ознакомиться, то я вообще ничего вам не скажу.
Жуков с укоризной посмотрел на Папалаева и попытался сгладить эффект, вызванный его резкими словами.
– Уважаемый Леонардо, – вкрадчиво начал он, – я прошу вас простить моего коллегу. Он не хотел вас обидеть...
Но хозяин был неумолим:
– Мои труды останутся жить в веках! Пусть меня сейчас не признают, но так было со всеми выдающимися людьми! Современники не в состоянии оценить значение моего вклада в сокровищницу мировой науки! – Тут Василий-Леонардо даже чуть приподнялся в своей коляске, ткнул себя в грудь и воскликнул: – Я последний гений тысячелетия! – потом он посмотрел на стоявших перед ним оперов и добавил: – А вы презренные пигмеи!
– Ну это уже слишком... – угрюмо пробормотал Папалаев.
Жуков снова сдавил его локоть и спокойно сказал:
– Вы совершенно правы, уважаемый Леонардо. По сравнению с вами мы... ну как бы это сказать... – Тут он сделал небольшую паузу, подыскивая нужное слово, после чего продолжил: – По сравнению с вами мы другие.
– Да уж... – усмехнулся Папалаев.
Жуков толкнул его в бок.
– Но мы ведь тоже в какой-то мере заботимся о том, чтобы мир стал, ну это... как его... – запнулся Жуков.
– Гармоничным и счастливым! – помог ему Папалаев.
– Во! Точно! – подтвердил Жуков. – Мы хотим поймать опасного преступника, мешающего людям жить, и просим вас помочь нам в этом...
Все еще дующийся инвалид исподлобья глянул на оперов и сказал:
– Хорошо. Я назову номер машины.
– Фу ты... – облегченно вздохнул Папалаев.
Вдруг глаза хозяина как-то нехорошо блеснули и он заявил:
– Но не думайте, что эти четыре цифры и три буквы достанутся вам так легко. Я задам загадку...
– Какую еще загадку? – не понял Жуков.
– А такую! – сощурился Василий-Леонардо. – Я хочу, чтобы вы немного поскрипели своими тугими мозгами, прежде чем вычислите этот номер! Я хочу, чтобы вы поняли, как это отвратительно – оскорблять человека, дни и ночи напролет занимающегося мыслительной работой!
– Он ненормальный... – пробормотал Папалаев.
Жуков уже хотел было согласиться со своим другом, но инвалид вдруг торжественно произнес:
– Слушайте же!
– Ну? – нетерпеливо сказал Папалаев.
– Первая цифра этого номера в два раза больше, чем вторая. Третья – в два раза больше чем первая. Четвертая же равна сумме всех предыдущих. А что касается букв, то из них складывается слово, которое наверняка употребляется очень часто, когда речь заходит о вас, – хозяин глянул на Папалаева, – да и о вас тоже. – Он перевел взгляд на Жукова.
– Ну все, мне это надоело! – заявил Папалаев.
– Я ведь вам говорила! – раздался голос сзади.
Оперы обернулись. В проеме стояла Зина.
– Он же чеканутый! – сказала она, выпустив в комнату струю дыма и стряхнув прямо на пол пепел сигареты, которую держала в руках.
– Пошла вон! – завизжал инвалид. – И вы двое – тоже!
Но оперы не ушли. Жуков составил протокол допроса свидетеля, и, когда Бочкину объяснили, что он не имеет права отказываться от дачи показаний, «гражданин Леонардо» назвал номер автомобиля, на котором уехали преступники.
Только после этого оперы покинули «апартаменты» Василия-Леонардо и вышли в коридор.
– Он всегда загадки задает, – сказала Зина. – Я один раз спьяну деньги на бутылку затырила, а с утра забыла куда. А он нашел. И говорит мне: деньги лежат под тем, где двадцать, когда тридцать.
– Чего-чего? – спросил Папалаев.
– Вот и я не поняла. А потом оказалось, что они на балконе в коробке с хламом, которая под термометром стоит. У нас термометр на десять градусов ниже нормы температуру показывает.
– Понятно, – сказал Папалаев и покрутил пальцем у виска.
Зина проводила их, и через несколько секунд оперы шагнули на лестничную клетку.
– Покедова, кенты! – сказала хозяйка и захлопнула дверь.
По лестнице поднимались довольные люблинские милиционеры.
– Ну что у вас? – спросил оперов Гаврюшин.
– Нашли одного... – сказал Жуков.
– А мы номер машины узнали! – не дав ему договорить, сообщил Гаврюшин. – Бабка-пенсионерка со второго этажа запомнила.
– Серьезно? – оживился Жуков. – И что за номер?
– Д 2147 УБ.
– Ну точно! – воскликнул Жуков. – Наш свидетель его же назвал!
Лейтенант Гаврюшин удовлетворенно сказал:
– Ладно... Теперь надо выяснить, кому принадлежит эта машина...
– Сейчас узнаем! – воскликнул Жуков и достал из кармана мобильник: – Сейчас позвоню в МУР, они свяжутся с картотекой ГИБДД – и там этот номер мигом пробьют!
Он тут же стал давить на пищащие кнопочки и через несколько секунд уже диктовал в крохотный микрофончик мобильника:
– Д 2147 УБ! Нет, Серег, я говорю УБ! Ульяна, Борис. А первая Д – Дмитрий! Чего-чего? Ага, вместе – ДУБ. Когда перезвонить? Ясно...
Жуков отключил мобильник и сказал:
– Через пятнадцать минут там все узнают.
– Ну что же, подождем... – кивнул Гаврюшин.
Они спустились вниз, вышли во двор и сели на лавочку у подъезда.
– Ну надо же, – толкнул Папалаева Жуков, – ДУБ! Во как...
Турецкий остановил свою «семерку» у входа в «Глорию», вышел, поднялся по ступенькам крыльца и оказался на пятачке перед закрытой дверью. Сверху на него смотрел объектив телекамеры.
Александр поднял руку, чтобы позвонить, но дверь вдруг открылась.
– Добрый день, Александр Борисович! – сказал высунувшийся в щель охранник. – А Дениса Андреевича нет!
– Ничего, я его подожду, – ответил «важняк». – Он должен подъехать.
Охранник пропустил Турецкого в помещение, и тот неторопливо пошел вдоль коридора. Попав в просторный холл, расположенный перед входом в кабинет Дениса, Александр сел в одно из стоявших там кресел и принялся ждать.
Выйдя недалеко от Киевского вокзала, Герман покрутился у остановок, внимательно изучая таблички с маршрутами автобусов и троллейбусов. В сторону центра ехали сразу несколько из них, и Редников решил выбрать самый долгий путь, – ему так хотелось отсрочить момент прибытия в эту проклятую «Глорию».
– Так, – посмотрел на часы Жуков, – пора звонить!
– Ага, – кивнул Папалаев. – Действуй!
Опер снова вытащил мобильник и набрал номер.
– Алло, – сказал он, приложив крохотный аппаратик к уху, – Серег, это опять я. Ну что там? Молодец, диктуй! Так... так... ага, спасибо! – И, пряча телефон в карман, Жуков сказал: – Ботаническая, семьдесят, квартира три. Кирпичев Трофим Авдеевич.
– Поехали! – поднялся с лавочки Гаврюшин.
– И мы с вами! – сказал ему Папалаев.
– Давайте, – согласился лейтенант и пошел со своими оперативниками к стоявшему в глубине двора «уазику».
Спустя минуту обе машины выехали в арку и направились в сторону Садового кольца – впереди «уазик», а за ним «шестерка».
– Вообще-то я думал, что этот «фольксваген» окажется в угоне, – пробормотал крутящий баранку Жуков.
– Я тоже... – сказал Папалаев.
– Может, владелец еще не успел заявить?
– Может, и так...
Они помолчали.
– Или он ее продал кому-нибудь по доверенности... – опять задумчиво произнес Жуков.
– Скорее всего...
– И теперь придется искать того, кому он этот «фольксваген» впарил...
– Ага...
– Но чего точно не может быть, – сказал Жуков, – так это того, что «фольксваген» окажется сейчас во дворе дома хозяина, а сам он будет сидеть в своей квартире.
– Да уж, – усмехнувшись, подтвердил Папалаев, – этого быть не может!
Через полчаса они въезжали в зеленый двор дома семьдесят по Ботанической улице.
– У него третья квартира, значит, это там, – махнул рукой Папалаев в сторону первого подъезда.
Сидевшие в «уазике» тоже разобрались, куда ехать, и скоро обе машины остановились у левого края девятиэтажной коробки.
Жуков вылез из машины, потянулся, зевнул и вдруг, опуская руки, застыл, глядя вытаращенными глазами прямо перед собой.
– Мне это мерещится, или нет? – потрясенно спросил он Папалаева.
– Н-нет, – сказал Папалаев, который, открыв рот, уставился немигающим взглядом в ту же сторону, что и Жуков.
Люблинские милиционеры смотрели туда же.
На расстоянии пяти метров от оперов блестел на солнце фиолетовый «фольксваген» с номером Д 2147 УБ.
– Но ведь так не бывает... – проговорил наконец Папалаев. – Не мог же он поехать на дело на собственной машине, засветить ее перед целым домом, а потом вернуться к себе и преспокойно поставить эту тачку у подъезда?
– Н-да... – почесал голову Гаврюшин. – Чудеса...
– Так что же мы стоим? – сказал Жуков. – Пошли к хозяину!
Оперы зашли в подъезд, поднялись на первый этаж и подошли к двери третьей квартиры.
– А-а-а!!! – донесся вдруг оттуда дикий вопль. – Я этого не выдержу!!! Я умру!!!
– Это еще что такое? – опешил Жуков.
– Убери нож!!! – орал за дверью невидимый мужчина. – Помогите!!!
– Кажется, мы как раз вовремя! – сказал Папалаев и принялся барабанить в дверь: – Откройте! Немедленно откройте! Милиция!
– Надо вышибать! – крикнул Жуков и, отойдя метра на четыре, понесся вперед, выставив могучее плечо.
В этот момент дверь открылась и в проеме появилась миниатюрная молодая женщина. Увидев несущегося на нее огромного, страшного Жукова, она еле успела отойти в сторону, и капитан, не успев остановиться, влетел в квартиру, по инерции пронесся через коридор, споткнулся о лежащий там палас и, перекувырнувшись, вкатился в комнату.
– Всем стоять! – заорал он, выхватив пистолет и начав отчаянно водить им перед собой.
– Мама... – раздался сдавленный голос.
Напротив Жукова на диване лежал пожилой мужчина с загипсованными ногами и частично перебинтованной рукой. Рядом с ним стоял невысокий молодой человек, который держал в одной руке вату, а в другой – какой-то медицинский нож. На стульчике перед диваном стояли всевозможные мази.
– Мама... – еще раз сказал молодой человек и выронил вату.
Ошарашенная женщина, которая открыла дверь, таращась то на Жукова, то на оперов, завизжала противным фальцетом.
– Спокойно! – раскрыл перед ее глазами удостоверение Гаврюшин. – Мы из милиции!
Уставившись, словно загипнотизированная, в раскрытое удостоверение, женщина замолчала.
– Можно нам войти? – спросил ее Папалаев.
– П-пожалуйста... – чуть заикаясь от испуга, пробормотала она. – Т-тем более, что вы в общем-то уже в-вошли... – И женщина снова посмотрела на Жукова.
Тот к этому времени уже поднялся с пола и, подозрительно глядя на находящихся перед ним мужчин, сказал:
– Мы из МУРа! Что здесь происходит?
– Ничего... – растерянно ответил лежащий на диване пожилой дядька. – Сын мне бинт меняет...
– Сын? – переспросил опер, внимательно рассматривая молодого человека, который действительно был очень похож на старика – такой же курносый и лопоухий.
– Да, – подтвердил молодой человек, – я его сын. Кроме того, я врач...
– А кто из вас Кирпичев Трофим Авдеевич? – спросил Гаврюшин, который в этот момент как раз входил в комнату вместе с другими операми.
– Я, – ответил старик.
– Значит, это вам принадлежит фиолетовый «фольксваген» с номером Д 2147 УБ?
– Ну да, – подтвердил Кирпичев, – мне. А что с ним? – встрепенулся он вдруг и почему-то посмотрел на женщину. – Что случилось, Света?
– Не знаю, – испуганно сказала она. – Я час назад поставила его около подъезда...
– Его что, угнали?! – побледнел молодой человек. Он кинулся было к окну, но его остановил Папалаев.
– Да все в порядке с вашей машиной! – сказал опер. – Где ее поставили, там она и стоит!
– Слава богу! – одновременно произнесли старик, молодой человек и женщина.
– Вы лучше скажите... – начал Жуков.
– Нет, погодите! – неожиданно перебил его старик. – Это вы скажите, по какому праву ворвались в мою квартиру!
Оперы переглянулись.
– Ну знаете ли... – сказал Жуков. – Вы здесь так орали!
– Ну и что? – невозмутимо смотрел на него Кирпичев.
– Трофим Авдеевич каждый раз орет, когда Петя ему повязки отдирает... – заявила Света.
– Да, – подтвердил старик. – Я каждый раз ору. Мне так легче терпеть боль!
– Папа, ну я же их размочил... – укоризненно сказал сын. – Ведь тебе же было совсем не больно! Ну признайся!
– Не больно, – кивнул старик. – Но я все равно орал, чтобы ты проявлял еще большую осторожность!
– Отец моего мужа – уникальный человек... – язвительно произнесла женщина.
– А ты бы лучше машину в гараж поставила! – повернулся к ней Кирпичев.
– А на рынок мне что, пешком идти? – с вызовом сказала Света. – Вы сами просили купить вам бананов!