На веранде стало тесно от прибывших.
– Нет греха… – глядя в пол, продолжал Криворучко. – Да тут вас понаехало, что и нет, так будет, придумаете… По какому праву врываетесь в частное владение?! Где ордер?!
– Серый, значит, – ухмыльнулся Яковлев, проходя и садясь на стул напротив него. – Ордер нужен? Значит, с законом у тебя все в порядке. Что ж, на, читай, раз грамотный. – Яковлев достал сложенный лист бумаги, развернул и ладонью припечатал к столу. – Лицезрей, сержант. Вопросы еще есть?
Тот промолчал, тупо глядя в постановление Генпрокуратуры, где было написано: произвести обыск и задержание…
– Это хорошо, что нет вопросов, – кивнул Яковлев. – Зато у нас имеются. Первый: где личное оружие?
Криворучко подумал и мотнул головой в сторону комнаты. Туда сейчас же ушел один из борисовских, вернулся с кобурой на ремнях, из которой торчала рукоятка пистолета.
– Лейтенант, – обратился Яковлев к Оленеву, – вы здесь местный, организуйте, пожалуйста, парочку понятых, как того требует закон. Если рядом нет, можете на нашей машинке вон к тем, что у леса, подскочить. А мы пока разговорами займемся.
Отправляя Яковлева, Грязнов сказал, что никаких допросов вести не надо. Лучше всего, конечно, если бы Криворучко вообще не догадывался, в связи с чем проводится эта акция. Только обыск и задержание. Пока то да се, поездка под охраной, он успеет перегореть. И обвинение в убийстве упадет на подготовленную почву. Опять же будут уже иметься и материалы допроса Воробьева. Обо всех мелких частностях они с Криворучко, естественно, договориться не смогли, так просто не бывает. Вот и станем ловить на противоречиях. Поэтому, когда появится так или иначе необходимость беседы, говорить о подозрениях в укрывательстве и продаже краденого. Так будет и рядом с истиной, и заставит поневоле Криворучко придумывать для себя спасительные версии. Ведь карманы Комарова, осмотренные при опознании тела, оказались пустыми. О чем говорит? О том, что часы, авторучки, прочие мелочи, которые могут быть опознаны его матерью, окажутся у Криворучко. Нельзя же исключить такого варианта: они при задержаниях обожают шарить по карманам своих жертв. Вот и пусть сочиняет, сколько хочет, как они, сами того не желая, обобрали пьяного.
Оленеву пришлось-таки сгонять к лесу. Привез деда с бабкой – единственных, кто согласился на уговоры можайского начальника. Остальные ни в какую не хотели присутствовать при обыске соседей. Это ж какая потом слава пойдет по округе-то! Не-ет, начальник…
Повезло еще и в том смысле, что Криворучко в доме нынче оказался один: сестра с мужем и бабкой отъехали в Можайск, в магазинах и на базаре дела нашлись. Поэтому лишнего шума не было.
Обыск в доме практически ничего не дал. Криворучко заметно приободрился. Часы «Ситизен», японские, кварцевые. Такие были у Комарова. Сержант заявил, что они принадлежат шурину. А того нет, поди проверь. На всякий случай эти часы изъяли, что и зафиксировали в протоколе. И перешли к сараю и гаражу. Тут Криворучко как-то забеспокоился, но постарался унять свое волнение.
В гараже под кучей разнообразного тряпья и автомобильного железа обнаружили номерные знаки «р 08-52 мк». Яковлев достал свой блокнот, раскрыл его и показал Криворучко и стоящему рядом с ним Оленеву запись.
– Этот номер? – Дождался кивка Криворучко и продолжил: – Эти номерные знаки принадлежат автомобилю марки «Москвич», четыреста двенадцатой модели, зеленого цвета. Может, объясните, каким образом они оказались тут у вас?
Криворучко пожал плечами.
– У нас служба такая – номера снимать. Кому-то вострый нож, а кто плюет.
– Не понял.
– Ну чего тут неясного? Бывает, за нарушение снимаешь у него номера, так он готов на коленях вымолить, чтоб вернули. Мы ж не звери! Плати штраф и – кати на все четыре. А другой это… выё… извини, майор. Ты, мол, сам ко мне явишься, а то с тебя погоны на хер! Разные бывают, вот и зло берет. Только им снятые номера не нужны. Они за хрусты тут же другие имеют. А это железо валяется без присмотра, ну и…
– А, ну да, понятно… Это значит, что данные номера мы изымаем, прошу внести в протокол, принадлежат… кому?
– Да разве запомнишь? Давно было.
– Рад тебе помочь, сержант, да не могу, – прямо-таки крякнул от досады Яковлев. – Не ложится, понимаешь. Позавчера машинка-то пропала. Вспомни получше. Или придумай умней. Можешь? Нет? А где документы на эту машину? Найдешь, или по новой начнем? И шурина твоего тряхнем за милую душу? Вот он тебе спасибо-то скажет, а?!
Криворучко все еще размышлял, когда судьба, как всегда неожиданно, подбросила сюрприз. На низкий забор усадьбы облокотился неизвестный гражданин и, не поняв сути происходящего, не самым трезвым голосом объявил:
– А че эт вы, робяты, тут шуруете? Серый, а Серый! Гони ты их в задницу! Нашел покупателя? А то я тебе такой варр…иант придумал!
– Чего надо, мужик? – отозвался Яковлев.
– А ты кто? Где Серый? Я его тачку сторговал.
– Какую тачку?
– Да «Москвича» этого сраного…
– А где ты его видишь?
– Эй, стой! Он же вчера стоял! Серый, что, продал? А че не сказал? А я ищу, забочусь, понимаешь. Ты брось, Серый, я за так не согласен.
Яковлев лишь мотнул головой, и словоохотливый, но нетрезвый сосед оказался во дворе, поддерживаемый под белы ручки парнем в камуфляже.
– Что за «Москвич»? – приступил Яковлев.
Сосед быстро, на глазах, трезвел. Увидев народ во дворе и в гараже, помыслил и оценил событие. Решил, что правда ему не помешает. Не повредит, во всяком случае.
– А че? Серый сказал, чтоб я покупателя недорогого сыскал.
– Откуда у него появился этот «Москвич»? Давно?
– Какой давно?! – возмутился сосед. – Вчера сказал! А я че? Я в Можай съездил. К Ваньке. Ему запчасть – во!
– Криворучко, где машина, о которой говорит ваш сосед, извините, как вас кличут? Лейтенант, зафиксируйте в протоколе допроса показания данного свидетеля.
Оленев кивнул и, взяв соседа под локоток, негрубо, но настойчиво увел на веранду допрашивать.
– Ответа не слышу, сержант!
– Да пьяный он… Врет все!
– Твои дела, – небрежно бросил Яковлев. – Ребятки, – обернулся к своим спецназовцам, – ничего, видно, не поделаешь, придется по полной программе. Приступайте. А ты, сержант, сам будешь объяснять шурину и прочим, почему твой дом мы сейчас разнесем по бревнышку.
– Да ладно, скажу, – решился наконец Криворучко. – Не надо ничего искать в доме. Там ничего и нет.
– Ну что ж, пошли в дом, послушаем твою правду.
Яковлев поднялся с баллона, на котором сидел, и пошел в дом, махнув рукой, чтоб сержанта вели за ним.
– Давай, только по-быстрому. У нас мало времени.
И Криворучко, сосредоточившись, заявил, что решился на то, чтобы рассказать всю правду, хотя это ему грозит крупными неприятностями. Но, поскольку вокруг все вроде бы как свои, он рассчитывает, что коллеги смогут его понять.
Позавчера вечером, после дежурства, он с приятелем задержался в пивной, что в парке «Сокольники». Там разговорились с одним не совсем трезвым гражданином. Тот объяснил, что находится на краю, нужны деньги, «наехал» рэкет, а в загашнике только одна ценная вещь – машина. Как ее быстро реализовать? Ну, посмеялись над причудами судьбы, поговорили, прикинули. Продать-то, конечно, можно, но и деньги невелики. Хозяин был согласен на все, тем более что собеседники – в форме. Какая-никакая, а все же гарантия. Словом, он, Криворучко, решился помочь. А чтоб никакого обмана не оказалось, взял и документы водителя, оставив свой адрес и дав соответствующую расписку. Конечно, что теперь говорить, ничего этого делать было нельзя, но уж больно просил мужик помочь, видать, сам уже был на пределе. Вот, получается, и помогли. Попрут из органов, как пить дать… Кто был с ним, Криворучко дать показания отказался. Сказал: раз сам виноват, ему и отвечать, а товарища подставлять – последнее дело. Готов он показать, где пили и договаривались. Может сейчас и документы того чудика предъявить, пожалуйста. Раз на то пошло, чего теперь темнить!… Документы были найдены в гараже. В том месте, на которое указал хозяин. Права в пластике и паспорт. Принадлежащие Комарову.
– Зачем же он тебе паспорт отдал свой? – удивился Яковлев.
– Так я ж сказал: чудик… – пожал плечами Криворучко.
И это все тоже было занесено в протокол, прочитано и подписано сержантом и понятыми. Каждое слово зафиксировано.
Теперь оставался неясным вопрос: где же машина? Ну и соответственно деньги, полученные за нее. Второе проистекало из первого. Криворучко даже и не пришлось думать: грузинам продал. Каким? Проезжим, в Можайске встретил. Почему номера в гараже? А они им не были нужны, сказали: «Снимай, может, она у тебя краденая». У них сколько угодно своих номеров было. Деньги где? Да какие там деньги! Пара тысяч баксов – и то по щедрости кавказской. Хоть что-то удалось выручить. А баксы-то эти сестра с собой в город взяла, разменять по курсу. Только где ж ее сейчас искать! Она, может, и в Москву махнула… Все славно сходилось у Криворучко. Одного лишь никак не хотел учитывать: деньги-то чужие, их отдавать надо. Ну что ж, значит, у сестры придется получать их?
На это Криворучко несколько двусмысленно ухмыльнулся, и всем стало ясно, что, скорее всего, из сестры Криворучко и копейки не выжмешь. Но это как поглядеть!…
Яковлев уже понял, что большего сейчас ему из сержанта не вынуть. Он и без того сам себе порядочную яму вырыл. И вероятно, начинает догадываться. Значит, надо кончать разговоры, изъять все обнаруженные вещдоки, сложить их в пакет и поблагодарить коллег за помощь. Что он и сделал.
– А я как же? – задал совсем глупый вопрос Криворучко.
– Ты?! – даже удивился Яковлев. – А ты – с нами. С ветерком. Тебя, сержант, в Генеральной прокуратуре ждут не дождутся. Считают почему-то, что ты успел многим помочь. На тот свет перебраться… Но это уж не наше дело, сержант. Кстати, а та формочка где находится? Которую тебе, если судить по протоколу, неизвестный клиент облевал. Здесь или в общежитии застирать успел? Молчишь? Ну гляди, твое дело… Давайте его, ребятки, в машину, и – с Богом! Дом-то, наверное, закрыть бы надо, а то родня вернется, а в избе шаром покати: совестливые соседи лишнее приберут, а? Лейтенант, оставь одного из своих. Ну, ребятки, от имени нашего славного МУРа приказано поблагодарить всех сумевших помочь в раскрытии серьезного уголовного преступления. Захар, лично прошу, передай своему шефу и мою искреннюю благодарность. При случае сочтемся. Поехали, ребята!
Глава 12.
Невелико было разочарование Вячеслава Ивановича Грязнова, когда архаровцы доложили, что капитан Воробьев, несмотря на предупреждение начальника МУРа, был отпущен своим командиром по неотложному личному делу. Сам командир батальона, майор Зеликин, лишь «безутешно» развел руками.
– А что я мог сделать? Ну звонили от вас, ну предупредили, да. А у Димыча телеграмма: мать оказалась при смерти.
– Кто такой Димыч? – возмутился Артюша.
– Так Воробьев же. Дмитрий Иваныч, мы его Димычем зовем… Я ему говорю, что, мол, к тебе тут с Петровки едут, небось все о том Голубеве поспрашать, а он: мне, говорит, до штаба, заявление на отпуск и сейчас же обратно. Пусть подождут маленько.
– При чем тут заявление?!
– Ну как же! – снова развел короткими ручками Зеликин. – Мать же, говорю, при смерти. Разве ж мы не люди? Понимаем. Он мне – заявление, я – свое согласие, а дальше – все по форме. Да вы подождите, он обещался скоро прибыть.
– Как же, как же… – пробормотал Артюша и, придвинув к себе телефонный аппарат, стал названивать в МУР. Надо ж, чтоб опять такой прокол!
Он попросил соединить его с Грязновым, а когда доложил о случившихся непредвиденных обстоятельствах, был искренне изумлен, услышав от начальника МУРа не крепкий российский матерок, а нечто вроде добродушной ухмылки.
– Сбежал, значит? – вроде бы даже и не удивился он.
– Да вот, говорят, в штаб заявление на отпуск повез. Обещал скоро прибыть обратно.
– Это он тебе обещал? Лично?
– Нет, майору Зеликину.
– Вот и хорошо, передай-ка ему трубочку…
Что высказал Грязнов майору, можно было не сомневаться, поскольку щеки его вспыхнули огнем, а рот как открылся, так больше и не закрывался, при том что из него не вырвалось ни звука. Монолог Грязнова длился по крайней мере три долгих минуты, после чего Зеликин вздохнул и протянул трубку Артюше:
– Вам приказано передать.
– Как он там, жив? – снова как ни в чем не бывало хмыкнул Грязнов.
– Да.
– В общем, принимаем следующее решение… Мы, конечно, догадывались, что случится нечто подобное, но не были уверены, что капитан сумеет проявить столь стремительную оперативность. Этому майору я уже выдал для острастки. Если Воробьев появится, в чем я сильно сомневаюсь, я приказал задержать его, имея на это санкцию прокурора. Сообщи об этом майору. Ну… а сам давай, забирай архаровцев и дуйте на Петровку. Полагаю, скоро второго привезут.
Закончив разговор с Артюшей, Грязнов молча походил по кабинету, ероша рыжеватые остатки кудрей, и снова решительно взялся за телефонную трубку.
– Генерал-майор Салимонов слушает! – ухнул бас заместителя начальника Управления кадров Министерства внутренних дел.
– Ну испугал! – засмеялся Грязнов. – День добрый, Василь Григорьич! Грязнов беспокоит. Могу?
– Можешь, – великодушно разрешил генерал-майор. – Кого на этот раз надо?
– В батальоне оперативного реагирования у Зеликина есть такой капитан Воробьев. Напарник-водитель Криворучко. Вот оба мне и нужны, Василь Григорьич. Ну и еще есть одна фамилия – Ивасютин. Сделай божескую милость, открой свои тайники.
– Ну, касаемо первого, могу и не заглядывать, и так весь на слуху. Что ни год – звездочка на погон. Видать, приглянулся кому-то из верхних.
– А что, уточнить нельзя?
– Да можно, только ведь…
– Неужто опасно, господин генерал? – при своей феноменальной памяти, знал Грязнов, Василий Григорьевич характером обладал не очень решительным. Если его не завести.
– Ты на что это намекаешь, Вячеслав Иванович?! – почти загремел голос генерала. – Думаешь, у меня при виде Шумилова поджилки трясутся? Не трясутся, успокойся. Но и лезть с дурацкими вопросами вроде: «На кой хрен вам, Николай Нефедович, тянуть за уши этого капитана?» – тоже не хочу.
«Все– таки он молодец, этот генерал, -подумал Грязнов. – Никакой тайны не раскрыл, а все сказал. Значит, концы надо искать в кабинете первого заместителя министра МВД… Высокий покровитель!»
– Ты слушаешь? – перебил его мысли генерал.
– Еще как, Василь Григорьич! Слушаю и завидую твоей памяти. Значит, говоришь, не подобраться мне к этому Воробьеву?
– Я так не сказал. Есть же и другие первые замы. Опять же вот и новый днями появился, хоть и не первый, как говорится, зато, слушок прошел, от самого верхнего, понял?
– Ты про Кашинцева, что ль?
– Ну! А говоришь, не знаешь! Хитришь, Вячеслав… Так вот, не для трепа, а для дела скажу тебе: министр, похоже, собирается сделать рокировку, понимаешь меня? То есть второго сделать первым, а первого – вниз. Надеется таким образом свои позиции укрепить. У Самого, чуешь?
– Храбрый ты мужик, Василь Григорьич! Я б прямо так, по телефону, честное слово, не рискнул бы, пожалуй…
– Брось, Вячеслав. Ты за мой аппарат не боись, ты лучше свой проверяй почаще… Ну а про второго… сейчас прикажу, принесут личное дело. Тебе-то в каком виде требуется?
– Мне нужны объективки на троих, но такие, которые умеет делать лишь один известный мне специалист.
– Это кто ж такой будет? – не без кокетства сбросил басы генерал.
– Василь Григорьич Салимонов, вот кто, устраивает?
– Всегда был ты вралем и подхалимом. Когда надо-то?
– А я могу своего человечка подослать?
– Ну пусть через полчасика выезжает. Бутылку сам занесешь или он передаст?
– Он и передаст! – захохотал Грязнов. – А ты – молоток, Василий!
Следующий телефонный звонок начальник МУРа выдал в Генеральную прокуратуру.
– Саня, ты оказался прав…