Я навалила целую ванну стирки и принялась шмыгать постельное белье вручную, хотя стиральная машина стояла чуть в стороне – стоило лишь протянуть руку. Изнуряя себя подобным образом, я пыталась задушить проблески этой надежды, но они упорно, словно молодая трава, пробивающая асфальт, все лезли и лезли.
– Вот наваждение! – в сердцах швырнула я в мыльную воду недостиранное полотенце. – Зачем она только явилась ко мне?!
И словно для того, чтобы лишить меня остатков самообладания, в дверь неожиданно зазвонили. Я быстро вытерла руки о фартук и, шмыгнув в прихожую, прильнула к дверному глазку.
Бог ты мой! На лестничной клетке стояла – кто бы мог подумать? – Настя, жена моего покойного Тимура. Озадаченно поглядывая на дверь, она нервно облизывала губы и теребила мочку правого уха.
– Чем могу служить? – холодно поинтересовалась я, настежь распахнув входную дверь.
– Здрасте, – едва кивнув головой, она взметнула мелкие белокурые кудряшки. – Можно зайти?
– Зачем?
– Дело есть… – уклончиво пробормотала женщина и просочилась в мою прихожую.
– Поразительно! – скептически скривила я губы, совершенно не собираясь проявлять каких-либо признаков гостеприимства. – У всех сегодня до меня есть дело.
– Ан Михална, – Настя виновато шмыгнула курносым носиком и полезла в сумку. – Тут такое дело… Вам письмо пришло, а мать – вы же ее знаете, – домой его принесла. Ну распечатали, прочитали… мы все вместе.
– И решили напоследок меня с содержанием ознакомить, – констатировала я, выхватывая из ее рук надорванный конверт. – Любопытно!.. Ваша матушка ничего не слышала о таком праве человека, как право на неприкосновенность его корреспонденции?
Пусть я немного перефразировала параграф законодательства, но, завидев на конверте Мишкин почерк, едва не заскрипела вслух зубами.
– Вы прочтите, – посоветовала мне Настя, хитро улыбнувшись при этом.
Злобно фыркнув, я вытащила из конверта письмо с Мишкиными разъяснениями и несколько рекламных проспектов одного из заведений в ближайшем областном центре с небольшой припиской от руки. А сие добавление гласило, что такому-то и такому-то надобно явиться по вышеуказанному адресу с тем, чтобы получить призовой фонд, счастливым обладателем которого он неожиданно стал. Ошалев от неожиданности и повертев все эти бумаги в руках, я погрузилась в их детальное изучение, не забывая исподлобья бросать взгляды на стоящую передо мной молодую женщину. А та стояла, притопывая правой ножкой, и что-то мурлыкала себе под нос. По всему ее виду было заметно, что сложившейся ситуацией она явно наслаждается.
– У вас есть что-то еще? – вопросительно приподняла я бровь, складывая по прочтении бумаги обратно в конверт.
– Нет, я так просто. – Настя застегнула сумочку и, взявшись за ручку двери, с плохо скрываемым любопытством спросила:
– А разве вы ничего об этом не знали?
– Это имеет для вас какое-то значение?
Хотелось мне того или нет, но терпению моему пришел конец. Если бы она задержалась еще на мгновение, то последствия могли быть самыми непредсказуемыми. Но, видно, Анастасия все же что-то имела в характере, кроме наглости, потому что вышла из квартиры и ласково пропела:
– До свидания, Ан Михална. Я пошла. – И двинулась к лестнице, но на полпути обернулась и все с той же торжествующей улыбкой выпалила: – А он этим занимался все время, пока мы с ним были знакомы и жили одной семьей. Вижу, что от вас он это скрывал. Странно…
Еще бы не странно! Это было более чем странно! Это напрочь перечеркивало все мои прежние предположения.
– Я когда-нибудь выберусь из этого замкнутого круга?! – почти завопила я, мутузя в ванне пододеяльник. – С каждым днем, с каждым часом на меня обрушивается все новая и новая правда, о существовании которой я даже и не подозревала!
Но как оказалось впоследствии, это были лишь начальные звенья в огромной цепи неожиданных открытий.
ГЛАВА 12
Ворота кладбища были приветливо распахнуты, словно приглашая уставших от сует жизни людей обрести покой в этой мрачной обители.
Подробно расспросив сторожа, я переложила из руки в руку маленький букетик лесных фиалок и неторопливо пошла блуждать между могилами.
К чести местного служителя сказать, свое хозяйство он знал преотлично, поэтому Мишкину могилу я нашла без труда. Невысокий холмик еще не успевшей осесть земли, несколько скромных букетиков да небольшое мраморное надгробье с обозначенными на нем датами рождения и смерти.
– Привет, – дрогнувшим голосом пробормотала я и, усиленно борясь со слезами, подступившими к горлу, положила фиалки у надгробия. – Это твои единственно любимые цветы… Ты прости меня, Мишка…
Слезы все же просочились наружу, оставив две влажные дорожки на щеках. Чувство вины перед погибшим другом вновь нахлынуло на меня с ужасающей силой. Не кто иной, как я втянула его в эту историю, и в результате мой друг был жестоко убит.
– Ты прости меня, Мишка, – повторила я, присаживаясь на корточки. – Видит бог, я не хотела этого. Даже в мыслях не могла допустить, что с тобой что-нибудь случится!..
Мой горестный шепот, срывающийся с губ, не был слышен никому, но ощущение того, что мои слова достигают цели, меня не покидало все то время, пока я говорила. Когда же встала и двинулась обратно к кладбищенским воротам, то удивительное ощущение тишины и покоя снизошло на мою душу.
В памяти как бы сами собой зазвучали слова Высоцкого:
Мастер знал, что говорил. Наверное, нигде мы в полной мере не ощущаем, как хрупок и уязвим человек перед неизмеримыми силами мироздания. Но еще более хрупка и уязвима его душа.
То, что сделали с моей душой, не поддалось бы перу ни одного искусного умельца.
* * *Глухие раскаты грома застали меня на полпути к дому. Подкинув в руках два огромных пакета с продуктами и на чем свет стоит ругая работников автосервиса, недоуменно разводивших руками по поводу поломки моего автомобиля, я прибавила шагу и почти бегом вбежала в подъезд.
Почти тут же Лизкина дверь открылась и взору моему предстала ее всклокоченная голова.
– Привет, – хрипло пробормотала она. – Там дождь, что ли?
– Пока нет, но собирается, – рассеянно ответила я, бросив пакеты на пол и доставая ключи. – Проспалась?
– А че?.. – Она недоуменно заморгала и наморщила лоб, словно силясь что-то припомнить. – Ань, я у тебя была сегодня утром или это мне приснилось?
– Ну ты даешь! – выдохнула я, осуждающе качнув головой. – Лизка, если не прекратишь пить, направлю тебя на принудительное лечение.
– Да ладно тебе, – отмахнулась она. – И пью-то какой-то раз в месяц.
– Редко, да метко, – продекламировала я, открывая дверь своей квартиры. – А когда поутру в гостях у меня была, битых полчаса несла какую-то чушь о несчастном, подставленном под раздачу парне…
– Да?! – Лизка выкатила на меня глаза и испуганно заморгала. – И ты поверила?!
– Нет, конечно, – фыркнула я, несколько покривив душой. – Надо быть последней идиоткой, чтобы верить в подобный бред. И надо быть на редкость изобретательным парнем, чтобы до тонкостей продумать такое…
– Вот, вот, – облегченно выдохнула она, судорожно облизнув губы. – Меня иногда спьяну заносит, и я начинаю болтать невесть что. Не обижайся, извини, пожалуйста.
– Ничего, ничего, – не без ехидства успокоила я соседку. – С кем не бывает. Только вот перекосы у тебя с каждым разом все сильнее и сильнее.
Лизка залопотала что-то, заметно бледнея лицом, и, в третий раз извинившись, скрылась в своей квартире.
Дождь все-таки пошел. Крупные капли его застучали по оцинковке подоконников, мгновенно изрешетив пыльные кучки у подъезда. Крупные листья подсолнухов, которыми чья-то добрая душа засеяла пустующую клумбу, жалобно затрепетали под сильными порывами ветра, норовившего свернуть набок их желтоголовые решета.
Несколько минут постояв в кухне у окна и понаблюдав за тем, как стихия набирает силу, я решила пойти на балкон и снять почти высохшее белье. Хотя он и был огорожен с двух сторон ранее живущими жильцами, хаотично дующий во всех направлениях ветер мог запросто все его испортить. И к тому моменту, когда была снята с веревки последняя вещица, на улице почти совсем стемнело. Неоновые зигзаги молний то и дело прорезали темноту ночи, придавая всему зловещую окраску. Громовое рокотание будто обиженных чем-то небес почти не прекращалось.
Зябко поежившись, я поспешила закрыть балкон и укрыться в теплом уюте комнат. Но не успела отойти от него и на пару метров, как в стекло что-то тихонько цокнуло.
От неожиданности я вздрогнула и опасливо оглянулась, но разглядеть что-то в бушующей темени за окном мне не удалось. Решив, что это случайно заброшенный ураганом камешек, я облегченно вздохнула, взяла с полки книгу и забралась в кресло с ногами. Но чтение на ум не шло. Перед глазами скакали совсем другие строчки, написанные торопливой Мишкиной рукой. Что хотел он сказать мне этой многозначительной фразой: «Чтобы что-то надежно спрятать, это кладут почти на виду»?
Я снова и снова перебирала в мозгу события нескольких последних дней. Тщательно восстанавливая в памяти услышанное от самых разных людей за последнее время, я вдруг почувствовала, что разгадка где-то совсем рядом. И для того, чтобы все окончательно понять, мне не хватает совсем немного.
Вскочив с кресла, я лихорадочно заметалась по комнате, напряженно пытаясь уловить ускользающую от меня нить логического завершения всего происшедшего. И вот в тот самый момент, когда я поняла, что на верном пути, по стеклу опять что-то стукнуло.
– Да что же это такое? – невольно вырвалось у меня, и я решительно рванула на себя балконную дверь.
Я сделала шаг вперед и едва не завизжала от ужаса, потому что путь мне преградили чьи-то обутые в черные кожаные ботинки ноги.
– Не надо кричать, – сдавленно предупредил чей-то голос.
Мужчина сидел на полу в тени балконной стены, поэтому лица его мне рассмотреть сразу не удалось.
– Что вы здесь делаете? – только и нашлась я что сказать.
– Сижу, – так же тихо, почти шепотом, ответил он. – Сижу и жду помощи… от тебя…
Что-то показалось мне знакомым в его интонации, поэтому, присев, я приблизила свое лицо к его и вгляделась попристальнее.
– Это ты?! – едва не простонала я.
– Я…
– После всего, что произошло, ты набрался наглости прийти именно ко мне?! – Я едва не задохнулась от гнева и гадливости к человеку, сидящему на полу. – Убирайся немедленно! Убирайся, или я задушу тебя своими руками!
– Ты еще успеешь это сделать, – не повышая голоса, спокойно произнес он. – А сейчас я прошу – помоги мне. Я ранен…
Жалеющая с детства всех дворовых кошек и собак, постоянно расходовавшая на них пузырьками йод и зеленку, я не могла сейчас выкинуть его под проливной дождь. К тому же, в результате всех моих умозаключений, у меня набралось к нему несколько интересных вопросов.
– Проходи, – все так же со злобной неприязнью буркнула я, вставая. – Только особенно не рассчитывай на мое милосердие.
Пуля прошла вскользь, лишь немного разорвав мягкие ткани предплечья. Случись это месяцем раньше, я бы никогда не узнала о существовании татуировки в виде скорпиона. Но логично предположить, что не будь на его плече этой отметины, не было бы и желающих выбрать его в качестве мишени.
Обработав рану перекисью, я осторожно стянула края и наложила тугую повязку.
– Если доживешь до завтра, можешь обратиться к врачу, – не без злорадства посоветовала я, тщательно намыливая руки. – Ну а если врач тебе уже не понадобится, то, как говорится, – значит не судьба.
– Почему ты так меня ненавидишь? – спросил Тимур, устало прикрывая глаза. – В том, что ты обо мне знаешь, лишь малая часть правды…
– Да что ты?! – с наигранным изумлением распахнула я глаза. – Тогда давай отыщем эту самую правду!
Тщательно занавесив окна гостиной и включив маленький свет, я уселась в кресло напротив него и приступила к допросу.
– Ты клянешься говорить правду и только правду? – сурово сведя брови, торжественно начала я. – Подумай хорошо, прежде чем ответить. Возможно, ты на пороге смерти, так что нелишне и о душе подумать.
– Да, – перебил меня Тимур, откинувшись на спинку. – Возможно.
– Твоя фамилия, имя, отчество? – задала я первый существенный вопрос, чувствуя, как внутри у меня все холодеет. – Не те, которые сейчас у тебя в паспорте, а те, что при рождении дали тебе родители.
– Севостьянов Тимур Альбертович, – не моргнув глазом, ответил он. – Год рождения и дата рождения те же, что и в паспорте.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнула я. – При каких обстоятельствах ты познакомился с Хлобыстовым?
– Я работал на его брата. Был шофером. Частенько выступал в роли курьера, если мой дружок заболевал или бывал в загуле.
– Имя друга…
– Александр Минаков.
– Саша М., – задумчиво пробормотала я, вспомнив о письме в редакцию, машинально заполняя пустующую ячейку в моей версии. – Что случилось в тот день? Ты понимаешь, о чем я?
– Да… – Тимур шевельнулся в кресле, скривился от боли, задев рукой за высокий подлокотник, и глухо обронил:
– Это очень долгая история, Аня. Ее нельзя просто рассказать, отвечая на твои вопросы. Здесь все гораздо сложнее и серьезнее, чем ты можешь себе представить.
– А я и не тороплюсь. Потому что уже полгода живу в кошмаре, так что еще одна ночь для меня – это ничто. – Криво ухмыльнувшись, я жестко добавила: – Только смотри, береги силы. Ты должен все мне рассказать.
Тимур попросил кофе и, выпив целых три чашки, приступил к рассказу. Говорил он медленно, тщательно взвешивая каждое слово, словно хотел, чтобы я до конца прочувствовала всю трагичность его судьбы. А я сидела напротив и боялась дышать, дабы не прервать потока откровения, изливающегося на меня.
* * *– Ну чего, Санек? Едем? – Тимур выжидательно уставился на друга. – Чего тут думать, не понимаю?! Ты не представляешь, какие у нас места! Скажи, а что ты собираешься делать в своем Мичуринске? Топать на завод взад-вперед?
– А там я что буду делать? – кисло отозвался Александр, ковырнув носком сапога землю. – В порту мыть бочки из-под тухлой селедки? Или пришвартовывать шаланды?
– Да ладно тебе! – Тимур хлопнул друга по плечу. – Там всегда дела найдутся для таких, как мы.
Дела действительно нашлись.
Не успели друзья сойти с поезда, как две бойкого вида девицы, подцепив дембелей, потащили их не куда-нибудь, а в ресторан.
Ошалев от выпивки, свободы и выпирающих из-за пазухи грудей, парни, не жалея, сорили деньгами, которые заработали на шабашках в стройбате.
Девки особо не наглели. Заказывали по-скромному, предпочтя шампанскому водку, а селедку с гарниром икре с круассанами.
– Мальчики, – игриво пропела одна из них, запустив руку под скатерть и нащупав коленку Тимура. – А может быть, сорвемся поближе к удовольствию?
Дважды мальчикам повторять было не нужно. Изголодавшись за два года без женского тела, друзья рванули на квартиру к одной из них и провели в любовных баталиях всю ночь и большую часть следующего дня. И чего только не вытворяли с ними девицы, заставляя меняться партнерами и играть в замысловатые содомские игры! Парни были так измучены, что не заметили, как уснули, разметавшись на широченной кровати, накрытой черным шелком. А когда поутру проснулись, то первое, что увидели, – это жутко ухмыляющиеся бандитские физиономии. Бритоголовые парни стояли, окружив место игрищ, и выразительно поглядывали на обнаженные тела друзей.
– Так, так, так, – вышел вперед невысокого роста плешивый паренек. – Это что же получается: муж в командировке, а его жена развлекается с солдатней?!
Командировку тот мог получить при желании только в одно место и лет, скажем, на несколько, да и женой девица приходилась, наверное, большей половине присутствующих. Но попробуй поспорь с ними, когда у каждого второго под пиджаком под мышкой странное вздутие, красноречивее всяких слов убеждающее, что ни в какие споры с парнями вступать не следует.