– Да! – ухватилась я за его слова, как за спасительную нить. – Вы правы! Необходимо уничтожить этого ублюдка! Вы поможете мне?
– Я сделаю все, что в моих силах, – успокоил он меня. – Ты давай отдыхай, а завтра я к тебе приеду, и мы поговорим обо всем детально.
Шеф укрыл меня шерстяным пледом почти до подбородка, пригладил растрепавшиеся волосы и пошел к выходу.
– Семен Алексеевич, – позвала я его, когда он почти скрылся за дверью. – Его арестовали?
– Нет, – промолвил он, не поворачиваясь. – Его нигде нет. Пропал человек, словно его и не было.
– В бегах, значит…
– Может быть, но тут вот еще что. – Шеф повернулся, несколько минут собирался с мыслями и наконец выдал: – Я ведь те бумаги спрятал в сейф, Аня…
– Почему? – едва не подпрыгнула я на диване.
– А черт его знает! – Он озадаченно потер затылок. – Сунул туда и запер. Стою и сам думаю – почему? И не нахожу ответа. Ну, а с другой стороны подумать, запрос я посылал неофициально, хотя и использовал кое-какие ниточки. А к делу приобщить бумаги мы всегда успеем. Так ведь, Аннушка?
– Может быть, – еле слышно выдохнула я. – Но если так, почему он скрывается?
Задав вопрос, я тут же о нем пожалела. Кому как не мне было известно, от кого и от чего скрывается Алейников-Севостьянов. И словно прочитав мои тайные мысли, шеф пробормотал:
– Слышал, Хлыст его ищет… Кое-кому даже награду пообещал за его голову. Где уж их пути пересеклись, нам неведомо. Ты-то ничего об этом не знаешь?..
Когда мой шеф задавал вопросы подобным тоном, мне становилось как-то неуютно. Делалось это как бы вскользь, невзначай, с самым равнодушным видом, но все это не могло ввести в заблуждение внимательного наблюдателя. Вот и сейчас, бросив быстрый взгляд на своего шефа, я прочла в его глазах очень многое.
– Нет, не знаю, – поспешила я отвести взгляд с тем, чтобы не выдать себя с головой. – И не хочу знать!
– Ну хорошо, отдыхай.
Он ушел, хлопнув входной дверью и оставив меня наедине с моим отчаянием. Единственное, что меня немного утешало в этот горестный час, так это сладостная мстительная мыслишка о том, что меч возмездия уже занесен над подлой головой Алейникова. Я была почти уверена, что Хлобыстов, то бишь Хлыст, обязательно его отыщет и тогда…
Что – тогда, мне думать не хотелось, как не хотелось думать и о том, что ношу под сердцем ребенка человека, на чью голову сейчас призываю кару всех богов.
– Самое главное, зло будет наказано! – прошептала я, смежая веки. – Око за око, зуб за зуб!..
Уж не знаю, кого именно искал так называемый Хлыст, но когда в час ночи я внезапно, словно от толчка, проснулась, то первое, что увидела, так это его лысую голову в свете ночника.
Хлобыстов сидел, откинувшись в кресле, и лениво цедил пиво из жестяной баночки. Мутный взгляд, остановившийся на мне, свидетельствовал о том, что этого пенного напитка он хлебнул предостаточно.
– И чем я обязана вашему визиту? – холодно поинтересовалась я, оставив нелепые восклицания: «Ах! Что вы здесь делаете?» – на потом.
– Добрый вечер, – вяло процедил он сквозь зубы.
– Скорее доброй ночи, – выразительно посмотрела я на настенные часы. – Вы не ответили на мой вопрос. Может быть, мне вызвать милицию? Тогда вы будете поразговорчивее…
– Это ни к чему. – Сергей Иванович вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо носовой платок и промокнул им свою обширную лысину. – У меня к вам всего один вопрос, и я испаряюсь.
– Я вся внимание, – съязвила я, устраиваясь поудобнее на диване. – Итак, что привело вас в мой дом?
– Вы сказали своей соседке, что знаете, кто убил моего брата…
– Севостьянов Тимур Альбертович, – перебила я его. – Так, кажется, звали того парня с фотографии?
– Совершенно верно, – согласился Хлыст и извлек откуда-то из-под себя еще одну банку пива. – Не желаете? Нет? Ну и ладно… Это я знал и без вас, но где он?..
– Не знаю.
– Очевидно, вы не поняли всей важности момента, – начал вкрадчиво Хлобыстов.
– Вы мне угрожаете? – насмешливо приподняла я брови, хотя внутри у меня все помертвело от холода, мгновенно засквозившего в его прищуренных глазах. – Не советовала бы…
– Ну что вы! – притворно захихикал он. – Разве я посмею? Передо мной ни много ни мало работник органов юстиции, как я могу?! А с другой стороны…
Хлобыстов проворно вскочил и подошел к дивану. Несколько минут мы пристально разглядывали друг друга. Никто не знает, каких сил мне стоило остаться невозмутимой и хладнокровной в тот момент, когда внутри у меня все помертвело от затаенного ужаса. Видимо, проницательность Сергею Ивановичу в тот час изменила, потому как он, ничего не заметив, вернулся на место и с протяжным вздохом протянул:
– Да-а-а… Вы смелая женщина… хотя немного и безрассудная…
Я решила оставить его слова без ответа. С трудом переведя дыхание, я поправила сползшую на глаза прядь волос и потуже обхватила колени, дабы не так было заметно, что они вибрируют.
Хлобыстов, между тем, допил вторую банку пива и, поставив ее на журнальный столик рядом с первой, продолжил свой многозначительный монолог.
– Но вы всего лишь женщина. Хрупкая, нежная и в чем-то даже уязвимая… Сейчас ночь, мы с вами один на один. И, кто знает, не сумей мы понять друг друга, что из всего этого получится…
– Я сказала, что не знаю, где сейчас Севостьянов. Если честно, то я не знала этого с самого начала. То есть я сначала было подумала на одного человека, но потом все так запуталось…
– А вы расскажите мне, – посоветовал Хлобыстов с улыбкой гиены. – Может, нам и удастся разобраться вместе.
– Хорошо, – соглашаясь, кивнула я. – Но прежде скажите мне, почему вы ищете Алейникова?
– Кто вам сказал? – попытался изумиться Хлобыстов. – Чушь какая!
– Сергей Иванович! Мы же договаривались! – укоризненно погрозила я ему пальцем. – Откровенность за откровенность. Говорят, вы даже награду за его голову назначили…
– А вот это блеф, – совершенно искренне возмутился он. – Искал – да, не скрою. Почему, сейчас скажу.
Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем ответил:
– Севостьянова так же, как и Алейникова, звали Тимур Альбертович. Согласитесь, что даже для одного совпадения это слишком! Я долго присматривался, наблюдал. И вот когда мне доложили о наколке на его плече, он удивительным образом исчезает!
– Именно об этой наколке я и хотела вам сообщить! – невольно вырвалось у меня, и я тут же покраснела до корней волос, увидев, каким пониманием зажглись глаза сидящего напротив мужчины. – А… а больше я ничего не знаю.
– Я так и думал.
Движимая непонятно какими мотивами, я вдруг обрела удивительный дар красноречия и принялась убеждать Хлобыстова в том, что Алейникова нельзя до конца подозревать в содеянном, потому как он совершенно не похож на Севостьянова.
– Представляете, это совершенно два разных человека! – с пылом воскликнула я, стараясь не думать, что отпечатки пальцев у обоих идентичны.
– Именно это-то меня поначалу и сбило с толку, – хитро захихикал Сергей Иванович. – Именно это!..
– И что вас разуверило в вашем непонимании? – спросила я, почувствовав, как под ложечкой неприятно заныло. – Вы о чем-то узнали? О чем-то, что окончательно развеяло ваши сомнения?
– Именно! Именно, уважаемая Анна Михайловна! – Хлобыстов поднялся и двинулся к выходу. – Я был словно слепой котенок, которого тычут мордочкой в миску с молоком, а он никак не поймет, где она…
Сергей Иванович явно наслаждался ситуацией. Подобно плохому актеру, он расхаживал у двери гостиной, играя в рассуждалки. При этом театральность его позы говорила сама за себя: он то всплескивал руками, то прикладывал сжатые в щепоть пальцы ко лбу, постепенно приближаясь к кульминационному моменту. Наступил он минут через десять после его, изнуривших мою волю умозаключений.
– И тогда я задал себе вопрос! – поднял он кверху указательный палец. – Кто есть кто? И, подобно хорошему сыщику, послал своего агента по следам прошлой жизни нашего с вами героя – Алейникова.
– И что же он нашел, ваш агент?
– О! Как вы нетерпеливы, – в очередной раз сморщился в ухмылке Хлобыстов и оживленно потер рука об руку. – Ну, не буду вас мучать ожиданием и с полной ответственностью сообщу: Севостьянов и Алейников – одно и то же лицо!
– Ага, понятно, – саркастически скривила я губы. – Подобно Фантомасу, он носит маску…
– Вы почти угадали, – Сергей Иванович взялся за дверную ручку. – Только с той разницей, что эту маску ему носить вечно.
– Вы хотите сказать…
– Именно! – Хлыст почти скрылся за дверью и, словно не желая отступать от хорошо продуманного сценария, под занавес изрек:
– Его умершая жена носила до брака фамилию Алейникова и была по специальности хирургом по пластическим операциям.
* * *– Итак, он взял после брака фамилию жены и сделал пластическую операцию лица, желая изменить свою внешность, – переваривал вслух услышанную от меня новость Семен Алексеевич, въезжая на больничный двор. – Тем самым желая навсегда откреститься от своего прошлого. Но невольно задаешься вопросом: почему он не поменял имя? Такое имя с отчеством вкупе подобно клейму на лбу. Странно…
– Не вижу в этом ничего странного, – буркнула я, оглядываясь по сторонам. – Наглость плюс уверенность, что никто и никогда его не узнает. А мой Тимур, видимо, узнал его. В итоге – поплатился жизнью…
– Н-да, – только и нашелся что ответить мой босс, остановив машину у маленькой железной дверцы с торца здания. – Выходи. Я обо всем договорился. Вечером я за тобой заеду…
Я вышла из машины и, помахав рукой Семену Алексеевичу, робко потянула на себя железную дверцу. На удивление, она легко подалась, открыв моему взору чистенькую маленькую прихожую, а следом длинный стерильно чистый коридор.
Я сняла туфли, сунула их в заранее приготовленный пакет и, надернув на ноги тапочки, двинулась вперед в поисках загадочного доброго доктора, который пожелал остаться неизвестным, разговаривая со мной по телефону.
Поочередно открыв несколько дверей, я наконец достигла цели своего путешествия, прочтя на вывеске: «Зав. отделением».
– Можно? – просунула я кончик носа в дверь. – Я от Семена Алексеевича. Мне кажется, это к вам…
Молодой парень, с виду лет двадцати восьми, не больше, внимательно оглядел меня с головы до ног, заставив залиться маковым цветом, и утвердительно кивнул.
– Проходите, – вежливо пригласил он, почти не размыкая губ. – Раздевайтесь…
Это было последнее, что я отчетливо запомнила в тот день. Все остальное смешалось для меня в тошнотворно стыдном прикосновении чужих холодных пальцев, вопросов, задаваемых с поразительной настырностью, и бесконечным мельтешением белых халатов.
Единственным желанием, с каждым часом становившимся все сильнее, было желание уснуть. Уснуть и не просыпаться несколько лет, с тем чтобы поскорее вычеркнуть из памяти то отчаяние, в котором агонизировала моя душа, продираясь сквозь кошмар, навязанный мне судьбой.
* * *– Анна Михайловна! – звала под окнами Лизка. – Будьте добры, откройте мне дверь!
С трудом оторвав голову от подушки, в которую проревела весь день и большую часть ночи, я нехотя поднялась и, запахнув поплотнее халат, который не удосужилась снять с себя с вечера, нехотя поплелась на балкон.
– Чего тебе?! – зашипела я на нее, правда, совершенно беззлобно, потому что ни на какие эмоции у меня просто не было сил. – Сбесилась, что ли? Половина пятого утра…
Лизка громко икнула, качнулась, нелепо хватаясь за воздух растопыренными пальцами, и, снизив голос почти до шепота, загадочно произнесла:
– У меня к тебе дело… Но давай договоримся: все, что я тебе скажу, не будет использовано против меня. Так я иду?
Лизка по-хозяйски прошла в кухню и рухнула на предусмотрительно выдвинутую из-под стола табуретку.
– Да-а-а, – тяжело выдохнула она, уставившись на меня помутневшими глазами. – Что я тебе сейчас скажу, сразит тебя наповал, но ты постарайся выслушать.
Видит бог, я старалась, но Елизавета понесла такую ахинею, что через десять минут я не выдержала и указала ей на дверь. Она ужасно оскорбилась и, злобно прищурившись, прошипела:
– Тяжело слушать?! А ты наберись терпения. Дальше будет еще хуже!
Но хуже того, что она мне наговорила, по-моему, уже быть не могло, поэтому я настоятельно принялась советовать соседке убраться восвояси. Разумеется, в силу сложившейся ситуации не скупясь на выражения.
– Ты мне не веришь?! – От досады она прикусила губу и принялась часто-часто моргать глазами.
– Лиза, прекрати! – предостерегла я, кинув ей на колени кухонное полотенце. – На вот, утрись и мотай отсюда домой, я спать хочу!
– Будешь и дальше досматривать свой кошмар? – трагическим шепотом спросила Лизка, трезвея буквально на глазах. – Ну, ну, давай, давай, пока еще кого-нибудь не прихлопнули! Ты же не живешь, Анна! Оглянись вокруг, сбрось пелену с глаз! И тогда тебе все станет ясно!
– Мне и так все ясно, проваливай, – не совсем любезно огрызнулась я. – Тоже мне, вещунья здесь нашлась. Сначала пропадает где-то целых три недели, а потом заявляется в пять утра и начинает нести бредовые вещи. Ни один здравомыслящий человек не поверит в это!..
– Может быть, и так, – не споря, кивнула Лизка. – Но ты просто обязана мне поверить. А три недели я пропадала именно из-за этого… Я же обещала тебе, что докопаюсь до истины…
Истина… Что это за величина такая неосязаемая? Не берусь утверждать с полной ответственностью, но у каждого она своя. Кто-то считает себя правым, сея хлеб, кто-то исцеляя людей, а кто-то этих же самых людей калеча. И каждый проповедует свою собственную истину, которая определяется бытием и глубиной сознания.
Для меня же понятие истины включало в себя и условие: зло в самых разных его проявлениях должно быть наказано. С самого раннего детства, с тех самых пор, как себя помню, я стремилась именно к этому, стараясь защитить слабого и проучить виновного. Именно этим и был обусловлен мой выбор профессии после окончания школы, чем, признаюсь, повергла в глубокое изумление родителей, видевших меня учителем или врачом. Но я настояла на своем и с азартом принялась грызть гранит науки.
Сейчас же, сидя напротив Елизаветы и глядя невидящими глазами в пустоту, я впервые за все это время усомнилась… Нет, не в правильности сделанного выбора. Я усомнилась в том, что зло действительно наказуемо.
Ведь как хорошо живется мерзавцам. Они смело двигаются вперед, не замечая слез и зла, которые сеют вокруг. Им плевать на жизненные принципы, которые они попирают, у них своя цель – вперед, туда, откуда видно вершину мира…
Но и не это так расстроило меня сейчас, а то, что этих самых плохих людей с каждым годом, с каждым часом становилось на земле все больше и больше. И различить их под маской лжи, лицемерия и лести день ото дня было все труднее…
– Анна, – тронула меня за руку Лизка. – Я понимаю, тебе невыносимо в это поверить, но это так.
– Ладно. Я подумаю над твоими словами, – хрипло ответила я, и в самом деле стараясь забыть обо всем, что она мне наплела в последние полчаса. – Спасибо за участие. А теперь ступай домой.
Елизавета ушла, а я опять зарылась лицом в подушку и попробовала уснуть. Но не тут-то было! Какой-то маленький стервозный червячок принялся копаться у меня внутри, настоятельно советуя вернуться мыслями к словам Елизаветы.
«А вдруг это правда? – ворохнулся он в очередной раз. – Ведь это же тогда в корне все меняет! Подумай как следует над этим! Подумай!..»
Но сколько я ни пыталась, логического объяснения услышанному найти не могла.
– Чушь какая! – не выдержав, фыркнула я после длительных размышлений. – Поверить в это – значит напрочь лишиться ума!
Видимо, я его напрочь и лишилась, потому что думала над визитом соседки все утро, весь остаток дня. И что бы ни делала, за что бы ни бралась, из головы не выходили ее слова. Но самое страшное заключалось в том, что из-за всего этого в моей душе начал пробиваться робкий росток надежды.