Амбал не обиделся, а снова плюхнулся в кресло и стал тянуть коктейль.
— Какой гарячий малтшык, слющь, — насмешливо откомментировал Тахир.
В прихожую вышла высокая красивая девушка и произнесла немного жеманным голосом, преувеличенно растягивая гласные:
— Вадим Николаевич ждет вас.
— А, теперь ясно, — проговорил Савичев, — господин президент «Сатурна» устраняет конкурентов.
Фотомодель качнула бедрами, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и уже через плечо добавила:
— А вы, господин Савичев, в жизни еще лучше, чем на экране. Надеюсь, мы с вами подружимся.
— Это что еще за мымра? — буркнул Алексей.
— По всей видимости, новая секретарша Вадима Николаевича, — ответил Олег. — Шутка.
— А она что — домашнего обслуживания? — насмешливо спросил Савичев, сбрасывая с ног шлепанцы и оставшись босиком. Из всей одежды на нем была упомянутая обувь и спортивный костюм на голое тело — именно в такой экипировке он вышел на встречу с Наташей.
Башков пожал плечами.
Квартира была двухъярусной, поэтому им пришлось подняться по узкой лестнице, отделанной красным деревом. Лестница вела в большую комнату с электрокамином под мрамор и безвкусной белой мебелью, хотя при одном взгляде на нее можно было предположить несусветное количество нулей после цифры, выражающей ее стоимость.
В углу стоял большой телевизор «Sony», на экране которого вошедшие увидели трансляцию хоккейного матча. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это вовсе не трансляция, а видеозапись. Благо Савичев увидел крупным планом самого себя и тут же вспомнил, что это за матч. Последний матч «Кристалла» — первая встреча полуфинальной серии с задольским «Сатурном».
В комнате находились два человека.
Один — невысокий молодой мужчина лет тридцати пяти, с умным хищным лицом и неприятными маленькими глазами неопределенного цвета. Несмотря на возраст, мужчина был лысый. Вокруг лысины, бликующей в свете роскошной люстры, уныло топорщились реденькие и коротенькие светлые волосы.
Опасное лицо, подумал Савичев.
Второй, внушительных габаритов аморфный толстяк в очках и в костюме при галстуке, несмотря на вполне домашнюю обстановку, показался Савичеву куда более безобидным.
Увидев Алексея, он сверкнул белозубой улыбкой и вежливо приподнялся в кресле, приветствуя вошедших.
— Здравствуйте, Алексей Иваныч, — мягким баритоном необычайно красивого глубокого тембра произнес лысый. — Я сожалею, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах, но, я думаю, вы найдете мне слова оправдания, когда я изложу причины, побудившие меня на столь дерзкое и даже в чем-то незаконопослушное поведение. Садитесь, прошу вас.
— Красиво горбатого лепишь, — проворчал Савичев себе под нос, садясь в предложенное кресло. В другое кресло уселся Олег Башков, а Тахир неподвижной тенью застыл у дверей.
— Вы что-то сказали, Алексей Иваныч? — осведомился лысый.
— Кто вы такие и чего вам от меня нужно? — резко спросил Савичев. — Конечно, я и сам бы назвал вас, но мне неприятно лишний раз произносить ваше имя, господин почетный президент ХК «Сатурн».
— Вот как? — переспросил тот. — Вы догадливы, господин Савичев. Да, я действительно Вадим Николаевич Воронин, президент клуба «Сатурн», как вы совершенно справедливо изволили заметить.
— Дальше можете не пояснять. Вы потеряли надежду победить мою команду в честном мужском поединке и теперь устраняете ее лидеров самым грязным и недостойным способом.
— О чем вы говорите, господин Савичев? — удивился Воронин и коротко, но выразительно посмотрел на Башкова, вжавшегося в кресло под ледяным взглядом жестоких волчьих глаз шефа. — Разве с вами обошлись неучтиво?
— Я не знаю, что именуется учтивостью в вашем бандитском кодексе, — еле сдерживая себя, ответил Савичев. — Если это убийство, то мне и моему другу Максиму Смолинцеву жаловаться просто грех.
Лицо Вадима Николаевича потемнело.
— О каком убийстве вы говорите? — медленно выговорил он.
Савичев перевел взгляд на Олега и увидел, что смертельная бледность омертвелыми пятнами страха проступает на его широком сытом лице.
— Я не успел его остановить… — пробормотал Башков, судорожно вцепившись в подлокотник кресла, — я приказал не стрелять, но…
— При чем здесь Смолинцев? — чеканя каждое слово, веско произнес президент «Сатурна». — Я не девал никаких распоряжений касательно Смолинцева. В чем дело? — вдруг заорал он оглушительным басом, неожиданным для такого маленького, похожего на хорька человека. Еще неожиданнее был перепад между этим иерихонским рыком и тем мягким, выразительным баритоном, которым он говорил прежде.
— Дело в том, — ответил за потерявших дар речи мафиозных деятелей Савичев, — что ваши подручные застрелили Максима Смолинцева, моего друга и капитана «Кристалла».
— Кто? Олег, отвечай, я тебя спрашиваю.
— Эта я, Вадым Ныколайч, — произнес все так же стоящий у дверей Нагиев, — этот скатын ударил мэна вы жывот и убэжал бы вымэсте с этым, если бы я нэ стрэлал.
— Так? — повернулся Воронин к бледному Башкову. — Он говорит правду?
— Да, — с трудом расцепив губы, ответил тот.
Савичев видел, какой панический, животный страх внушал своим людям этот маленький человек со свирепыми крошечными глазами и мелкими неприятными чертами острого, как у хорька, лица. Здоровенный Олег Башков, этот бесстрашный и беспринципный парень, буквально трясся в кресле под пристальным взглядом Воронина. Значит, было в президенте «Сатурна» что-то непреодолимо властное и пугающее, что буквально парализовывало его подчиненных.
— Кто еще убит? — спросил Вадим Николаевич.
— Охранник на проходной базы, — ответил Олег, — по фамилии Петров.
— Очень жаль, — проговорил Воронин, — с Костичкиным, надеюсь, все улажено?
— Канэщьно, — ответил Нагиев, — я сам с ным все разобрал.
— Скверно, скверно, — резюмировал Воронин, — два трупа.
— Тры, — влез кавказец.
Воронин коротко взглянул на него, как обжег ударом кнута.
— Я недоволен вами, — проговорил он, — идите. Я подумаю, как поступить далее.
Башков и Нагиев вышли, оставив Савичева наедине с Ворониным и все еще не представившимся толстяком.
— Алексей Иваныч, — вежливо заговорил Воронин, — чтобы не терять времени попусту, скажу вам, что сюда вы попали единственно по той причине, что чрезвычайно хорошо играете в хоккей. Лучше всех в России, несмотря на ваш юный возраст.
Савичев угрюмо молчал.
— Можно сказать, что прошлый матч был сделан вами фактически в одиночку. Особенно мне запомнился ваш второй гол в ворота моей команды. Вот этот проход. Взгляните еще раз, мистер Барнетт, — обратился он к толстяку.
На экране появился крупным планом вратарь «Кристалла» Андрей Красницкий, отбивший шайбу после броска нападающего из Задольска прямо на крюк Савичеву. Тот резко ускорился вдоль борта, на красивом финте обошел выскочившего навстречу нападающего «Сатурна», на великолепной скорости прошел середину площадки, разбросал двух игроков соперника и, прикрыв шайбу корпусом, внезапно отправил каучуковый диск в верхний угол ворот.
Московский комментатор зашелся в диком вопле восторга — несмотря на то что интересы подмосковной команды должны быть ему ближе, чем успех малоизвестного поволжского клуба. Слова «бесподобно», «великолепно» в сочетании с эпитетами «виртуоз», «главная надежда российского хоккея» и тому подобное славословие так и пронизывали его речь.
— Он похож на Льемье, — с легким иностранным акцентом сказал толстяк, — прямо его маньер игры. Замьечательно.
— Вот видите, господин Савичев, как вас ценят в стране и за рубежом, — проговорил Воронин. — Позвольте рекомендовать вам представителя клуба Национальной хоккейной лиги «Чикаго блэк хоукс» господина Райана Барнетта.
— Чем же я могу быть полезен господину Барнетту? — холодно спросил Алексей.
— У нас с мистером Барнеттом есть к вам очень выгодное во всех отношениях и для всех сторон предложение.
— Я не думаю, что оно мне подойдет.
— И поступаете опрометчиво, Алексей Иванович, — веско произнес Воронин. — Как я уже сказал, вы здесь потому, что хорошо играете в хоккей. А в отдельных случаях, я бы отметил, даже слишком хорошо. Так, как, например, вы играли в первом матче против команды из своего родного города. Нехорошо, молодой человек, обыгрывать земляков.
— Это я понял уже давно, господин Воронин, — с усилием сказал Савичев, — так что ваши разглагольствования совершенно излишни. Вы хотите выключить меня из борьбы за кубок? А этот господин из-за океана здесь, бесспорно, для того, чтобы купить меня, причем немедленно. А вы на этом погреете руки и неплохо заработаете. Все-таки вы имеете на меня права, земляки как-никак, — с горечью закончил Савичев.
— Вы не только талантливый хоккеист, но и чрезвычайно догадливый человек, — с тонкой, с оттенком уважительного удивления, иронией сказал Воронин.
— О! — с чисто американской бессмысленной и тупой многозначительностью изрек мистер Барнетт.
— Все это так. Только ничего у вас не выйдет.
— Почему не выйдет? Вы только послушайте меня. Завтра же вы без разрыва контракта с «Кристаллом» вылетаете с мистером Барнеттом в Штаты. До вас по пути несанкционированного побега в НХЛ шли великие русские игроки Федоров и Могильный, да и не только они, так что этические проблемы отпадают. В Штатах вы подписываете годовой контракт с «Чикаго» на миллион долларов! А конфликт с Федерацией хоккея России… уладить его я беру на себя. Если вы зарекомендуете себя должным образом, по истечении годового контракта вы подпишете новый, на больший срок и на несравненно большую сумму.
После выразительной паузы Воронин добавил, глядя на Алексея в упор:
— В ближайшее время к вам могут выехать в Америку ваша мама и ваша невеста. На которую, кстати, вы не должны обижаться за то, что она оказала нам небольшую помощь. Поступить лучше для вас она просто не могла.
Савичев оторопело уставился в лицо этого маленького страшного человека, не в силах произнести ни слова. В заключительных фразах, касающихся матери и Наташи, он почувствовал явную, хотя и искусно спрятанную угрозу…
— Что с мамой? — наконец выдавил он.
— О, завтра вы сможете увидеть ее. Она едет сюда, в Тарасов. Мы обязательно покажем ей послезавтрашний матч, где — она очень надеется — уже не будет играть ее дорогой сын.
Глаза Воронина насмешливо сверкнули, а в голосе слышалось откровенное стремление запугать, уничтожить, подавить волю упрямого девятнадцатилетнего пацана.
— Ах ты каззел! — тяжело дыша, выговорил Леша. — Ах ты хоррек вонючий! Тваррь поганая!
Бешенство заклокотало в груди «золотого мальчика» русского хоккея, и он, протянув руку, схватил Воронина за шею и, легко подняв в воздух, затряс, как щенка.
— Убью, гнида! — проревел Алексей.
Барнетт оторопело попятился и упал в кресло, глядя на разъяренного русского гиганта.
В ту же секунду в комнату ворвались два амбала и двумя четкими ударами заставили Савичева отпустить жертву. Алексей развернулся, и один громила полетел в большое зеркало на стене, с грохотом рухнувшее и засыпавшее верзилу осколками; второй, едва ли не вдвое толще Алексея, попятился от мощнейшего удара хоккеиста в челюсть, споткнулся о туалетный столик и, ухнув на него всей тушей, превратил в щепки.
— Стоять! — загремел голос Башкова, и Олег на пару с Тахиром наставили на Савичева дула крупнокалиберных стволов.
Воронин медленно ворочался на полу, шевеля вывалившимся от удушья языком и растирая посиневшую шею. Лицо его было серым, на гладком лбу и лысине блестели капли пота.
— Дуррак! — прохрипел он. — Мальчишка, дурак! Свяжите его! Осторожнее, он слишком дорого стоит, чтобы с ним неаккуратно обращаться.
— Зачем вязать? — сказал Нагиев, вынимая из кармана наручники. — Прикуем к батарэе, да завтра астынет, клянус, чэстноэ слово!
Процитировав таким образом товарища Саахова из «Кавказской пленницы», товарищ Нагиев защелкнул наручники на правом запястье Савичева и, под дулами своего и башковского пистолетов сопроводив в соседнюю комнату, прицепил наручники к мощному радиатору центрального отопления.
— Пасиди, падумай, дарагой, — напутствовал его на прощание кавказец, — па-моэму, ты нэмножько пагарячился. Затшэм абыдэл Вадыма Ныколаыча?