– А что, есть варианты? – грустно отозвалась Тамара. – Он же... – Тут она спохватилась, заметив, что О'Нейл внимательно слушает их диалог.
Вроде по-русски не копенгаген, а слушает внимательно, как пес, которого должны вывести погулять.
Коля все понял правильно, и они свернули на малую дорожку, ведущую прямиком к зданию, над которым изумрудными огнями сверкала огромная вывеска. Оставив Колю в машине на стоянке, Тамара с дорогим гостем вошли в паб и уселись за столик в углу большого, но полупустого еще зала.
Тем временем Николай, утомленный происшествиями, решил немного вздремнуть, тем более что не надеялся на быстрый исход профессора из пивного чертога – свой свояка видит издалека. Обычно внимательный, он не заметил, как прокрался за ними к пабу и приткнулся невдалеке уже знакомый ему «Фольксваген».
...Веселье в пабе продолжалось третий час. Профессор-филолог стал окончательно похож на байкера, потерявшего спьяну свой «Харлей Девидсон». На загорелом лице удивительным образом проступили красные пятна, обнажив наконец его ирландские корни. Счет пивным кружкам шел на дюжины, за несколькими сдвинутыми вместе столами сидела разношерстная многонациональная компания: оказавшиеся здесь земляки О'Нейла («Вот бы кого встречать в аэропорту!» – с тоской подумала Тамара, глядя на их рыжие шевелюры и роскошные красные лица), несколько англичан, американцы, немецкая супружеская пара и чудом затесавшиеся к ним два узбека. Взаимопонимание было полным, пиво прекрасным, и настроение от кружки к кружке улучшилось. Когда дело дошло до песен, часть коллектива уже мирно подремывала. Танцевать же смогли выйти только ирландцы, едва держащиеся на ногах, и те американцы, которые в разгар веселья ловко перешли с пива на водку.
Тамара все это время мечтала лишь о том, чтобы профессор наконец-то свалился под стол. Они с Николаем вынесут его, засунут в машину, привезут в гостиницу и уложат в койку, где ему сейчас самое место.
Но время шло, а счастье так и не наступало. Уже сломались непривычные к таким марафонам узбеки, врассыпную спали по углам англичане, где-то растворились немцы, даже американцы стали потихоньку сдаваться. Ирландцы же танцевали, и конца этому не предвиделось.
Она вздрогнула от вежливого прикосновения к плечу и подняла глаза. Перед ней стоял молодой человек с бесстрастным лицом и в строгом темном костюме – видимо, охранник.
– Извините, вас спрашивает дама. Она ждет вас на улице, перед входом.
– Какая дама? Что такое?
– Извините еще раз, я только передал вам просьбу. – И охранник удалился куда-то в сторону кухни.
«Пойду хоть проветрюсь, а то голова чугунная, – решила Тамара. – Заодно и посмотрю, что там за дамы меня хотят. И кто это может быть, интересно?»
На улице было уже темно. Спустившись по красивым мраморным ступенькам паба, она никого не увидела. «Ну и слава богу, а то опять какие-нибудь проблемы». Тамара поискала в сумочке сигареты и зажигалку, нашла и только собралась прикурить, как сзади послышался тихий и злой женский голос:
– А ну, давай, шагай вперед, вон до тех кустов!
Тамару сковал ледяной ужас, но в то же время ей показалось, что голос этот ей знаком. Идя к кустам, она подумала: если следующий день встретит живой, это будет большой удачей. Дойдя до указанного места и не оборачиваясь, она спросила:
– Ну и что дальше?
– Ты не нукай, – ответил все тот же голос. – Будешь отвечать на вопросы. Ответишь правду – ничего тебе не будет, соврешь – тогда посмотрим...
– Не совру, жизнь дороже. А повернуться можно?
– Не стоит. Ради твоего же спокойствия. Итак – полный рассказ о том, кто и зачем должен был быть сегодня в аэропорту, одетый в клетчатый костюм, с зонтом-тростью и синей сумкой? И сразу еще один вопрос – какое ты ко всему этому имеешь отношение?
У Тамары как будто камень с души упал. Ее сбивчивый рассказ о себе, о Ларисе и ее отпуске, о ее странных звонках и просьбах, об ирландском профессоре и приключениях в аэропорту продолжался минут тридцать и закончился слезами.
– Нервишки лечить надо, – заметила ее немногословная собеседница. Чуть подумав и как будто поколебавшись в выборе, она произнесла: – Ладно, дай мне номер своего мобильного – вдруг понадобится что-нибудь уточнить. Не бойся, ничего плохого тебе не сделают, если болтать много не будешь.
– Я могу идти? – уточнила Тамара.
– Иди, иди, – разрешила собеседница.
– А профессора забрать можно?
– Да забирай, мне он не нужен.
Тамара с облегчением, почти бегом бросилась к заветному мраморному крыльцу и взлетела наверх. Прокуренный и пропахший пивом зал показался ей землей обетованной. По-прежнему гремела музыка, но людских голосов уже не было слышно. Посередине зала в гордом одиночестве отплясывал что-то глубоко национальное ее профессор. Тамара, получившая только что хорошую порцию адреналина, поняла, что нужно действовать решительно, иначе этот день будет продолжаться бесконечно.
Разыскав мобильник, она позвонила в машину. Сонный Коля не сразу понял, чего хочет от него возбужденная начальница, а когда понял, сразу же бросился выполнять приказанное: схватил сопротивляющегося, но уже абсолютно ничего не соображающего филолога поперек туловища и поволок его к машине. Усадил на переднее сиденье и для верности прихватил О'Нейла не только ремнем безопасности, но еще и собственным брючным ремнем. Тамара села строго позади профессора, удерживая его в относительно вертикальном положении. Так они и доехали до отеля, где бесчувственное ирландское тело было передано в надежные руки гостиничной обслуги.
...Лариса решила не дожидаться окончания веселья – оно могло длиться до следующего утра, а у нее времени не было совсем. Отпустив порядком струхнувшего водителя, одарив его предварительно солидной суммой, она решила применить на практике свои специальные познания, приобретенные во время ее незавершенной учебы. Допрос вообще был ее коньком, а тут и объект был несложный, и мер безопасности особых не требовалось, разве что некоторая ловкость.
То, что она узнала от Тамары, повергло ее в легкую панику. Налицо была ошибка, досадная случайность, банальная путаница. Она понимала, что ничего хорошего от такой ситуации ждать не приходится. У нее лично – прокол на первом же задании. А к чему это могло привести всю задуманную Корабельниковым комбинацию, она себе и представить не могла. А клиент? Что он подумает о конторе, которая мнит себя крутой, а на самом деле элементарных вещей организовать не может...
И что же теперь делать? Эдик в Стокгольме, да и стыдно, как маленькой, жаловаться на судьбу и обстоятельства! Звонить Корабельникову – вот что нужно срочно. Главное – она выяснила первопричину, а дальше можно попытаться раскрутить все заново. Если, конечно, ей дадут это сделать. Если Корабельников вообще с ней будет общаться после всего произошедшего.
* * *По какой-то причине Маргарита в ресторан «Веселая матрешка» приехать не смогла, и это обрадовало Жидкова не меньше Ларисы.
Они с ним вошли в ресторан плечом к плечу, как два солдата, и уселись друг напротив друга за большой стол, покрытый скатертью с вышитыми краями. Мрачный зал был декорирован медными самоварами и чучелами рябчиков, взиравших на посетителей злобными красными глазками. Официанты разговаривали друг с другом приглушенными голосами. Тот, который принес меню, даже вздрогнул, когда Жидков сочным баритоном потребовал:
– Принесите-ка нам для начала выпить! Красного вина, самого лучшего. – И зачем-то добавил: – Голубчик.
Вероятно, ему показалось, что «голубчик» соответствует духу заведения. Дух предполагался свой, русский. По крайней мере в меню глаз радовали маринованные лисички, блинчики со сметаной, расстегаи, кулебяки и пирожки со всевозможными начинками.
– Как вы думаете, Альберт скажет вам, что было в той записке? – поинтересовалась Лариса, завязнув глазами в перечне холодных закусок.
– Конечно, нет! – Жидков все еще был подавлен.
Настроение у него упало окончательно, когда, отъезжая от дома, он увидел свою лопату, воткнутую в невысокий холмик на газоне. Он все никак не мог оторвать глаза от этого холмика и чуть не врезался в песочницу.
– Вы обязательно должны расспросить его, как было дело, – поучала Лариса. – Что он увидел, когда поднялся на чердак, почему вообще поехал в тот день за город...
– Вы полагаете, Альберт укокошил своего отца?! – вскинул голову Жидков.
– Отчима.
– Какая разница!
– Наверное, есть разница. Недаром ваша мама всячески подчеркивала это обстоятельство. Думаю, между Макаром и Альбертом существовали какие-то трения.
– Я не слышал о трениях. – Жидков насупился.
– То, что вы не слышали, еще ни о чем не говорит.
– А какое вам-то, собственно, дело до чужих трений?
– Не знаю, – искренне призналась Лариса. – Почему-то меня это взволновало.
– Если Альберт и в самом деле пристукнул отчима, он ни за что не признается.
– Не кричите так, – шикнула на него Лариса, поглядев на застывшего неподалеку официанта.
– Я и не кричу, – огрызнулся Жидков и тут же добавил: – А вот и он, красавец наш. Легок на помине. Держитесь, он и вам спуску не даст.
Лариса окинула человека, пересекавшего зал, пристальным взором. Он оказался высоким и сутулым, имел крючковатый нос и две острые залысины на продолговатом черепе. Рот у него был маленький, тонкогубый и страшный. Прямо вампирский рот.
Лариса поздоровалась со вновь прибывшим за руку, как привыкла здороваться с иностранцами, а потом украдкой вытерла под столом ладонь о юбку. Бр-р-р! Надо же иметь столь отталкивающую внешность. На деле Альберт и человеком оказался неприятным.
– Кто вы такая? – спросил он Ларису после того, как пожал ей руку. – В первый раз вас вижу.
– Это моя новая подруга, – честно выдал легенду Жидков.
– И еще вскоре подъедут наши друзья, – предупредила на всякий случай Лариса.
– Да-да, а пока они не приехали, давай поговорим.
– Ну, давай, – согласился Альберт. Поставил локти на стол и сцепил пальцы под подбородком.
– Мать сказала, ты нашел какую-то записку возле тела...
Лариса закатила глаза. Тоже мне – Пинкертон. Кто же так начинает разговор? Задает важные вопросы без всякой подготовки, в лоб?
– Да что вы ко мне все пристали? – Альберт скривился так, словно ему предложили на обед дохлую собаку. – Что вам надо? Сказано же – произошел несчастный случай. И баста!
– С какой это стати – баста? – рассердился Жидков.
Ему почему-то было неудобно перед этой серьезной, слегка задирающей нос девицей, что Альберт с ним так разговаривает. Сегодня вместо клетчатого костюма она надела светло-серый со скромной белой кофточкой и выглядела в нем, словно героиня фильма «Весна на Заречной улице».
– Это мой отец, а не твой! – хамским тоном ответил Альберт. – Так что забудь о записке навсегда.
Он убрал руки из-под подбородка и положил их на скатерть по обеим сторонам тарелки. Осталось только опереться и встать, чтобы кулаками доказать свою правоту. Обе его залысины ярко заблестели, будто их смазали барсучьим жиром.
– Записка очень важна, – кипятился и не желал отступать его оппонент. – Неужели ты так ничего и не понял? Раз она есть, выходит, Макара кто-то убил.
– С ума ты сошел! – прошипел Альберт и зыркнул по сторонам. – Кто его мог убить?!
– Да хоть бы и ты.
– Я-а?!
– Ты-ы, – передразнил Жидков. – Что ты на меня вытаращился?
Альберт и в самом деле выпучил глаза, сделавшись еще неприятнее. Голову он наклонил вниз, словно собирался забодать собеседника.
– Записка – это улика, – вставила Лариса и тут увидела свою начальницу Тамару.
Тамара стояла в дверях ресторана и по-орлиному обозревала зал. Заметив Ларису, помахала рукой и громыхнула:
– О! Вот она, моя красавица!
При звуках ее голоса у метрдотеля на лице появился благоговейный ужас. Возможно, в детстве на него кричали злые братья, и оттого он сделался таким пугливым. Или кто-то внушил ему, что громко разговаривают только плебеи. Культурные и возвышенные личности, каких он хотел бы видеть клиентами ресторана, говорят практически шепотом – как Рената Литвинова.
Лариса привстала и помахала Тамаре в ответ. За ее спиной топтались двое – плейбой с сединой в черных волосах и маленький полный человечек с глазками-пуговками. Глазки были какими-то очень уж беспокойными, и Лариса поняла, что видит перед собой Шубина, Леночкиного двоюродного дядьку. Выходит, профессор О'Нейл – вот этот вот тип в кожаных брюках? Ничего себе! Только вид у него какой-то странный, слегка помятый.
– Интересно, – продолжал между тем наезжать Жидков на своего родственника. – Почему милиция тебя не заподозрила? Обычно они первым делом хватают тех, кто обнаружил тело.
– У меня мотива нет, – сварливо ответил Альберт. – Дом в Рощицах и так на меня записан, а коллекцию картин у отца украли, если ты помнишь. Нам и делить-то было нечего.
– Выходит, милиция не обнаружила мотива, вон что! Но все равно. Тебя наверняка взяли на заметку.
– Всем добрый день! – вклинилась в их содержательный разговор Тамара, которая айсбергом продрейфовала к их столику и нависла сверху. За ней, словно утята за уткой, подтянулись Шубин и Джеймс О'Нейл с потусторонней физиономией.
– Здрасте, – пробормотал Альберт в ответ на приветствие, а Жидков вообще ничего не сказал, потрясенный величием увиденного.
Тамара и в самом деле была хороша – высокая, статная, полногрудая, она являла собой образец здоровья и веселого нрава.
– Вот тебе, Лара, гости, – заявила она и лукаво подмигнула своей заблудшей овечке. – Позаботься о них. Это Джеймс, – она отошла, чтобы все увидели ирландца. – А это Леонид.
– Шубин, – добавил тот и почесал крохотный носик толстым указательным пальцем. – Что у вас тут дают на обед?
– Что закажете, то и дают, – невежливо ответил Альберт, которого Жидков здорово разозлил своими подозрениями.
Шубин посмотрел на него с неудовольствием и сел с другой стороны стола. Ирландец, как привязанный, последовал за ним и устроился рядом.
Жидков рассматривал профессора О'Нейла с большим внутренним волнением. Интересно, этот тип в самом деле иностранец или просто играет роль? Лицо у него спокойное, благополучное, западное. Только там люди живут не изматывающей социально-политической жизнью, а нормальной человеческой, что и отражается на их внешнем виде.
– Лара, – шепнула Тамара, подсаживаясь к Ларисе на последний свободный стул. – Лара, я выяснила, что такое с этим типом. – И она глазами показала на Шубина.
– Что? – тоже шепотом спросила та. – Что-нибудь неприятное?
– Как тебе сказать...
– Так и скажи. Я должна быть во всеоружии.
– Видишь ли, он ненавидит грибы.
– А что в этом криминального-то? – удивилась Лариса. – Я тоже грибы не очень...
– Ш-ш! – Тамара испуганно зыркнула на Шубина. – У него есть теория, будто бы грибные споры занесены на землю метеоритами. Специально. То есть грибы – это инопланетный разум.
– Да что ты?
Лариса посмотрела на Шубина уже совсем другими глазами. Этот коротышка показался ей таким опасным, словно под завязку был начинен новогодними петардами китайского производства.
– Да, – скорбно кивнула Тамара. – Он убежден, что рано или поздно грибы уничтожат человечество. И процесс уже пошел.
– Что ты говоришь? – ахнула Лариса. – Почему же его не положили в клинику?
– Так ведь врачам он этого не рассказывает. А в остальном с ним все в порядке. Порой он бывает даже очень мил! – И Тамара хихикнула.
– Не может быть, чтобы у человека была такая мания и ни один доктор не заметил, что он болен!
– Откуда я знаю, Лара, что может, а чего не может быть.
– А как, по его мнению, грибы уничтожат человечество? – еще тише спросила Лариса. – Каким именно способом?
– Он говорит, что грибы прорастают.
Лариса выпрямилась и уставилась на Шубина. Пока они перешептывались, он выудил из внутреннего кармана пиджака черный фломастер и открыл меню. Каждое блюдо в нем было снабжено фотографией. Шубин некоторое время размышлял, потом нацелил кончик фломастера на первый лист и принялся аккуратно закрашивать изображение маринованных лисичек.