– Ага, счастлив. Приезжает сюда поспать – и опять на работу. Так какая разница, где ночевать? Лучше уж там, где приличные люди, хоть польза какая может быть. А здесь только генералы в отставке да бывшие руководящие советские кадры.
– Ладно, хватит, – Шургин запер автомобиль и повернулся к Алексу, – ну давай, веди нас к дяде.
Наружная металлическая дверь подъезда была снабжена домофоном. Алекс набрал номер квартиры Невредимова, после чего немедленно раздались хриплые дребезжащие звонки. Домофон погудел минуты три, после чего произошел автоматический сброс сигнала.
– Вот зараза, – прошипел Алекс, – уже спит, наверное, не слышит.
– Набери еще раз, – попросил Шургин, – может, он просто не успел подойти. Или душ принимает.
Тот послушно набрал номер еще раз.
– Он вообще-то один живет? – поинтересовалась вдруг Диана.
– Еще его мама, но она летом на даче – стережет его виллу на Рублевке, – отозвался Алекс. – Еще у него есть хомяк, он его сам кормит. Кличка – Гоблин.
– Как? – вздрогнула Диана.
– Гоблин.
– За что же он его так?
– Людей ненавидит, в руки не дается, жрет постоянно.
– А что, гоблины постоянно жрали? – спросил Шургин.
– Не знаю, не видел. Но дядя его по-своему любит, возит с собой, когда есть возможность. Никому его не доверяет.
– Почему именно хомяк?
– Наверное, тоже комплексы детства золотого. «Мама, купи мне хомячка!» А мама не покупала – денег в семье мало, а маленького Захарчика надо было кормить витаминами. – И Алекс радостно хохотнул.
– Нельзя быть таким циничным, Алекс! – строго заявила Диана.
– Мне не нравится ситуация, – задумчиво произнес Шургин. – Надо что-то делать. Слушай, Алекс, позвони-ка ты ему, может быть, к телефону подойдет.
Но звонки и на городской, и на оба мобильных не дали никакого результата.
– Так, становится интересно, – невесело усмехнулся Шургин. – Может быть, твой дядя заехал к какой-нибудь тете? Что скажешь, Алекс?
– Это вряд ли, – бодро отрапортовал Душкин, – дядя ленив по этой части до чрезвычайности. В лучшем случае тети приезжали к дяде, да и то их быстро выпроваживали.
– Редкая осведомленность об интимной жизни близкого родственника, – вставила Диана.
– Нет, просто я одно время пользовался его квартирой, даже жил с полгодика, когда от одних бандосов скрывался, – легко объяснил Алекс.
– А ключей от квартиры с тех счастливых времен у тебя случайно не осталось? – Шургин вопросительно уставился на Душкина.
– Случайно ничего не бывает. Ключи у меня дядя потом отобрал, но я сделал себе дубликат – мало ли какая надобность возникнет.
– С собой ключи?
– Храню у сердца. В смысле – ношу с собой. Только вот от подъезда нет, они с тех пор поменяли входную дверь.
– А если Захар Петрович и замки поменял?
– Это вряд ли. Там такой бастион, что менять надо всю дверь целиком, да и зачем ему это? Квартира у него на сигнализации. Он просто поменял там пароль и все дела – я уже войти не смогу.
– Иными словами, если его сейчас нет дома, а мы попробуем войти, то приедет наряд милиции и нас арестуют как домушников?
– Похоже на то. Но в милицию как-то не хочется, мы и без того там сильно засветились с этими тихорецкими делами.
Шургин задумался.
– Пойду окна посмотрю, – неожиданно предложил Алекс.
– Зачем? Если света нет, то это может значить все, что угодно – спит, отсутствует.
– Если света нет, но окна открыты – значит, дома, – терпеливо объяснил Алекс. – Он даже зимой приоткрывает, а летом так и вовсе нараспашку.
– Алекс, ты голова! Иди смотри.
Отойдя от подъезда, Алекс задрал голову и стал вглядываться в темноту. Через некоторое время он энергично замахал им руками и быстро пошел обратно.
– Есть, – еще не веря в удачу, прошептала Диана.
– Мне тоже так кажется, – поддержал ее Шургин.
– В кухне и спальне окна открыты, – доложил радостный Алекс, – можем смело топать.
– Мочь-то можем, но сначала в подъезд бы не мешало попасть.
– Подождем, пока кто-нибудь выйдет, и все дела.
– Но мы уже минут сорок тут кукуем, а никто не вышел. Ночь на дворе. Собачники еще часа через три проснутся, а может, и позже. Разве что молодежь домой припозднится.
Шургин строго посмотрел на домофон и сказал:
– Попробуем понажимать разные кнопочки...
– Погоди, – испугалась Диана, – мы перебудим всех соседей.
– Тут важен фактор внезапности и неожиданное решение. Вот смотри.
Он набрал номер 122, один из тех, что числились в табличке над дверью подъезда.
Через три или четыре гудка сонный мужской голос спросил:
– Кто?
– Горячая пицца! Заказывали ваши соседи из 123-й квартиры, но они не открывают. Позвоните им, пожалуйста, в дверь, скажите, что приехала пицца!
– С ума сошли? Я открою, звоните сами.
И они услышали волшебный сигнал зуммера, возвещающий, что путь открыт.
– У вас богатое воображение, – похвалила Диана уже в подъезде.
– Нет, – скромно возразил Шургин, – просто я немножко психолог.
На лифте они поднялись на пятый этаж. Алекс достал ключи и, сказав: «Сезам, откройся!», уверенно стал ими орудовать в замках.
Дверь действительно впечатляла, но открыл ее Душкин довольно быстро.
– Милости прошу, дорогие гости. – Он отвесил им поклон. – Надеюсь, нам здесь будут рады.
– Я после той истории в Тихорецке теперь так и жду, что за дверью какая-нибудь гадость случится, – придушенным голосом произнесла Диана. – Вдруг здесь тоже все вверх дном?
– Где тут включают свет? – спросил Шургин, прикрывая за собой могучую бронированную дверь.
Алекс щелкнул выключателем. Загорелся яркий свет, а через секунду прихожая наполнилась истерическим женским визгом – прямо на полу лежал, разметав руки, Захар Петрович Невредимов. Вокруг его головы растеклась весьма внушительная темная лужа. Не надо было быть судмедэкспертом, чтобы понять – это кровь, а человек, которому она принадлежала, – мертв.
Диана прекратила визжать подозрительно быстро, и Шургин почти сразу понял, что сейчас она упадет в обморок. Он едва успел подхватить ее и крикнуть остолбеневшему и белому как мел Алексу:
– Куда ее можно положить?
Алекс молча ткнул рукой по направлению к открытой двери в комнату.
– Помоги же, – рявкнул Шургин, но тот не двинулся с места.
Шургин сам дотащил Диану до какой-то тахты, стоящей прямо посередине большой комнаты, вероятно, гостиной. Свет включать не стал, пошел обратно в коридор, а оттуда, переступив через бездыханное тело, – в кухню. Нашел на столе чашку и налил в нее воды из-под крана.
Потом проделал обратный маршрут, сел рядом с Дианой и смочил ей лицо холодной водой. Она застонала, но глаз не открыла. Алекс по-прежнему столбом стоял в коридоре над трупом дяди.
– Ты бы сел, – посоветовал ему Шургин, – а то грохнешься в обморок.
– Он умер? – неестественно тонким голосом поинтересовался Алекс.
– Даже не знаю, что тебе ответить. Скажу нет – не поверишь.
– Что нам делать? – Голос Алекса продолжал вибрировать. – Может быть, врача вызовем?
– Алекс, послушай, дело серьезное. Какой врач? Захар Петрович мертв, его убили. Тут первой должна была милиция появиться. А появились мы. И у милиции будет масса вопросов именно к нам, хотя мы тут совершенно ни при чем.
– Что же нам делать? – тупо повторил Алекс.
– Думаю так: приводим в чувство Диану. Ты ее берешь, и вы быстро сматываетесь к машине, где ждете меня, тихо сидя на заднем сиденье.
Я по возможности быстро уничтожаю следы нашего присутствия – протираю дверь, ручки, выключатель, кран на кухне и так далее. Затем покидаю квартиру, желательно не замеченным соседями, и иду к вам. Потом мы едем домой, но по дороге из таксофона звоним в милицию и через тряпочку сообщаем об убийстве по адресу такому-то. Как план?
– Мне все равно, – пролепетал Алекс, – как скажешь. Дядю жалко!
– Все жалости потом, нам уматывать надо, а то вляпаемся так, что тихорецкие приключения нам покажутся веселым детским утренником!
Короче, возьми себя в руки, поднимай Диану, и отправляйтесь в машину.
Алекс нетвердыми шагами прошел в гостиную, сгреб Диану в охапку и двинулся к двери. При этом Диана немного очухалась и стала барахтаться, вырываясь из объятий. Лишенный воли Алекс разжал руки, и Диана, не удержавшись на ногах, с грохотом рухнула на пол.
– Ну что за наказанье, – Шургин подошел к Диане, протянул ей руку и помог подняться. – Возьмите себя в руки. Вы же сильная женщина.
Диана закивала головой.
– Тогда слушайте: вы сейчас же вместе с Алексом идете в машину и там ждете меня. Ясно?
Она снова молча закивала.
– Тогда вперед, – Шургин направил ее в сторону двери. – Только руками больше ни за что не хватайтесь!
Когда Диана с Алексом скрылись за дверью, Шургин начал действовать. В ванной были найдены прекрасные желтые резиновые перчатки, а в специальном шкафчике в туалете замечательные тряпки.
Он тщательно протер все, к чему они могли прикоснуться, включая и пол. Тряпки забрал с собой, положив в пакет, взятый на кухне. Перчатки он не снимал.
Шургин уже собрался покинуть квартиру, как вдруг до его слуха донеслись какие-то подозрительные звуки – шуршание, легкое цоканье и царапанье. В пылу борьбы с отпечатками пальцев он, видимо, не обратил на них внимания. Осторожно заглянув в одну из комнат, по виду – спальню, он обнаружил на журнальном столике красивый стеклянный ящик, в котором суетился рыжий зверек, напоминавший сильно растолстевшую мышь.
«А вот и хомяк, – вспомнил он рассказы Алекса, – кажется, его зовут Гоблин». Что делать с этим Гоблином, Шургину было неясно. С одной стороны – какое ему дело, но с другой... Пока вернется мать Захара Петровича, пока будет идти следствие – о животном могут просто забыть, и оно сдохнет от голода, жажды и печали. Олег читал или слышал о том, что хомяки откладывают еду про запас и хранят ее за щеками, однако вдруг несчастный Гоблин не сделал себе таких запасов?
Но был и тревожащий момент: а не будет ли это похищением улики с места преступления? Хотя чем хомяк может помочь следствию? А если спохватится мать Невредимова – куда делось животное? В общем, сомнения его одолевали серьезные. Впрочем, решение есть. Алекс! Он же близкий родственник, мог же Захар Петрович поручить ему любимое существо? Мог. И поручил, на время.
Тут Шургин поймал себя на мысли, что ему просто очень жаль этот маленький рыжий комок и он ищет причину, чтобы его забрать, иначе хомяка ждут суровые времена, а скорее его просто выпустят во дворе, где его переедет машина, замучают злые дети или съедят кошки.
Он взял стеклянный ящик под мышку и выскользнул из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь. Хорошо бы его не поймали прямо тут, на пороге. Убийца, который вынес из квартиры хомяка... Звучит волнующе.
Уже брезжил рассвет, и приходилось быть максимально осторожным. В подъезде ему никто не встретился, и он благополучно добрался до машины. Ключи он отдал Алексу, поэтому сразу же схватился за ручку двери, намереваясь ее открыть. Сигнализация завизжала так, что бедный Гоблин, кажется, сделал кульбит в своем стеклянном зверинце. Когда на улицах машины вдруг начинают завывать дурными голосами, нет ничего удивительного и все к этому привыкли. Но когда это происходит на рассвете, а ты только что со всеми предосторожностями покинул квартиру, где остался лежать убитый, становится сильно не по себе. Первым желанием Шургина было убежать, вторым – набить морду Алексу. Машина продолжала выть, Олег стоял как вкопанный.
Наконец звуковая пытка кончилась. «Ну, и куда делся этот идиот с ключами от машины? А Диана? Что мне сейчас делать, вместе с хомяком? – Мысли в голове ошарашенного Шургина проносились стремительно, причем самые разные. – Куда они вообще тут могли деться?»
– Олег, – послышался жалобный шепот. – Олег!
Шургин обернулся и обомлел – из ближайших кустов вылезали бледные и, что было заметно даже в предрассветной темноте, грязные Алекс и Диана.
– Вы сошли с ума? – поинтересовался Шургин. – Я же вам сказал сидеть в машине! Почему вы здесь?
– Понимаешь, – прохрипел в ответ Алекс. – Мы только вышли, какая-то тетка идет, с собачкой. Мы в кусты. Тетка ушла – мужик из соседнего подъезда вышел. Тоже с собакой. Мы сидим. Потом ноги устали, мы легли на траву. Лежим. Только выйти хотели – патрульная машина приехала. Остановилась, постояла немного. Потом уехала.
– Ну, – поторопил его Шургин, – что дальше-то?
– Мы, кажется, заснули, – смущенно сказала Диана, стряхивая с себя какой-то мусор.
– Задремали, – поправил ее Алекс. – Это нервы, я точно знаю. Анабиоз. Потом нас рев разбудил.
Шургин молча отобрал у Алекса ключи:
– Поехали. И быстро.
Они наконец расселись по местам, Диана взяла на колени домик с Гоблином.
– Зачем ты унес хомяка? – вяло поинтересовался Алекс.
– Тебе отдам, будешь воспитывать. Ты у него теперь единственный близкий родственник.
– Но я не люблю хомяков!
– Полюбишь. Он у тебя временно побудет, если вдруг кто заинтересуется. Тогда ты скажешь, что дядя тебе его дал на время, пока у него много работы и он подолгу не бывал дома. Я у тебя его потом заберу. Извини, но я в детстве мечтал иметь хомяка.
Домой они вернулись, когда уже рассвело. Спать никто больше не хотел, и Диана сварила всем кофе.
– А почему мы никуда не позвонили, – вдруг вспомнил Алекс, – ты же собирался в милицию звонить.
– Решил иначе. За ним утром все равно приедет шофер с охранниками. Не дождутся, не дозвонятся – поднимутся в квартиру. Я дверь специально на замки не запер, просто прикрыл.
– Ясно, – протянул Алекс, – но кто же его, а?
– Дело становится все более запутанным, – гробовым голосом произнесла Диана. – Мне кажется, нам скоро и шагу нельзя будет ступить без того, чтобы не произошли какие-нибудь неприятности.
– Постараемся разобраться, – не очень уверенно сказал Шургин, – бывали случаи и похуже.
– У тебя бывали? – уточнил Алекс.
– Нет, вообще, – немного растерялся Шургин, – но это не важно.
– Важно, еще как важно, – заметила Диана. – Именно поэтому мы растерялись и не знаем, что надо делать.
– Я знаю, – уверенно заявил Шургин, и Алекс с Дианой замолчали, с надеждой взирая на него. – Знаю, – продолжил он свою мысль, – что нам надо хорошо отдохнуть.
Алекс спал всего несколько часов. Потом, как и предполагал Шургин, тело Захара Петровича Невредимова обнаружили, позвонила рыдающая мать Алекса, и он умчался. Диана весь день провела в постели, пытаясь переварить случившееся, а на ночь выпила успокоительное.
К утру следующего дня Алекс вернулся. Он вполне пришел в себя и держался с прежней самоуверенностью.
– Теперь, – заявил он Шургину, – я присоединяюсь к расследованию дела с алмазом на законных основаниях. У меня появились личные мотивы. Я должен отомстить за дядю.
Шургин не возражал, и Диана тоже. На кухне они уселись за «стол переговоров» и принялись за перспективное планирование.
* * *Больница, куда с сотрясением, переломом, трещиной, а также со спецзаданием была помещена Клара, жила по раз и навсегда заведенному во всем мире больничному распорядку. Обходы, осмотры, обследования, процедуры, перевязки и прочие мероприятия придавали существованию пациентов этого недешевого заведения некую трагическую осмысленность. Во всем остальном этой осмысленности не ощущалось, а единственно доступной привилегией оставалось тотальное многочасовое безделье, которое конвертировалось по интересам: в сон, телебдения, вязание, длительные прогулки по огромному больничному парку, чтение детективов, дружеское общение, а также флирт с соседями, соседками и персоналом.
Клара явно злоупотребляла последним, искренне полагая, что именно так она может держать ситуацию под контролем. Ей страшно нравилось это словосочетание – «держать под контролем». В нем чувствовалась сила, воля и непреклонность – именно то, чего ей не хватало в повседневной жизни. Там, в этой прошлой жизни, она была слезливая, истеричная, комплексующая дама с пониженным социальным иммунитетом. Теперь же, когда сама судьба поместила ее в гущу весьма неординарных событий, Клара вдруг почувствовала – это ее шанс.