– Лида! – вернулась Глаша к машине. – Мне надо посетить одну могилку. Не хотите присоеди...
Она оборвала себя на полуслове, потому что Лида и Жора самозабвенно целовались, навалившись на руль.
– Глаха, – задыхаясь, пробасила Лида откуда-то из той кучи-малы, которую они устроили. – Ты иди, а мы тут... позанимаемся.
Глаша вздохнула и поплелась за Прямоходовым к его сторожке. Внутри был жуткий беспорядок. Обстановка напоминала бюро находок – стеллажи во всю стену, и на полках навалом лежат предметы самого разного назначения. «Почти как в столе у Раисы Тимуровны», – мимоходом подумала Глаша, принюхиваясь.
– Мышь где-то сдохла, – пояснил хозяин, разрывая большую кучу тряпья на диване. – Что вы хотите? Кладбище! Здесь же кругом природа. Москва кончается, начинаются поля. За старой территорией деревня и монастырь. Вы не обижайтесь, что я у вас денег прошу. Жить как-то надо. Я тут монашкам предлагал свою помощь – по хозяйству. Но они меня неправильно поняли. Сами, говорят, хозяйничаем. И правду сказать, там такие бабищи сильные, меня одним пальцем положить могут! Раньше бабкам в деревне дрова колол, так они теперь, гадины, бизнесом занялись. Разводят коз и дачникам козье молоко продают за бешеные бабки. Рекламу на шоссе повесили: «Козья благодать» и стрелочка, куда, значит, за этой благодатью сворачивать.
– Может быть, мы уже пойдем? – спросила Глаша, перетаптываясь с ноги на ногу.
– Нашел! – обрадовал ее Прямоходов и показал маленький черный фонарик. – Не тот, который хотелось, но и этот сойдет. Идемте, дамочка, щас буду вас удивлять. Ух, и удивлю я вас!
Глаша хмыкнула и спросила:
– Теперь все?
– Джастем момент, май дарлинг! – заявил Прямоходов. – Меня торопить без толку. Мы тут на кладбище суетиться не привыкли! – добавил он и нырнул головой в какой-то ящик под столом.
– Я вас снаружи подожду, – сказала Глаша, не вынесшая той вони, которую издавала предположительно дохлая мышь.
Оказавшись на улице, она поискала глазами Лидину машину и, найдя, глубоко вздохнула. Потом огляделась по сторонам и поежилась. Пейзаж был чудовищным. Могилы, кресты и абсолютно круглая луна на фоне старой часовни. Ни ветерка, ни шороха.
Вдруг неподалеку темнота будто шевельнулась. Глаша вздрогнула и вытянула шею. Так и есть! Среди могил что-то двигалось! Еще мгновение – и появилась фигура в черном, которая медленно пошла в ее направлении. Глаша разинула рот, чтобы завопить, но подумала, что до смерти напугает если не Прямоходова, то уж Лиду точно. Лида даст по газам и со страху улетит куда-нибудь в Дмитров, ищи ее потом.
Поэтому вместо того, чтобы орать, она попятилась к двери сторожки. Через минуту фигура приблизилась, оказавшись сгорбленной старушкой с палкой в руке.
– Дочка! – позвала она тихим голосом, и у Глаши зашевелились волосы на голове.
«Сейчас позовет меня за собой, заведет в глухое место и закусает», – обреченно подумала она, схватившись за горло двумя руками. Старуха тем временем подошла совсем близко и глянула на Глашу черными глазами из-под платка.
– Дочка! – снова позвала она. – Ты тут, случайно, козла не видела?
Вибрируя, словно кусок жести, оторванный ураганом, Глаша тупо переспросила:
– Ко... Кого?
– Козла! – повторила старуха и пояснила: – Я из деревни, что за кладбищем. Козел у меня пропал, Черныш. Пугливая такая скотина, всего боится! Один раз трахтур увидал, так убег аж за реку. И вот опять! Прихожу давеча на луг – нет козла маво. И веревки нет. Так с колышком и убег, нечестивец.
К побледневшей как полотно Глаше медленно возвращался привычный цвет лица. Вот только руки по-прежнему так дрожали, что их пришлось стиснуть изо всех сил.
– Нет, бабушка, – проблеяла она. – Я козла не видела. Вообще никого не видела.
– Куды ж он делся-то? – сокрушенно вздохнула старуха. – Я ж к нему привыкла. Он у меня все одно что собака. Сгибнет где, жалко ж. Он один раз уже забирался на кладбище, непутевый. Насилу нашла яво.
Старуха повернулась и побрела в обратную сторону, вертя головой по сторонам. Когда она исчезла из виду, Глаша истово перекрестилась.
– Господи, спаси и помилуй! – прошептала она, и тут сзади кто-то положил руку ей на плечо.
Она в ужасе подпрыгнула, и тут услышала голос Прямоходова:
– Молитесь? Молитесь, молитесь! Здесь самое место подумать о вечном. Кстати, у вас двести рублей с собой?
Глаша подтвердила, что с собой, и они отправились к старой территории по тропинке вдоль ограды. Издали было видно, что Лида и Жора продолжают возиться в салоне. Глаша покачала головой и, не удержавшись, фыркнула себе под нос. Ей было немножко смешно, немножко завидно. По-идиотски остриженная и подкрашенная зеленой краской, Лида, кажется, была счастлива до полного офигения.
Когда Глаша с Прямоходовым открывали калитку, ведущую к старым захоронениям, Лида с трудом оторвалась от Жоры и с чувством воскликнула:
– Вон они, искатели приключений! Как ты думаешь, Жорик, что можно делать на кладбище после полуночи?
– Колдовать, – тут же нашелся Жора и неожиданно заявил: – Жрать хочу до безумия. У нас ничего с собой нет?
– Ничего, – обеспокоилась Лида. – Но пока Глаха колдует, можем прикупить чего-нибудь. Помнишь, мы проезжали такую палатку, тут, недалеко. – Хорошая мысль, – одобрил Жора. – Поедем быстрее.
– А Глаха не подумает, что мы ее бросили?
– Да мы быстро! Одно колесо – тут, другое – там.
Противостоять ему Лида не могла, поэтому развернула автомобиль и отправилась искать палатку с едой, чтобы накормить пылкого и все еще растущего Жору, расходующего массу физической энергии и потому вечно голодного.
Глаша тем временем семенила по асфальтовой дорожке, стараясь не отставать от своего спутника. Прямоходов шел уверенно, по-хозяйски насвистывая, как фермер, показывающий свои угодья заезжим гостям.
– Вот тут ты аккуратней иди, – предупредил он, замедлив шаг и ткнув пальцем в темноту. – Тут у нас могилка разрыта. Для нового постояльца. Завтра хороним.
– А разве здесь еще закапывают? – спросила Глаша дребезжащим голосом. Ей было здорово не по себе, несмотря на жизнерадостного спутника и фонарик, которым он водил по сторонам.
– Если землю заранее застолбили, то закапывают. Обратно будем возвращаться, гляди в оба. А то шаг в сторону – и привет!
– Долго еще? – жалобно спросила Глаша.
– Уже пришли, дамочка, не гоношись. Вот, – гордо сказал он и посветил на фотографию. Глаша увидела улыбающегося Петю и вздрогнула. Что он тогда говорил насчет техники умерщвления? Что если постоянно представлять человека мертвым, он умрет. Она тогда еще посмеялась над ним, и вот... Петя мертв, и его снимок все еще украшает могилу какого-то Мультяпова.
– Греби сюда! – велел Прямоходов и взялся за шишечку ограды. – Видишь, пумпочка? Нажимаю, поворачиваю и... Гляди на фотографию!
Он снова посветил на плиту, и Глаша увидела, как большой овальный снимок с громким щелчком открылся, словно крышка шкатулки.
– Опа-на! – радостно засмеялся Прямоходов. – Тайник у нас тут, дамочка, во как!
– А в тайнике что? – спросила Глаша, изумленно взирая на открывшуюся в плите нишу.
– В тайнике ничего! – возвестил тот. – Пусто. Если чего и было, оттуда до нас все вытащили.
– И что теперь?
– Теперь? Теперь гоните двести рублей!
Прямоходов как будто бы обиделся, что тайник не произвел на Глашу нужного впечатления. Она не скакала от радости и не ахала, прижимая ручки к груди.
– Двести рублей, – забормотала она и полезла в сумочку. – Сейчас, сейчас...
Копаясь в кошельке, она неожиданно вскинула голову... и увидела привидение.
Привидение медленно плыло по асфальтовой дорожке в сторону выхода с кладбища. Оно было большим и ослепительно белым, если не считать двух черных пятен, похожих на огромные глаза.
Прямоходов не успел рта раскрыть, как Глаша лягушачьим прыжком преодолела разделяющее их расстояние и вцепилась в его плечи ногтями.
– Эй! – закричал тот. – Вы что, дамочка, опупели? Больно же!
– Там... – прошелестела Глаша, выпучив все, что у нее выпучивалось, – там... Лучше не оборачивайтесь!
Прямоходов, конечно, мигом повернулся и, увидев привидение, веселым голосом сообщил:
– А! Это студенты. Балуются, шельмецы. Один тип им что-то такое проспорил, и они его заставили ночью идти на кладбище. Теперь подкарауливают, хотят поржать.
Глаша оперлась спиной об оградку могилы и обессиленно сползла вниз.
– У вас тут... очень оживленно! – пробормотала она.
– Мне за это плотют, – деловито пояснил Прямоходов. – И студенты сотню заплатили. Что ж я им, за сотню не разрешу над другом поглумиться?
Привидение между тем подплыло поближе и сказало человеческим голосом:
– Гутен абенд, фройнде! Спешу сообщить вам, что представление завершено и клоуны прощаются с публикой.
– Что, повеселились? – поинтересовался Прямоходов, который, судя по всему, обирал все, что заходило на вверенную ему территорию. Глаша подумала, что, будь привидение настоящим, он бы и с него что-нибудь слупил.
– Ты личико-то открой, – сказал между тем Прямоходов. – Вишь, дамочка у меня тут впечатлительная.
– Мадам! – заявило привидение, взмахивая «руками». – Вам незачем волноваться.
Простыня откинулась, явив Глашиному взору симпатичного молодого человека с кудрявым чубом.
– Вуаля! Меня зовут Павлик.
– Здрасьте! – пропищала Глаша, оглаживая юбку двумя руками.
На дорожке тем временем показались еще двое парней. Они толкались локтями и гоготали.
– Кого пугали-то? – поинтересовался Прямоходов. – Толстого?
– Толстого! – охотно подтвердил Павлик, стащив с себя простыню и повесив ее себе на руку. – Толстый, расскажи людям, ты сильно испугался?
Парни подошли поближе и стали взахлеб рассказывать, как пугали толстого и как толстый подрапал, побив олимпийский рекорд по бегу на короткие дистанции.
– Еле догнали его, чтобы успокоить!
– Я его за пятку схватил, – хохотал Павлик, – а он из тапочек выскочил, как будто они ему на пять размеров велики были.
– Ладно-ладно, вы тут не очень орите! – одернул их Прямоходов. – Царство мертвых все ж, не цирк какой-нибудь. И осторожнее, смотрите! За следующим фонарем могилка справа разрытая. Покойника дожидается.
– Давайте и мы уже пойдем, – предложила Глаша, пытаясь увязаться за студентами. Они были молодыми, бесстрашными, и их было трое.
– Щас, только тайник закрою. А то увидит кто-нибудь, расковыряет. Народ-то, знаете, какой! Народу только что-нибудь покажи, он тут же украсть захочет. А если украсть не сможет, тут же изгадит или сломает. Люди, они, понимаешь, ум свой постоянно куда-то прикладывают. Или руки.
Он закрыл тайник и ласково погладил рукой оградку.
– Все, можно двигать.
Между тем студенты дошли до разрытой могилки, и раздухарившийся Павлик наклонился и крикнул в черную яму:
– У-у-у!
Яма тут же ответила ему почти таким же завыванием:
– Э-э-э!
Павлик отскочил в сторону и с нервической улыбочкой на лице сказал товарищам:
– По-моему, могилку уже кто-то занял.
– Эй, ты! – крикнул толстый, делая два осторожных шажка к яме.
– Э-э-э! – снова жутко закричало что-то, притаившееся на дне.
– Свят, свят! – пробормотал третий парень по имени Коля. – Пойдемте, мужики, отсюда побыстрее.
Тем временем подтянулись Глаша с Прямоходовым.
– Слушай, начальник! – сказал Коля преувеличенно небрежным тоном. – В этой могилке кто-то есть.
– Ага! – сказал Прямоходов. – Черт с рогами, кому еще там быть!
Он включил фонарик и направил его на яму. Фонарик, кстати сказать, уже еле-еле светил, и свет давал желтый и тусклый. И вот в этом тусклом и желтом свете они увидели рога и черную всклокоченную шерсть. Фонарик выпрыгнул у Прямоходова из руки и, описав широкую дугу, свалился в траву. Напоследок в его свете блеснули два круглых зеленых глаза, и студенты, завопив в три горла, бросились наутек. За ними следом метнулся поддавшийся панике Прямоходов.
Одна Глаша ничего не разглядела, но зато услышала, как в яме что-то возится и дышит.
– Мамочки, – простонала она, чувствуя, что не может никуда бежать. Ноги не гнутся и не идут. Не идут, и все тут.
Студенты и Прямоходов, отбежав на почтительное расстояние, махали ей руками и прыгали на месте, как четыре обезьяны.
– Дамочка, сюда! – вопил комендант кладбища, не осмеливаясь ни на миллиметр приблизиться к Глаше. – Бегите, что же вы!
– Бэ-э-э! – неожиданно раздалось из ямы.
В этом «Бэ-э-э!» была такая жалоба, что Глаша мгновенно пришла в себя. «Господи! Да это козел! – внезапно догадалась она. – Бабкин козел, убежавший с поля!»
– Да-мо-чка! – снова позвал Прямоходов, сложив ладошки рупором.
– Козел! – крикнула Глаша во всю силу своих легких и освобожденно засмеялась.
– Я козел? – пробормотал Прямоходов. – А что я такого сделал?
– Вы видели рога? – шепотом спросил Коля, двумя руками изображая, какие были рога.
– Люцифер! – простонал тот. – На моем кладбище!
– Надо в милицию позвонить! – предложил толстый.
– А может, на телевидение? – сообразил Прямоходов. – Вы не знаете, они за интересные сюжеты гражданам не плотют?
– Смотрите, он ее заманивает! – закричал Павлик, показывая пальцем на Глашу, которая медленно шла по направлению к яме, растопырив руки. – Он подавил ее волю и зовет к себе!
– Да-мо-чка! – снова завопил Прямоходов, уже загоревшийся идеей заработать капиталец на демонстрации живого черта. – Вы, смотрите, не повредите ему чего-нибудь! Не кидайтесь в него ничем, слышите?
Глаша между тем подошла к краю ямы и, встав на четвереньки, начала чмокать губами.
– Чего это она? – недоуменно спросил толстый.
– Хочет с ним поцеловаться, – шепотом ответил Коля. – Сейчас она туда прыгнет, вот увидите!
– Надо же что-то делать! – рассердился Павлик.
– Я туда не пойду! – запротестовал толстый.
– И я не пойду! – поддержал его Коля.
– Тогда побежали за помощью!
– А я тут пока побуду! – сообщил Прямоходов, топчась под фонарем. – Покараулю.
Лида и Жора, возвратившиеся к тому времени из своего продуктового вояжа, с увлечением поглощали картофельные чипсы, запивая их газировкой из двухлитровой бутылки. Газировка была теплой и била в нос, и Лида вся облилась, но ей все равно было весело. Она чувствовала себя так, будто ей семнадцать лет и вся жизнь раскинулась впереди, словно непаханое поле.
Жора тоже лучился радостью и рассказывал ей истории из своего бурного прошлого.
– Подожди-ка! – внезапно сказала Лида. – Там что-то происходит, смотри!
Они замерли и прислушались. На кладбище кричали.
– Это женский голос? – напряженно спросила Лида.
– По-моему, нет. По-моему, мужики орут! – покачал головой Жора. – Надо пойти, поглядеть. У тебя есть что-нибудь тяжелое?
– Теннисная ракетка есть.
– Сгодится, – кивнул Жора. – Давай ее сюда.
Только они вылезли из машины, вооруженные теннисной ракеткой, как из кладбищенской калитки вылетели три фигуры и со всех ног помчались к ним.
– Люди! – кричали они. – Помогите! На помощь!
– Давай в машине закроемся! – предложила Лида дрожащим голосом.
– Да ты знаешь, как я дерусь? – выпятил грудь Жора. Кажется, ему даже хотелось побуянить, поэтому он слегка расстроился, когда понял, что драки не будет.
– Люди! У вас мобильный есть?
– Там на кладбище такое!
– Там черт в могиле!
– А женщина к нему собирается прыгнуть! – загалдели наперебой запыхавшиеся студенты.
– Какая женщина? – испугалась Лида. – В светлой кофточке?
– Да! В светлой! – закивали те. – Черт ее к себе подманивает!
Лида дикими глазами посмотрела на Жору.
– А ну-ка пойдем! – велел тот, и все сразу послушались. Наверное, потому, что Жора был большой и смелый. При взгляде на него становилось понятно, что нет на свете ничего такого, что может заставить его бежать сломя голову.