– Ну, разве только так… – озадаченно протянул знакомый. – Странно, что мысль об убийстве пришла в голову именно ему.
Елизавета подумала: не пригласить ли архитектора в суд и не допросить ли его в качестве свидетеля защиты? Слишком уж натурально он выражает свои сомнения по поводу виновности ее клиента. Но что он сможет сообщить суду? Рассказать истории про падающий кирпич и белые ботинки? Занимательно, но к делу не относится. Как, впрочем, и его заявление по поводу предполагаемого бессмертия Серебровой. Их засмеют, а толку все равно не будет…
– Пора собираться домой, – донесся до нее будничный голос мужа. – Поспеши, дорогая. На улице начинается метель.
Дубровская уходила из гостей со смешанным чувством, но визитка архитектора все же лежала в ее кармане. Так, на всякий случай…
Глава 16
Константин, управляющий Серебровой, был, как всегда, застегнут на все пуговицы, а в ответах безукоризненно точен и немногословен.
– Я не назову отношения супругов Серебровых простыми, – отвечал он на вопрос прокурора. – Конечно, до рукоприкладства дело не доходило, но они были совершенно разные и далекие друг от друга люди.
– Собирались ли они расстаться?
– Насколько мне известно, развод для Инги Петровны был делом решенным. К ней на дом приходил адвокат, с которым она обговаривала юридические детали.
– Как относился к ее идее Дмитрий Серебров?
Константин позволил себе слабое подобие улыбки.
– Ну, Дмитрий Серебров никогда ничего не решал, от его голоса мало что зависело. Хозяйка говорила мне, что он боится развода.
– Вам известно, собиралась ли Инга Петровна обеспечить супруга жильем или каким-либо иным имуществом после развода?
– Хозяйка говорила, что не даст ему и ломаного гроша, поскольку его содержание и так обошлось ей слишком дорого.
Прокурор сверилась со своими записями.
– А теперь я попрошу вас вспомнить все, что касалось последнего дня жизни Серебровой. В какое время вы покинули дом?
– Обычно я заканчиваю работу около восьми часов вечера, но в тот день я ушел рано. В пять.
– Вас отпустила Инга Петровна?
– Ничего подобного. Дмитрий Александрович просил меня уйти раньше. Более того, он сказал, что на следующий день всей прислуге предоставляется дополнительный выходной. Поскольку для меня весомым, как я уже говорил, было слово хозяйки, я перезвонил Инге Петровне и уточнил ее пожелания. Распоряжение супруга она оставила в силе.
– Объяснял ли подсудимый, зачем он распускает прислугу по домам?
– Он сказал, что у них с Ингой Петровной состоится важный разговор, а на следующий день они просто побудут вдвоем.
– Таково было и пожелание Серебровой?
– Когда я говорил с Ингой Петровной по телефону, мне показалось, что она была озадачена. «Что он там еще придумал? – спросила она. Но потом добавила: – Ну, ладно, Константин, позволим ему такую малость. В конце концов, он ведь еще пока мой муж».
Бесстрастное лицо управляющего вдруг исказила гримаса боли. На судейской трибуне стоял уже не робот, выдающий ответы в автоматическом режиме, а живой человек, способный чувствовать и переживать. Перемену уловили все. Даже секретарь оторвала глаза от компьютерной клавиатуры, не понимая, что случилось со свидетелем. Голос свидетеля дрожал, когда он снова заговорил:
– Ах, если бы я знал тогда, чем закончится романтический вечер супругов, ни за что бы не оставил хозяйку одну! Надо было мне заночевать в гостевом доме, что я часто делал… «С тобой, Константин, как-то спокойнее, – частенько замечала Инга Петровна. – Вот погоди, отстрою я для тебя флигель, будешь жить поблизости от меня». Мы брали одного за другим дворников и сторожей, но ее никто не устраивал. Такой уж был у нее характер! Только одного меня она ценила и хотела видеть рядом.
– Скажите, почему вы появились на следующий день в доме? Ведь вам предоставили выходной.
– Вы можете не поверить, но у меня появилось дурное предчувствие. Конечно, на всякий случай я придумал предлог – якобы мне нужно разобраться со счетами. Но ничего срочного не было. Я просто хотел убедиться, что в доме все в порядке.
– Ну и как, убедились?
– Когда я зашел в дом, то сразу почувствовал: что-то произошло. Я не мог тогда сказать, что именно. Джип Серебровой в гараже отсутствовал. Так часто бывало, когда она уезжала по своим делам. Я зашел в дом и первым делом натолкнулся на хозяина, чистящего пол в гостиной. Впервые за все время его пребывания в доме Инги Петровны! Я даже не подозревал, что ему известно, где в доме хранится пылесос.
– Вам его действия показались подозрительными?
– Еще бы! Ко всему прочему, Дмитрий очень странно отреагировал на мое появление. Кажется, он был чрезвычайно удивлен и раздосадован одновременно.
– Вы предложили ему помощь?
– Разумеется. Но он довольно резко от нее отказался. Сказал, что все сделает сам. Создавалось впечатление, что он старается выставить меня вон под любым предлогом.
– Серебров объяснил, что произошло?
– Очень коротко. Бросил что-то типа: «засиделись с женой до поздней ночи». Но и без слов было видно, что посиделки оказались необычные.
– Почему?
– Все очень просто. На полу валялись осколки посуды. Конечно, в тот момент я не понял, что дела обстоят куда как серьезнее, я думал, что произошла обыкновенная ссора с битьем чашек.
– Когда вы почувствовали неладное?
Константин на мгновение задумался.
– Трудно сказать. Какая-то неясная тревога появилась сразу же. Слишком уж необычно было рвение хозяина навести порядок. У него была повреждена рука, и кровь проступала через повязку. Однако за пылесос он держался так, что, вздумай я отобрать у него шланг, пришлось бы применить силу. Ну а потом, увидев свернутый ковер с проступившими следами крови, заметив изогнутую кочергу всю в чем-то липком, я понял: произошло нечто из рук вон выходящее. Конечно, я до последнего надеялся, что это только какое-то недоразумение. Явится Инга Петровна и все объяснит, и мы, возможно, вместе посмеемся над ее недотепой-мужем и моими черными подозрениями. Но я не знал тогда, что она уже не вернется. Я не думал, что она убита.
– Предложили ли вы подсудимому вызвать милицию?
– Конечно. Но он отмахнулся. Мне показалось, что Дмитрий малость не в себе. Он уселся в кресло и смотрел стеклянными глазами в пустоту. И если бы я не сообщил в органы, он ни за что не сделал бы это сам. Серебров отключил телефон и ни с кем не общался. Исключение он сделал только для своей любовницы.
– Любовницы? – изумилась прокурор. – У подсудимого была любовница?
– Была, – поджал губы управляющий. – Маникюрша хозяйки по имени Нора.
Елизавета непонимающе уставилась на Константина, пытаясь отгадать, врет ли он по причине своей гипертрофированной любви к хозяйке или же говорит правду. Но лицо управляющего опять превратилось в маску, по которой прочитать что-либо стало просто невозможно. Тогда Дубровская обернулась, собираясь встретиться глазами с Серебровым и разделить с ним праведное негодование по поводу вероломства управляющего, но ее подзащитный упорно отводил взгляд в сторону.
– Было бы интересно узнать, о чем они разговаривали в тот вечер, когда тело хозяйки вытаскивали из искореженного джипа, – проговорил Константин, обращаясь к прокурору.
– Хотите узнать? Нет ничего проще! – Прокурор поднялась и, обращаясь к суду, произнесла: – Ваша честь, попрошу пригласить в зал свидетеля Малинину Нору. Она как раз дожидается своего вызова в коридоре…
Малинина проследовала к свидетельской трибуне. Глядя на нее, можно было подумать только одно: какой же недальновидной была сорокалетняя женщина, имеющая молодого мужа, если пригласила в свой дом такую молодую и ветреную особу. «Да воспеваемая всеми Инга Сереброва была не так, увы, умна, как тут пытаются ее представить», – мелькнула мысль у Лизы, когда адвокат осматривала свидетельницу с головы до пят. Женщина среднего возраста должна вдумчиво относиться к подбору обслуживающего персонала, тем более если в доме обитает молодой и привлекательный супруг.
Нора и впрямь была хороша, хотя ее внешность вряд ли отвечала общепринятым канонам красоты. Девушка была рыжей, со всеми присущими этому типу недостатками: веснушчатой кожей, рыжими бровями и ресницами. Но она казалась гибкой и подвижной, как кошка, охотящаяся на мышь. В ее взгляде, походке, манерах сквозило что-то хищное, животное, но вместе с тем необычайно притягательное. Ее зеленые слегка раскосые глаза щурились. «Бесстыдница и нахалка», – хотелось сказать про нее женщинам. «Возбуждающая кошечка», – наверняка подумали мужчины, явно испытывая желание проверить, насколько остры ее коготки. Подобная женщина никого не могла оставить равнодушным.
– Я работала маникюршей у Серебровой, – ответила Нора на первый вопрос прокурора. – Маникюр, педикюр, уход за ногами и ступнями и все такое…
Она провела рукой по запястью, поправляя браслет, замечательную вещицу, скорее всего из белого золота с темно-вишневыми глазками камней.
– Вы обслуживали только Ингу Петровну? – спросила прокурор.
Девица лениво повела плечами.
– Почему же? И ее супруга тоже. Делала ему маникюр.
Беликов удовлетворенно вздохнул, получив еще одно, на его взгляд, доказательство немужественности подсудимого. Надо же, он делал маникюр! Ну просто ни в какие ворота не лезет!
– В каких отношениях вы находились с Серебровым?
– В хороших, – ответила девица и почему-то улыбнулась.
– Я имею в виду другое, – холодно пояснила прокурор. – Состояли ли вы в интимной связи с подсудимым?
– А что, мои с ним отношения интересны суду?
Беликов внушительно кашлянул.
– Все вопросы, которые вам зададут стороны, будут иметь отношение к делу. За этим здесь слежу я. Ваша обязанность отвечать и помнить о том, что вы дали подписку говорить правду.
Малинина ничуточки не испугалась. Она перевела взгляд с судьи на прокурора и как бы нехотя сказала:
– Да, Дмитрий был моим любовником.
– Сколько времени продолжалась ваша связь?
– Что-то около полугода.
– Инга Петровна не догадывалась о ваших отношениях?
– Думаю, нет. В противном случае она бы вышвырнула меня вон. Разве не так?
– Наверное, так. И что вас связывало с подсудимым?
Малинина перевела взгляд на скамью, где за пуленепробиваемым стеклом томился Дмитрий.
– Нас связывал не только секс, – заявила она, нахально глядя на обвинителя. – У нас были чувства.
– Вы хотите сказать – любовь?
Малинина тряхнула рыжей гривой.
– Да, именно это я и хочу сказать. Любовь.
– Но у вашей любви не было перспектив, – насмешливо заметила прокурор. – Ведь Дмитрий Серебров был женат.
– Ну и что? – бесстыдно ответила маникюрша. – Сегодня мужчина женат, а завтра свободен. Люди могут развестись. Супруга может умереть, в конце концов.
– Но, как стало известно суду, сам подсудимый разводиться с женой не торопился, – отметила Прыгунова.
Нора усмехнулась:
– Это как раз на него похоже. Дмитрий всегда был такой нерешительный. Он мог мечтать о том, как его старуха отбросит коньки, но при встрече с ней сразу же превращался в испуганного кролика.
– Свидетельница, попрошу вас подбирать выражения, – встрял в допрос судья. – У вас наверняка получится заменять жаргон общепринятыми выражениями. Вы хотели сказать, что подсудимый говорил вам о том, что желает смерти жены?
– Ну, если такой вариант вас устраивает больше… Да, желал. И не только желал, но и делал жалкие попытки от нее избавиться.
Дубровская с нарастающей тревогой начинала осознавать, что свидетельница по какой-то только ей одной известной причине «топит» подсудимого, причем со вкусом, наслаждаясь беспомощностью жертвы. Понимая, что сейчас, если ее не остановить, произойдет нечто страшное, Елизавета решительно поднялась с места.
– У меня протест, ваша честь…
Она замолчала, глядя попеременно то на свидетельницу, то на судью. Беликов же, удивленный продолжительной паузой после громкого заявления, уточнил:
– Вы протестуете? Против чего?
– Протестую. Мне кажется, свидетель пытается оговорить подсудимого.
– Пытается оговорить? Но ведь нам еще до конца неясно, что она имела в виду. Кроме того, Малинина дала подписку, ей разъяснена ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Так что успокойтесь, защитник. – Судья повернул голову к свидетельской трибуне. – Продолжайте, пожалуйста. Что вы имели в виду, говоря о жалких попытках избавиться от жены?
– Он пытался ее убить. – Нора прямо посмотрела в глаза Беликову. – Только так, чтобы все выглядело как несчастный случай. В тюрьму он, конечно, попасть не хотел.
– Вы можете привести конкретные факты?
– Факты? – фыркнула Малинина. – Да ради бога! Случай на озере. Ну, когда он якобы забыл спасательные жилеты. О том происшествии, по-моему, все знают.
– Но мы говорили пока о несчастном случае, – закинула удочку прокурор. – Разве вы имеете в виду что-то иное?
– Никакого несчастного случая не было! – жестко заявила Нора. – Дмитрий заранее обдумал все и даже сообщил детали мне. Я сказала ему, что это безумство. Я всегда говорила, что он может просто развестись, но он меня не слушал. Должно быть, он собирался прибрать к рукам деньги Серебровой.
– А что, были еще и другие случаи? – поинтересовалась прокурор.
– Да. Как-то на стройке он хотел сбросить ее вниз, но появились рабочие, и у него тогда ничего не получилось. Дмитрий очень переживал, говорил, что вариант был идеальный, учитывая, сколько людей ежегодно разбивается на стройках. Мне кажется, что он даже смотрел статистику в Интернете.
– А что вам известно о последнем случае? Ну, когда, судя по всему, уже все получилось как надо. В тот день тоже произошла заранее запланированная ссора? – Прокурор даже вытянулась вперед.
– Нет, последний вариант он не продумывал заранее, – убежденно заявила Нора. – Я вам точно говорю. Думаю, что все произошло внезапно. Возможно, старуха его все-таки допекла, и он не сдержался. Инга Петровна, скажу я вам, была мастерица доводить людей.
– Вы были в доме в день убийства? – спросила прокурор. У нее даже ручка дрожала в пальцах, настолько невероятны были показания свидетельницы.
– Я звонила Дмитрию утром, – прищурила глаза рыжая ведьма. – Он был очень напуган и сказал мне, что убил старуху.
– Сказал, что убил старуху? – восторженно повторила прокурор.
Судья недовольно покачал головой:
– Государственный обвинитель, не забывайтесь! Мы рассматриваем дело об убийстве Инги Серебровой. Пожалуйста, придерживайтесь общепринятой терминологии. Ни о каких старухах мы здесь речи не ведем. Да побойтесь бога, женщине было всего сорок три года! Можно сказать, самый цвет!
– Простите, ваша честь! – торопливо закивала головой Прыгунова. И вновь повернулась к свидетельнице: – Неужели Серебров сам признался в убийстве?
– Да, признался, – просто ответила Нора. – Правда, подробности он мне рассказал позже. Я пришла к нему вечером того же дня. Он сообщил мне, что убил жену кочергой, не выдержав ее грубого обращения. Потом сунул ее тело в джип и ухнул его в карьер.
– Так и сказал? Слово в слово? – не верила своей удаче прокурор.
– Примерно так. Хотя, конечно, периодически жаловался на то, что она успела его достать, и опасался, что убийство раскроют. Конечно, он постарался замести следы, но был застукан управляющим в самый неподходящий момент. Кроме того, Дмитрий показал мне свою руку. Он порезался, когда собирал осколки.
Прокурор шумно выдохнула воздух и, счастливо глядя на председательствующего, заявила:
– Обвинение закончило допрос свидетеля. Должно быть, у защитника уже появились вопросы?
Дубровская вяло кивнула:
– У меня один-единственный вопрос свидетелю.
– Задавайте, – разрешил Беликов.
– Зачем вы нам это все рассказали? Что движет вами? Ненависть, месть? Что? – В голосе Елизаветы звучало отчаяние.
Свидетельница хищно улыбнулась:
– Меня попросили говорить правду. И я, если вы помните, даже расписалась у секретаря. Так что ничего личного. Я просто выполнила свой гражданский долг!