Наклонившись к цветам, Наташа с удовольствием вдохнула нежный осенний запах и прикрыла глаза. Господи, как хорошо, когда ты – состоятельный человек! Ты можешь весь год покупать какие угодно свежие цветы! Вспомнив, что поначалу ее просто шокировало неимоверное количество денег, выкинутых на ерунду, Наташа чуть не рассмеялась. Это не ерунда, вовсе нет! Это – образ жизни. И елочные шарики, купленные ею к Новому году, действительно были безвкусными, сейчас она понимала. Хризантемы, стоящие в воде в конце зимы и пахнущие, как осенью, – просто счастье, и прекрасно, что такое счастье можно купить. Наверное, хризантемы и стоит понимать как Знак Судьбы, а не выискивать всякую ерунду вроде… Хотя, почему бы и не выискать, в конце концов. «Решено, – подумала она, поглаживая пальцами тонкие длинные лепестки, – вот на что сейчас посмотрю, то и будет Знаком. Чем не святочное гадание?»
Наташа подняла голову, собираясь повернуться и как следует поискать что-нибудь подходящее. Но ничего искать не пришлось. Знак отражался в зеркале прямо за ней. Наташа с недоумением смотрела на кровавые пятна, растекавшиеся по какой-то черной тряпке, лежавшей на точно таком же столике за ее спиной. Потом повернулась и разглядела палантин Евгении Генриховны – черный с алыми разводами. Сделав шаг, приподняла край палантина и задумчиво положила обратно. Ерунда какая. Наташа опять повернулась к зеркалу возле хризантем.
В нем отражалась черная тряпка, густо политая кровью.
* * *К вечеру вышли к селу. Солнце опускалось за лес, подсвечивая золотистым крыши домов. Высокая колокольня церкви Николая-угодника казалась нежно-розовой. По пыльной дороге торопливо шел пастух, покрикивая на небольшое стадо коров цвета топленого молока. Девушка раньше никогда таких не видела и теперь остановилась, рассматривая красивых животных.
– Благодать, правда? – спросил Данила, останавливаясь рядом с ней и обводя взглядом село. – Хорошо дошли – как раз и разместиться успеем с толком, и выспимся. А завтра с утра пойдем к святыне.
Девушка искоса взглянула на него. Как и все паломники, Данила переоделся в обычную одежду – джинсы, майка. Но и в таком виде он отличался от остальных. Сразу было видно, что он особенный, что он… Учитель. Данила повернулся к девушке, и она ощутила какое-то странное чувство. Ласково глядя на нее своими светло-голубыми глазами, он чуть улыбнулся и негромко попросил:
– Когда хозяин нас размещать будет, ты в комнате не оставайся. Хорошо?
– Хорошо, – улыбаясь, кивнула она. – А где?
– На сеновале он тебя положит. Спала раньше на сеновале?
Она помотала головой, так же счастливо улыбаясь.
– Вот и узнаешь, каково это. Давай-ка догонять наших, а то отстали мы с тобой.
Девушка знала, что в селе Кравцево будет их первая ночевка в доме. От других паломников, уже ходивших по избранному Пути, она слышала, что один из сельчан – сам бывший Безымянный, и потому он предоставляет приют всем, кого ведет Данила. Зачем нужно проводить ночь в деревне, она не понимала – ведь они прекрасно ночевали и в палатках, но раз Данила так задумал, значит, все правильно.
Со стороны Безымянные не были похожи на монахов, что было и странно, и одновременно как-то успокаивающе. Просто идут люди, не то туристы, не то паломники, и у каждого за плечами большой рюкзак. А что молчат, и так понятно – вечер уже, а они только дошли. Устали люди, не до разговоров им.
«Интересно, а почему мы так мало общаемся друг с другом? – неожиданно подумала девушка. – Ведь никакого запрета нет. Данила беседует с каждым, а между собой никто, кроме тех двух Безымянных, которые провожали Веру, не разговаривает». Воспоминание о Вере заставило ее поежиться, но девушка заставила себя думать о другом. «Данила мне все объяснил. Данила мне все объяснил…» Повторив фразу несколько раз, как заклинание, она ускорила шаг, догоняя остальных.
Идя рядом с последним Безымянным по песчаной дороге, поросшей на обочинах высоченной, в человеческий рост, крапивой, она осторожно рассматривала каждого из попутчиков и пыталась объяснить самой себе, почему ей даже и не хочется заводить с ними разговоры. «Наверное, дело в том, что наш Путь не должен сопровождаться какой-то болтовней, – наконец решила девушка. – Молчание – как-то более торжественно».
Идущий около нее безымянный повернулся, словно подслушав ее мысли, и со странной усмешкой взглянул девушке в лицо. Это был мужчина лет сорока, сутулый, с сероватым лицом, на которого она никогда не обращала внимания. Он почти всегда шел последним. Девушка первый раз оказалась так близко от него, и до нее донесся запах, исходящий от Безымянного, – кисловато-терпкий запах немытого мужского тела. Она вздрогнула и быстро прошла несколько шагов вперед, но запах остался с ней, и даже пыль, поднявшаяся от остальных паломников, не могла заглушить его. Женщина, с которой поравнялась девушка, тоже бросила на нее косой взгляд, но тут же отвернулась. Высокая, очень худая, с висящими по бокам заостренного лица черными волосами, она напомнила девушке дохлую ворону, которую та как-то в детстве нашла в бабушкином саду и почему-то страшно ее испугалась. Испугалась настолько, что расплакалась, и дед успокаивал ее, гладя маленькой сухой ладонью по спине, пока она не перестала заикаться от слез. Она так и не сказала родным, что перепугало ее, но сейчас, идя рядом с Безымянной, отчетливо вспомнила тот случай.
Подумав об этом, девушка внезапно поняла, почему она не хочет разговаривать ни с кем из своих попутчиков. Дело было вовсе не в торжественности молчания.
Просто они ей не нравились. Никто. Ни один из них.
Изба оказалась очень просторной и чистой. Молчаливый бородатый хозяин, которого Данила назвал Андреем, четверых Безымянных оставил в доме, а остальных отвел в большую пристройку на заднем дворе. Там вдоль стены стояли длинные узкие кровати, видимо, соструганные самим хозяином, и на каждой лежало шерстяное покрывало.
– Так, одному не хватает, – хмуро сказал Андрей, пересчитав Безымянных. – Кто нынче на сене спать будет?
– Ой, а можно мне? – встрепенулась девушка.
Хозяин обернулся, смерил ее взглядом и кивнул.
– Ладно, только чур не орать ночью, если что. Ну там, шорох мышиный услышишь или, может, что другое…
– А что – другое? – с интересом спросила она, начиная догадываться, почему Данила попросил ее спать на сеновале.
– Сама увидишь. Ну, пойдем.
Когда они вышли во двор, хозяин неожиданно попросил:
– Послушай, добеги до баньки, скажи хозяйке моей, что гости прибыли. А я пока тебе приготовлю все.
Девушка не поняла, что можно готовить на сеновале, но послушно пошла к маленькому строению с одним светящимся окошком далеко в огороде. Поблизости переругивались собачонки, и на дальнем конце села какой-то пес отвечал им злым басовитым рыком.
– Хозяюшка, – позвала девушка, подойдя к бане.
– Ай? – отозвался из предбанника низкий женский голос.
– Вам Андрей просил передать, что гости у вас.
– А-а, паломники-то? Иду я, сейчас иду. Выхожу уже.
Девушка поспешно зашагала обратно, глядя под ноги, чтобы не споткнуться на тропинке, и чуть не врезалась в самого хозяина.
– Куда торопишься-то так, прыткая? Ну, сказала?
– Сказала. Она говорит, что уже выходит.
Андрей завел девушку в сарай, щелкнул выключателем на стене, и тусклая лампочка осветила деревянную лестницу, ведущую под крышу.
– Забирайся. – Он сунул ей в руки одеяло.
– Спокойной ночи, – пожелала она, с любопытством оглядываясь вокруг.
– И тебе того же.
Дождавшись, когда она поднимется, он крикнул снизу:
– Ну что, готова?
– Да, спасибо.
Щелкнул выключатель, проскрипела дверь, и она осталась одна. В кромешной темноте.
Усевшись на корточки в ворохе сена, девушка закуталась в одеяло и принялась ждать. В том, что ей предстоит очередное испытание, она не сомневалась – не зря же Данила отправил ее сюда. Наверное, опять будут чем-нибудь пугать. И хозяин предупреждал… Ничего, первое она прошла – и второе пройдет!
Сидеть в сене было тепло и приятно. Сухие травинки немного покалывали через одежду. Пахло почему-то не так сильно, как она ожидала, и к аромату сухой травы примешивались еще какие-то непонятные запахи – то ли дерева, то ли животного, то ли того и другого сразу. Внизу что-то тяжело вздохнуло, и раздалось фырканье. «Коровы, – сообразила она. – У них же здесь коровы или еще кто-то. Овцы, может быть?» Теперь она отчетливо ощущала запах, поднимающийся снизу – тяжелый, щекочущий ноздри. Что-то тихо шуршало то в одном углу, то в другом, и девушка вспомнила про мышей. Подняв голову, она увидела щели в потолке, сквозь которые пробивался слабый свет. «Ночь лунная. Все хорошо будет видно. Значит, не так страшно».
На самом деле страшно ей не было вовсе. Тогда, у родника, ее застали врасплох, но сейчас было совсем по-другому. Даже интересно: что же случится на этот раз? Девушка легла наконец на сено, натянула одеяло, хотя оно было совсем не нужно, и стала прислушиваться.
Ей показалось, что прошло не меньше получаса, когда дверь внизу заскрипела. Резко сев, она сбросила одеяло и стала вглядываться вниз. Какой-то человек поднимался по лестнице. Когда показалась голова, девушка узнала Данилу и вскочила, но он приложил палец к губам, и она опять опустилась на мягкое сено. Так, значит, никакого испытания не будет! Он просто хотел побыть с ней этой ночью!
– Ты не замерзла здесь? – приглушенно спросил Данила, подойдя вплотную, и она почувствовала, что он улыбается.
– Нет, Учитель, – тихо ответила девушка, прижимаясь к нему.
Его руки провели по ее волосам, потом ощупали лицо, и она поняла, что он еще не привык к темноте. Сама она видела все хорошо. Осторожно взяв его ладони в свои, она положила их себе на грудь, потом медленно начала опускать одну руку вниз, к расстегнутой пуговице на джинсах. Данила, ни слова не говоря, разделся сам, потом стянул с нее джинсы и майку. Сегодня он был неожиданно неласков и настойчив, но это только сильнее возбудило ее. Господи, какое у него тело! Ей хотелось подольше гладить его, ощущать его руки на своем теле, но Данила потянул ее вниз, на колючее одеяло, и усадил верхом на себя. Размеренно двигаясь, она закинула голову вверх и увидела прямо над собой через щель в крыше ярко-белый диск луны. Все вместе – запах сена и животных, темнота вокруг, постанывания мужчины, далекий лай собак и луна над головой – вдруг сложилось в такую нереальную картину, что девушка замерла на мгновение, но напористые движения Данилы заставили ее продолжать. Однако ощущение неправдоподобности происходящего не оставляло ее. Пробормотав что-то сквозь зубы, Данила вскочил и рывком развернул ее спиной к себе. Шерстяное одеяло натирало локти и колени, она попыталась вывернуться, но он крепко держал ее двумя руками. Его движения уже начали причинять ей боль, когда он наконец тяжело выдохнул и опустился на сено.
Лежа рядом с ним, она смотрела вверх и испытывала блаженную радость. Он пришел к ней. Она ему нужна. Девушка повернулась к нему, но тут из дальнего угла раздался шорох. Она чуть не вскрикнула, но вспомнила предупреждение хозяина и сдержалась.
– Здесь, наверное, полно мышей, – проговорила она тихо, улыбаясь.
Данила промолчал. Шорох повторился, но уже с другой стороны. Девушка прижалась к нему поближе, но Данила отстранился от нее, встал на ноги и натянул майку. Поняв, что он собирается уходить, она подняла на него огорченное лицо, но тут третий шорох, совсем рядом, заставил ее вздрогнуть.
– Господи, да сколько же их здесь… – начала она, вглядываясь в темноту, и тут заметила на копне сена, лежащей всего в трех шагах от нее, какое-то шевеление. Девушка наклонилась вперед, рассматривая то, что лежало перед ней, и вдруг увидела лицо. Из сена на нее смотрел человек. Серые глаза моргнули, и, словно проснувшись, она закричала, отпрыгнула, инстинктивно зашарив вокруг рукой, чтобы найти одежду. Но ни вещей, ни одеяла рядом не было. В панике обернувшись к Даниле, она увидела, что он стоит в стороне, около лестницы, и без выражения смотрит ей за спину. Девушка проследила за его взглядом, и глаза ее расширились: от стен, отслаиваясь, словно тени, один за другим отходили Безымянные, поднимались из сена, отряхивая траву, и приближались к ней. Мужчина с серым лицом, на которого она не обращала внимания до сегодняшнего дня, лежал ближе всех. Сейчас он встал и смотрел на нее, не мигая, выцветшими бесцветными глазами.
Как затравленный зверь, оглядывая подходящих к ней людей, девушка метнулась в одну сторону, в другую, потом остановилась на месте. Внезапно до нее со всей остротой дошло, что они были здесь все время. И тогда, когда она сидела одна, привыкая к месту, и тогда, когда пришел Данила, и позже. И все это время ОНИ СМОТРЕЛИ НА НЕЕ! Господи, они смотрели на нее все время, пока они занимались любовью с Данилой, и видели ее целиком, смотрели молча, как звери на охоте. И мужчина, от которого так отвратительно пахло, и женщина, похожая на дохлую ворону, – все они!
По телу девушки пробежала дрожь, она почувствовала, что крыша сарая наклоняется куда-то влево, так же как и фигуры Безымянных. Уже не глядя на людей, безмолвно смыкающих цепь вокруг нее, она повалилась на сено. Его запах ударил ей в нос, но не душистым ароматом сухой травы, а каким-то отвратительным гнилостным духом, и ее стало неудержимо рвать.
Глава 7
С утра у Тимоши начался насморк, поэтому было решено оставить его дома, под присмотром Ольги Степановны. Последнее время та практически каждый день оставалась ночевать в доме Гольц – на первом этаже для нее, так же как и для Мальчика Жоры на втором, была отведена своя комнатка. И Евгения Генриховна уже обсуждала с Эдиком вопрос о повышении ее зарплаты. Учитывая, что новых хлопот у «метрдотеля» прибавилось из-за мальчика, которого Наташа частенько сдавала на ее попечение, оплачивать разницу должен был Эдик. Наташа не возражала: на кухне Тимоша мог провести часа два, совершенно не скучая. Он играл на коврике, пока Ольга Степановна, готовя очередное блюдо, рассказывала ему что-то своим мягким, чуть напевным голосом. Игорь Сергеевич, застав как-то вечером такую сцену, предложил звать ее Ариной Родионовной, но шутка не прижилась.
Сегодня была суббота, и Наташа с Эдиком собирались съездить за покупками: Наташе нужны были ботинки и кое-какая одежда. Вообще-то говоря, обувь на весну у Наташи была, но Эдик объяснил ей, что сапожек должно быть минимум пять пар. Точнее, даже не объяснил, а выразил искреннее недоумение по поводу того, что его жена сама не понимает таких простых вещей.
– Милая моя, ведь ты ездишь не на машине! Со временем, конечно, какую-нибудь тебе купим, только сначала права получи. А по слякоти, по грязи тебе придется менять обувь раз в полдня! Поэтому даже обсуждать мы с тобой не будем, нужна обувь или нет, хорошо? И я сам тебе ее покупаю, из своих денег.
Наташа внутренне улыбнулась. Собственно, именно к тому она и подводила Эдика, когда начала разговор о том, что двух пар стареньких сапожек ей вполне достаточно. На самом деле обувь была нужна – в конце концов, она просто не могла надеть некоторые новые вещи с ношеными, вышедшими из моды сапогами. Правда, сама она ограничилась бы покупкой одной пары практичных ботинок, а остальные деньги потратила бы на что-нибудь другое. А так… что ж, решила она, раз Эдик настаивает – пусть он и платит.
В то время как они мотались по магазинам, придирчиво выбирая модели, Тимоша сидел под кухонным столом, слушая «тетю Олю», и складывал домик из конструктора «Лего».
– Вот возьмут тебя мама с папой, и полетишь ты с ними на большом самолете в страну, которая называется Греция, – рассказывала Ольга Степановна. – Знаешь, как там тепло и хорошо? Даже и не рассказать.
– Как под одеялом?
– Нет, гораздо теплее. И там море есть, ты будешь купаться.
– А я не хочу купаться!
– Ну, значит, будешь на песочке сидеть, куличики лепить. Там песочек мягкий, чистенький, желтенький… И сосны высокие шумят. Сидишь на песочке – а вокруг тебя сосны…