На следующий год паломники опять пытались зайти в деревню – только на сей раз вел их не Данила. Деревенские жители их разве что камнями не закидали. Позвонили в милицию, и паломников даже задержали, но потом отпустили. Еще пару-тройку раз в деревне появлялись какие-то люди, говорившие о святынях, но местные их просто выгоняли, как выгнали бы сейчас и Макара. А Степан Игнатов в том же году дом продал и уехал.
– Так про девушку никто не знает? – спросил Макар.
– Да что ты! – махнул рукой Иван Демидович. – Я ж тебе говорю, мы и не видали толком никого. Там у них и мужчины были, и женщины. А потом – они же в плащах каких-то с капюшонами шли, даром что август на дворе, лиц-то не разобрать.
– А где тот парнишка, который видел, как убивали женщину?
– Да его родители года два как в Германию уехали, – подала голос толстая пожилая женщина. – Они по соседству со мной жили. Всех своих забрали – и мать, и отца. Дом заброшенный стоит, смотреть жалко.
– Иван Демидович, так куда они все-таки шли? – вспомнил Макар. – Здесь разве есть какое-то место святое?
Вместо Ивана Демидовича ответила, сильно шепелявя, старуха в цветастом платке.
– Есть место, есть. Мы сразу-то не сообразили, а то бы знали, где их, прохвостов, искать. Километра три, а то и больше отсюда будет. Святое место, святое, только о нем мало кто знает.
– А что за место? – не выдержал Макар.
– Непонятное место, честно сказать, – проговорил Иван Демидович под неодобрительное ворчание старухи в платке. – Про него забылось постепенно, но раньше туда на поклонение ходили. Только сейчас говорят, что вроде как выдумки это все. Я полагаю, что выдумки и есть, но некоторые верят.
– Иван Демидович, как место называется? – взмолился Макар.
– Могила старца Луки, праведника и отшельника, вот как! – строго ответила вместо хозяина дома старуха.
Глава 11
Евгения Генриховна очень быстро поняла, что имеет в виду Бабкин, говоря о других возможностях.
– Вы хотите сказать, что Илону убил кто-то из живущих в доме? – с негодованием спросила она.
– Я не исключаю такого варианта, – деликатно ответил Сергей. – И хотел бы проработать его.
Он не стал добавлять, что данная гипотеза кажется ему сомнительной, но все равно нужно проверить и ее. Тем более что больше работать ему пока ее с чем.
– Но я недвусмысленно, кажется, объяснила вам, что заниматься нужно Затравой. Это его рук дело.
– Пока ваше предположение не подтверждается, – пожал плечами Бабкин. – Те люди, которые могли бы быть исполнителями, имеют алиби. Я проверял лично. Возможно, что Затрава привлек постороннего человека, и сейчас я выясняю, так ли это. Но на выяснение уйдет время, и, чтобы не тратить его зря, я предлагаю рассмотреть все варианты, как я вам сразу и советовал.
Евгения Генриховна вздохнула. Последние полчаса Бабкин вцепился в нее бульдожьей хваткой и не отпускал. Сергей был ленив, тяжел на подъем, но, начав заниматься делом, он отрабатывал его полностью. А потому выкладывал все новые и новые аргументы в пользу необходимости провести «домашнее» расследование.
– В конце концов, я просто поговорю со всеми, – сказал он наконец. – Не беспокойтесь, я вовсе не собираюсь никому вырывать ногти или пытать кого-то каленым железом.
– И вы думаете, что из разговора вам станет ясно, кто убийца? – скептически хмыкнула госпожа Гольц. – Почему же тогда следователь этого не выяснил?
«Потому что я умнее, – хотел ответить Сергей так, как отвечал в таких случаях Макар. – И потому, что милиция работает за зарплату, а я за гонорар. А еще потому, что на следователе кроме вашего еще десяток дел висит». Но вслух сказал другое:
– Я не отвечаю за следователя. Я отвечаю за себя. Если Ветрову убил кто-то из ваших помощников или… близких, то я его найду.
На властном, холеном лице Евгении Генриховны появилось выражение безразличия.
– Полагаю, вы зря потеряете время, но это ваше время. Что от меня требуется?
– Предупредить всех, чтобы отвечали на мои вопросы. Свободный доступ в дом для меня. Вот, собственно, и все. Сейчас я поеду по делам, а вы позвоните мне, когда переговорите с членами своей семьи.
Глядя из окна вслед здоровяку, шагающему к воротам, Евгения Генриховна подумала, что все идет совсем не так, как она рассчитывала. Что все идет очень, очень плохо. Она потерла висок, который время от времени начинал болеть, и подняла телефонную трубку.
Утром госпожа Гольц оповестила Бабкина, что он может начинать работать в ее доме.
Из данных, собранных операми, Сергей знал, что алиби есть только у самой Евгении Генриховны – она всю первую половину дня провела в офисе, где ее видели не меньше пяти человек. С ее сыном оказалось не так просто – Эдуард Гольц уехал с работы около половины двенадцатого и вернулся ближе к часу. Он утверждал, что выбирал подарок для жены, но консультант в магазине его не вспомнила. Его супруга находилась у себя в комнате все утро, точно так же как чета Бобровых. Хотя Алла Дмитриевна должна была в этот день проводить какие-то работы в галерее, но с утра она плохо себя почувствовала и осталась в особняке. А ее муж вообще не работает и редко выходит из дома.
«Так, кто у нас имеется еще? – размышлял Бабкин, перелистывая материалы дела. – Ага, дамочка, которая нашла тело. Та седая и очень расстроенная. Она в доме кем-то вроде поварихи является. Такая скорей бы подсыпала яду в одно из блюд, а чтобы душить… Секретарь находился в комнате Евгении Генриховны. Точнее, в кабинете. Что он там делал, интересно, целое утро? Вот, пожалуй, и все. Ах нет, у нас имеется еще один персонаж! Старик, живущий не в самом особняке, а в маленьком домике неподалеку. Раньше, кажется, такие назывались гостевыми. Тоже, по его словам, сидел там безвылазно и слушал радио. Что ж они все по своим норкам-то сидят?»
Так получилось, что свой собственный опрос Бабкин начал не так, как планировал, – не с маленькой жены Эдуарда Гольца, а с четы Бобровых. Просто когда Ольга Степановна отворила ему дверь, он сразу увидел их – супруги одевались в коридоре – и очень удивился.
– Прошу прощения, разве Евгения Генриховна не предупредила вас о моем визите? – вежливо поинтересовался сыщик.
– Видите ли, уважаемый, – начальственным тоном ответствовал Бобров. – Мы не можем подлаживаться под ваши визиты. Мы с Аллой Дмитриевной вернемся домой около семи, а сейчас разрешите….
И он сделал шаг к дверям. Но Бабкин стоял в проходе, как гора, и Игорь Сергеевич вынужден был остановиться.
– Позвольте же… – уже нервничая, сказал он.
– Вернитесь, пожалуйста, в дом, – без выражения предложил Сергей.
Ольга Степановна, взглянув на них, быстро ретировалась в кухню, и теперь Алла Дмитриевна попыталась перейти в наступление.
– Собственно, по какому праву вы нас задерживаете? – возмутилась она. – У нас, в конце концов, могут быть свои дела…
– Сейчас у вас их нет, – тем же деревянным голосом произнес Бабкин. – Пожалуйста, вернитесь в дом.
– Господи, да что вы заладили одно и то же, как попугай: вернитесь, вернитесь! Сказано вам, у нас дела! Мы приедем вечером!
– Пожалуйста, вернитесь в дом, – повторил Сергей, глядя поверх их голов.
Игорь Сергеевич внезапно почувствовал страх. Эта глыба, монотонно повторяющая одно и то же, производила жутковатое впечатление. Он слегка попятился и наткнулся на Аллу Дмитриевну.
– Аллочка, по-моему, он не в себе, – шепотом предположил Бобров. – Может, быстренько с ним побеседуем, а потом уж поедем?
– Слизняк! – также шепотом отозвалась его супруга, стаскивая высокие сапоги и обуваясь в туфли.
Бабкин ухмыльнулся про себя и пошел вслед за парочкой на второй этаж.
Зайдя в черно-белую комнату, Бобровы уселись: Алла Дмитриевна – в глубокое кресло, Игорь Сергеевич – на диван. Самому Сергею хозяйка кивком предложила занять стул. Тот скрипнул под крупным телом Бабкина, но устоял.
– Давайте мы с вами побыстрее все закончим, – предложил, нервничая, Бобров. – Нас люди ждут.
– Расскажите мне, пожалуйста, про Илону Ветрову, – попросил Сергей, раскрывая кожаный блокнот.
– А что про нее рассказывать? – удивился Игорь Сергеевич. – Женя взяла ее уборщицей, вот она и убирала в доме.
– Она вам нравилась? – Вопрос был задан безлично, но отреагировала на него Алла Дмитриевна:
– Прислуга не может нравиться или нет. Она может добросовестно или не очень выполнять свою работу.
– А Илона выполняла добросовестно?
– Ну, в общем-то, да, – слегка замявшись, ответила Боброва.
Ее заминка Бабкину не понравилась. По наитию, без всяких вроде бы на то оснований, он вдруг спросил:
– А для вас она выполняла какую-то работу?
Столь простой вопрос вызвал у Бобровых сильное замешательство. Они переглянулись, Алла Дмитриевна встала и подошла к окну. Бобров пожевал щеки, но ничего не ответил.
– Так выполняла или нет?
– Я не знаю, молодой человек, – начал наконец Игорь Сергеевич, – в каком виде все вам, так сказать, предоставили, но действительность гораздо невиннее.
– И не забывайте о том, что этот человек не в своем уме! – с нажимом добавила Алла Дмитриевна, со странным выражением глядя в окно.
Только Бабкин хотел спросить, о ком идет речь, как до него дошло. Старик! Она смотрит на домик… как там его… в общем, приживала. Хм, становится все интереснее и интереснее…
– Ну почему же не в своем? – осторожно произнес он. – По-моему, рассуждает он вполне здраво.
– Как он может здраво рассуждать! – рассерженно выкрикнула Алла Дмитриевна. – Если кто-то в доме и убил Илонку, так только он!
– Тише, Аллочка, тише, – попытался утихомирить ее супруг, но Аллу Дмитриевну несло:
– В конце концов, есть же свидетели! Есть же Елена…
Она осеклась, но было поздно.
– Кто такая Елена? – быстро спросил Бабкин.
Ответом было молчание.
– Кто такая Елена? – ласково повторил детектив. – Вы же понимаете, что при необходимости я и сам прекрасно все выясню, правда? Может быть, мне лучше получить сведения из первых уст, а не по испорченному телефону?
Фраза про испорченный телефон сделала свое дело – Бобров нахмурился и отрывисто бросил:
– Это наша подруга. Елена Семеновна Петровская. Она иногда заходит в гости.
– И в день, когда убили девушку, – впился в супругов глазами Бабкин, – она тоже была здесь? Была или нет?
Бобров растерянно посмотрел на жену и кивнул.
– И зачем она приходила? – напористо продолжал Сергей. – Сказали «а», говорите уж и «бэ». Зачем?
– Видите ли… мне трудно объяснить… – начал Бобров, спотыкаясь на каждом слове, но его перебила жена:
– Ничего сложного тут нет. Я вам расскажу, и вы оставите нас в покое.
Слушая, Бабкин удивлялся все больше и больше. Собственно говоря, история действительно была простой. И довольно неприглядной.
Елена Семеновна и Алла Дмитриевна были близкими подругами. Но Евгения Генриховна Гольц госпожу Петровскую почему-то невзлюбила и предпочитала ее не встречать в своем доме. Именно поэтому Петровская обычно появлялась тогда, когда хозяйка особняка уезжала в свой офис. Зачем она приезжала, Бобровы не объяснили, но у Сергея сложилось впечатление, что дело было не только в дружеском общении и женском трепе. Впрочем, для него это было неважно. Визиты Елены Семеновны беспрепятственно продолжались с полгода, а потом ее заметила новая уборщица – Илона Ветрова. И уже собиралась рассказать о визитах дамы хозяйке. Но тут Алле Дмитриевне пришла в голову прекрасная идея – как одним махом убить двух зайцев. И предложили девушке сделать для них небольшую работу.
– Да, собственно, и не работу, – замялся Игорь Сергеевич. – Так, оказать небольшую услугу. Впрочем, хорошо оплачиваемую. В общем, Илона согласилась. Ее, кажется, это даже развлекало.
Когда Сергей услышал, в чем заключалась услуга, он, прищурясь, посмотрел сначала на Аллу Дмитриевну, а потом на ее супруга. «На извращенцев вроде бы не похожи, – мелькнуло у него в голове, – но ведут себя как извращенцы». Оказывается, в обязанности Илоны входило дразнить Сергея Кирилловича, старика, живущего в домике. Что она делала несколько специфически.
– То есть как – голая танцевала? – ошарашенно переспросил детектив, выслушав объяснения Аллы Дмитриевны.
– Боже мой, ну что тут непонятного? – раздраженно бросила Алла Дмитриевна, крутя на тонком пальце массивный серебряный перстень. – Раздевалась, вставала перед окном на первом этаже, в гостиной, и танцевала. Знаете, как стриптиз танцуют? Вот и у нее был примерно такой же репертуар. Поджидала, когда сумасшедший дед появится, – и начинала. А Игорь Сергеевич следил, чтобы в гостиную никто не вошел. Конечно, она не каждый день так делала, всего раза три или четыре…
– Но зачем?! – не выдержал Сергей. – Зачем это вообще понадобилось?
Супруги молча переглянулись.
– Просто мы… мы хотели поразвлечься, – промямлил Бобров.
– Перестаньте дурака валять! – резко сказал Бабкин. – Зачем?
– Видите ли, у нас в семье довольно сложные отношения, – пустилась в объяснения Алла Дмитриевна. – Евгению Генриховну почему-то развлекает проживание старика в непосредственной близости от нее, а нам с мужем оно не доставляет совершенно никакого удовольствия. Более того, нам этот человек неприятен. Мы подумали, что в его возрасте… в общем, если он начнет вести себя неадекватно, то это поможет Евгении Генриховне принять правильное решение.
– Правильное решение? Выставить его, что ли? – уточнил Бабкин.
– Ну, почему же сразу выставить? – обиделся Игорь Сергеевич. – У него, между прочим, своя квартира есть. Просто, так сказать, восстановить статус-кво.
– То есть вы его провоцировали, – медленно произнес Сергей, – и рассчитывали на то, что он сорвется. А кстати, кто по образованию ваша Елена Семеновна?
– Психолог, – тихо ответил Бобров.
– Ага, замечательно. То есть вы надеялись, что он поведет себя неадекватно, как вы выразились, Алла Дмитриевна, а Евгения Генриховна, которая, как я понял, любит во всем порядок, перестанет давать ему приют. Одного не могу понять: чем же он вам, убогий, так не угодил? Что он вообще за такая важная личность, чтобы из-за него спектакли ставить? По-моему, так совершенно неважная.
– Ну как же неважная? – криво усмехнулся Игорь Сергеевич. – Все-таки он мой отец, как-никак.
Евгения Генриховна так и не поняла, зачем ее мать, овдовев, вышла замуж второй раз, да еще и родила ребенка. Своего отчима она толком и не запомнила – в памяти осталась какая-то молчаливая тень, правда, время от времени начинавшая скандалить по совершенно непонятным поводам. «Не мужчина, а функция», – думала Женя про нового мужа мамы. Прожив с ее матерью восемь лет и осчастливив ее маленьким Игорем, Сергей Кириллович в один прекрасный день исчез из дома, как будто никогда там и не жил. Он объявился только семь лет спустя исключительно для того, чтобы развестись, и вновь пропал на долгое время. Как ни странно, его исчезновение совершенно не сказалось на жизни семьи – такую маленькую роль он в ней играл. Во всяком случае, так казалось Евгении Генриховне.
К своему младшему брату Женя относилась как к надоедливой зверушке, но в угоду матери старалась изобразить привязанность. Когда Игорю было семнадцать, он уехал из дома, поступил в институт, жил в общежитии, и на долгое время их дороги разошлись. Ни сестра, ни брат от этого не страдали – они вообще привыкли воспринимать друг друга как нечто необязательное и даже раздражающее. Игорь Сергеевич был уверен в своих блестящих перспективах и искренне полагал, что сестра ему больше не понадобится. Евгения Генриховна держала на задворках памяти воспоминание о младшем брате – ленивом и довольно безмозглом, по ее мнению, – и оно выплывало очень редко. И как-то… ни к чему не обязывало. Поэтому когда Игорь Сергеевич пятнадцать лет спустя после ухода из дома неожиданно вернулся в особняк вместе со своей супругой, его появление оказалось для Евгении Генриховны полной неожиданностью.