Мои ноги снова вздрогнули, колени подогнулись.
Боль жгла, сжигала и рвала мои ноги.
Я не могла это терпеть. Не могла. Не могу, я больше не могу.
Ощущая холодок на вспотевшей коже лба и морозную щекотку на вспотевшей шее, я, пересиливая себя, надрывая волю сделала следующий шаг.
Я вскрикнула. Не сжимаясь, не стараясь скрыть боль.
Я закричала от проникающей, глубоко прожигающей, бесконечной и сумасшедшей боли.
Боль лишала меня сил, храбрости и силы воли. Я не могла...
Я заставляла себя идти дальше.
Боже... Боже, я не знала, что так бывает... Господи...
Шаг... ещё шаг... А, Боже... Ещё... Ещё чуть-чуть... Я справлюсь... Я смогу...
Мое тело содрогалось от накатывающего, сотрясающего болевого шока.
В воспоминании вспыхнул эпизод из детства.
Я тогда была уже одна.
Отца только, что посадили. Мать ушла за месяц до этого. Я была одна.
Одна среди родственников, близки и дальних, которые презирали моих родителей и ненавидели меня.
Я вспомнила, как тётка Барбара, наказала меня, и сказала, что я не буду есть до Понедельника.
Я украла еду.
Я помню, как она остервенело била меня ремнем. Я помнила, как металлическая пряжка стегала мою спину.
Эти кровоподтеки и синяки ещё два месяца оставались на мне.
А на пояснице где пряжка ремня рассекла мне спину, у меня навсегда остался длинный, похожий на волос узкий, белёсый шрам.
Тогда я слёзно молила, чтобы она тётка Барбара перестал бить.
Но она так разошлась... Она мстила мне за моего отца, за мою мать.
Она мстила за свою ненависть.
Её остановил наш дворецкий. Дональд.
Единственный из слуг, не боявшийся перечить моим родственникам и любящий моего отца.
Сейчас меня поражала боль куда более свирепая, чем от хлестких ударов ремнем.
Я ступила правой ногой. Почувствовала, как стекло в ноге глубоко вдавливается в мышечные ткани, казалось хищные осколки стекла едва не достигали надкостницы...
Стекло отзывалось звонким шорохом, на каждый мой шаг.
Меня шатало. Ступни горели, пылали приступом режущей боли.
Я шла прихрамывая, едва перебирая изрезанными ногами.
Дверь... Главное дойти до входной двери.
Господи... Да что ж так... Так больно... Боже... А-а-й...
С моих губ сорвался новый стон. Руки дрожали. Дрожь трясла за плечи, толкала в ноги.
Я боялась уронить Иру.
Я ослабела. Боль истощила меня, высосала жизнь, выжрала силы...
Я больше не могла идти.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Среда, 18 июня
Когда он вышел, оставив Нику одну, в нём окрепла устойчивая мысль, что если с ней что-то случится, он застрелится.
Стас знал, что будет элементарно не в силах это вынести.
Да. Вот так.
И сейчас он корил себя за то, что оставил её.
Он гнал от себя поганые мысли. Мысленно проклинал Романтика.
И ещё ругал себя последними словами.
Он был виновен в неудачной засаде. Он был полностью виновен, что Романтик обозлился.
Стас знал это.
Домбровский и Арцеулов молчали.
Между ними на двоих молчание было мрачным, тяжелым, удрученным.
Коля владел собой хуже всех.
Он мерил площадку подъезда широкими, быстрыми шагами, два раза наорал на людей, что выглянули из квартир и спросили в чем дело.
Арцеулов молча курил. Уже восьмую сигарету.
Всех изводила мысль, что они могут только ждать.
И затаившийся этажом ниже отряд специального назначения, прибывший несколько минут назад, тоже вынужден ждать.
Ждать... Ожидание изматывало, нервировало и мучало.
Корнилов последние десять минут стискивал руками деревянные перила лестницы, пытаясь справиться с накатывающими волнами въедливых опасений.
Майор пытался быстро понять, что он может сделать и, что предпринять.
Самое просто решение, отдать приказ о штурме.
Да, может показаться со стороны, что так было бы проще.
Только это нужно было делать сразу, а не теперь, когда там Ника.
Стас, в который раз глухо рыкнул, коря себя за то, что позволил Нике остаться и сыграть в опасную игру.
Единственное, что его не много успокаивало так это, что не смотря на свой крайне нежный возраст Ника психологически куда взрослее своих сверстников, а о таких подонках, как Романтик, знает, наверное, по больше большинства знакомых ему следователей.
Почему? Да потому, что они профессионалы, опирающиеся на опыт и знания, а она банально, в прямом смысле слова, может заглянуть убийце в душу.
Стас бы в жизни не оставил Нику, если бы не помнил, как ей удавалось уже в похожих ситуациях воздействовать на убийцу.
В конце концов именно Ника убедила Московского живодёра, отпустить последнюю жертву.
И до этого, именно эта девочка с сияющими платиновыми волосами и искристо синим взглядов проникновенных глаз, убедила семью садистов из Подмосковья сдаться полиции.
Невероятно? Бред?! Чушь?.. Но, это факт.
Правда факт, о котором знает крайне ограниченное количество людей.
Стас прикинул, что принесет ему приказ о штурме.
Выходило, что ничего, кроме гибели и Романтика, и заложниц, и Ники.
И не факт, что сами бойцы не пострадают.
От Романтика, Стас теперь это осознал окончательно, можно ожидать чего угодно.
Помимо бессильного беспокойство за Нику Стасу не давало покоя навязчивая мысль о том, как Романтик собирается сбежать.
И собирается ли.
Когда из-за закрытой двери квартиры, где засел Романтик с заложницами, раздался внезапный девичий крик, Корнилов чуть не оторвал перила, за которые держался, стоя возле лестницы.
Он бросился к двери, его догнал Коля, схватил за локоть.
-Стас, стой! Вломишься и им всем крышка! Он же сказал!
-Хрена мы вообще стали играть по его правилам!-рыкнул Корнилов с ненавистью глядя на закрытую дверь.
-А что мы должны были делать?!-повысил голос Коля.-Переговорщиков вызывать? Он бы убил заложниц! Всех троих. Даже маленькую кроху в пижамке. Он бы не стал ждать Стас.
Корнилов услышал неспешную поступь Арцеулова.
Обернулся. Бородач, глядя на Стаса с печальным взглядом кивнул.
-Он прав, Стас. Даже я с этим согласен.-вздохнул Сеня.-И снайперы ничего не видят, он об этом позаботился.
Корнилов оглянулся на дверь. Он чувствовал, как на виске нервно бьется жилка височной артерии.
Стас волнуясь потер ладонью подбородок.
Из квартиры донесся новый крик.
-Чтоб тебя!-выругался Стас и дёрнул за ручку двери.
Дверь не подалась. Корнилов дёрнул ещё раз.
Тщетно!
-Дерьмо!-выругался Стас.
Его сотрясала неудержимая, почти паническая тревога.
Он проклинал себя за глупость и беспечность!
Из-за того, что Ника слишком часто ему помогала, слишком часто, брала на себя ношу, которая не по силам большинству взрослых, он забыл... что она сама ещё всего лишь ребёнок.
В двери квартиры что-то щелкнуло.
Стас и его опера отскочили, схватились за оружие.
Стас увидел, как повернулась изогнутая ручка двери.
Затем тяжелая, входная дверь медленно приоткрылась.
И в коридор вышла Ника.
-Господи...-вырвалось у Коли.
Стас увидел заплаканное лицо Ники, увидел перепуганную, дрожащую девочку у неё на руках.
А затем опустил взгляд на босые ноги Ники.
Они были перемазанные кровью.
Нику била дрожь. У неё тряслись плечи. А взгляд был отстранённый, рассеянный.
Она шла с трудом, прихрамывая и тихо плача.
Корнилов ринулся к ней. Жестом отдал Арцеулову команду, тот вернулся в коридор, помахал руками спецназу.
Бойцы поднялись на этаж, ринулись к квартире.
Стас осторожно взял у Ники ребенка, передал Коле, а сам быстро подхватил Нику на руки.
Лазовская с благодарностью прижалась к нему. Корнилов в ужасе снова посмотрела на израненные ноги девушки.
Он видел застрявшие в её ногах куски стекла. Часть из них со звоном посыпалась на пол.
Его обуяла ярость. Он желал растерзать Романтика, оторвать ему голову, расстрелять на месте и сжечь.
Он не стал ничего спрашивать у Ники. Он видел, что девушка не была способна, что-то объяснять.
-Вы скорую вызвали?!-спросил он Домбровского.
-Так, точно.
-Отлично.
Они посторонились пропуская Арцеулова во главе отряда спецназа.
Внизу, на улице Корнилов сам положил Лазовскую в карету скорой помощи.
Девушка спрятала лицо в ладонях тихо, горько заплакала.
В её слезах были пережитая боль, ужас, чувство вины и облегчение.
Стас сидел рядом. Держал её маленькую, узкую ладошку, с отеческой заботой гладил по светловолосой голове.
Ника хотела рассказать Стасу о том, что происходило за закрытой дверью.
Но Корнилов остановил её.
Они были не одни. Рядом сидел врач скорой помощи и цокая языком осматривал ноги девушки.
-Нужна операция.-безапелляционно заявил он.-У девушки глубокое поражение в мышечных тканях и кровопотеря.
-Тогда поехали.-рыкнул на него Стас и постучал в окно водителя.
Скорая тронулась с места.
Корнилов подумал, что возможно ему следовало бы остаться с Арцеуловым, проследить за результатом действия спецгруппы, увидеть своими глазами место преступления.
Но он не смог оставить Нику.
Тем более, в этом Корнилов не сомневался, она расскажет ему гораздо больше, чем он мог бы найти в той квартире.
Скорая выехала со двора дома. Водитель включил мигалку, сирену.
Автомобиль разогнался набирая скорость.
Ника посмотрела в глаза Стаса.
-Вы отдали девочку её отцу?
Корнилов усмехнулся.
Ника оставалась верна себе.
Сама изранена, напугана, истощена и измучена.
А переживает за чужого, мало знакомого ребенка, совершенно чужих людей, при этом будучи сама ребенком.
Кто-то мог бы обвинить эту белокурую девушку в бездумном, глупом и восторженном альтруизме или позёрстве.
Но, Стас знал её, и знал, что Лазовская искренна в своих действиях, поступках и словах.
Она одна из не многих людей, что ещё не утратили чувство сострадания и сочувствие.
Одна из тех, в ком, как бы это сейчас пафосно и глупо не прозвучало, просто живёт настоящее, обыкновенное и ни чем не мотивированное добро.
Добрая девочка с печальными, задумчивыми глазами, думал о ней Стас.
Стремится помочь другим, хотя обычно, мало, кто готов прийти на помощь к ней самой.
Корнилов крепче сжал её горячую ладошку.
Врач, сидевший у ног Ники, спешно и осторожно вынимал осколки.
И обрабатывал рану. Лазовская то и дело морщилась, шипела от боли.
Корнилов бросил взгляд на окровавленные осколки стекла.
Он так стиснул зубы, что едва не раскрошил их.
Врач уже вынул десяток вымазанных в крови Ники, стеклянных осколков.
И это только те, что на поверхности.
Машина ускорилась.
АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ
Среда, 18 июня
Бойцы спецподразделения ворвались внутрь квартиры.
Их встретила вызывающая тишина.
Они аккуратно, но быстро прошли вперед.
Стекло в коридоре звонко захрустело под их ботинками.
Сеня остановился, глядя себе под ноги.
На осколках стекла краснели отдельные, кровавые пятна.
Следы от ног Ники. Её кровь.
Арсений представил, как девчонка шла с малышкой на руках, через весь коридор.
Босиком. По стеклу. Ощущая дичайшую боль.
Арцеулов продолжительно, изощренно и грязно выругался.
Последние слова он буквально прорычал.
Спецназ обыскивал квартиру. Быстро, четко и профессионально.
Из ванной комнаты вышли двое бойцов, направились дальше.
А из кухни вышел ещё один спецназовец и пройдя по коридору, встал под минами на потолке. Задрал голову, внимательно осмотрел.
Он посмотрел на Сеню.
-Поможешь?-он кивнул на стоящий у стены шкаф.
Арцеулов оглянулся на старый шкаф, стоящий возле двери одной из комнат.
Его полки были пусты.
-Без проблем.
Сеня помог ему перевернуть этот шкаф. Взрывотехник взобрался на перевернутую мебель, осветил фонариком устройства.
Хмыкнул.
-Чёртовы самоучки... Хоть бы делали качественно.
Он с досадой покачал головой.-Сам мог подорваться, идиота кусок.
-Я был бы не против.-ответил Сеня.-А где он мог узнать, как создавать мины?
-У тебя, что интернет отключили?-усмехнулся сапёр аккуратно раскручивая корпус мины.-В сети сейчас можно найти информацию, как реактивный двигатель ядерную реакцию синтезировать в домашних условиях... не то, что самопальные мины сварганить...
Арцеулов посмотрел, как остальная группа разбегается по квартире, проверяет комнаты.
-В интернете можно прочитать, как сделать самодельные, полноценные взрывчатки?-скептически спросил Сеня.-
-Не только прочитать, но и увидеть.-заметил сапёр.
Сеня негодующе фыркнул.
-YOUTUBE?-ворчливо спросил Сеня.
- YOUTUBE.-вздохнул сапёр.
Арцеулов согласно кивнул. Видеохостинги он лично презирал и ненавидел.
Кроме тех, что дают возможность смотреть бесплатные сериалы и фильмы.
Но большинство таких ресурсов, несколько миллионов человек используют для демонстрации последствий дурного воспитания и отсутствия интеллекта.
Арсений прошел в комнату, в зал, где они видели восседающего на стуле Романтика.
Пол в помещении залит двумя огромными лужами крови.
Кровью были обильно забрызганы стены вокруг.
Кровавые струйки, точно щупальца проворно ползли вниз от сохнущих, влажных, багровых пятен на стенах.
Арсений смотрел на два женских, неподвижных тела.
Головы и шеи обеих женщин были буквально насажены на лезвия пил.
А тела, выгнувшись вниз, полулежали на полу. Руки жертв безвольно свисали вниз.
Со стороны могло показаться, словно обе женщины, застыли в нелепой, странной и жуткой позе, упершись головами в лезвия трёх пил.
На столе Арсений обнаружил две розы.
Две, вместо трёх.
Только две... Не хватает одной, самой юной.
Ту, что на своих руках вынесла Ника.
Арцеулов покивал головой.
Вспомнил Нику с окровавленными ногами и запуганную кроху у неё на руках.
Она вынесла её. Она обыграла Романтика. В его же игру.
Арцеулов зло усмехнулся.
Ублюдок не ожидал, увидеть среди полицейских маленькую, худощавую школьницу.
И не ожидал, что она справиться, там, где по задумке, не должны были справиться взрослые.
К Сене подошел командир спецгруппы.
-Всё чисто. Квартира пуста.
Сеня с кислой миной кивнул. Он даже не сомневался, что Романтик уйдёт. Он всегда уходит.
Арцеулову было интересно, как именно он уйдёт в этот раз.
-Товарищ, майор!-крикнули из маленькой спальни.-Есть!
Арцеулов ринулся в комнату, впереди майора спецназа.
Забежав внутрь он уткнулся взглядом в распахнутое окно.
Ночной ветер вскидывал и качал занавески, шуршал клеенкой, которой была накрыта мебель в комнате.
Арцеулов подошёл ближе к распахнутому окну.
Он обескураженно уставился на металлические крепления на подоконнике и под ним.
От них, огибая нижнюю часть оконной рамы тянулся тугой металлический трос.
Арсений с яростным лицом высунулся из окна.
Трос тянулся вдаль и терялся во мраке ночной улицы.
-Бинокль!-рявкнул он.
Ему вручили бинокль.
Он поднёс его к глазам. Включил режим ночного видения.
В зелено-черных тонах Сеня внимательно проследил указывающую вдаль идеально ровную линию троса.
Она упиралась в дом, через две улицы.
-Твою мать!-выругался Арцеулов и схватился за рацию.
Спустя пару минут Арцеулов, бойцы спецназа и полиция ринулись в соседний двор.
За несколько минут они полностью окружили его по периметру.
Из окон высовывались сонные, испуганные жильцы дома.