На опустевшей парковке, чуть дальше, собралась громадная лужа.
Я представила, какого бы это было сейчас ночью попасть под такой ливень.
Я поёжилась, побольше укуталась в уютное, греющее одеяло.
Что-то заставило меня переместить взгляд на густеющую темноту под деревьями внизу, во дворе, перед больницей.
Я чуть прищурилась настойчиво глядя в густеющий мрак под раскидистыми кленами.
У меня сложилось стойкое ощущение, что кто-то смотрит на меня оттуда, из нерушимой ночной темноты.
Я не отводила пристального взгляда. Неприятное предчувствие перерастало в настойчивое беспокойство.
Тьма внизу шевельнулась. Я вздрогнула. Приблизилась, взялась руками за подоконник, чуть наклонилась вперёд.
Ударил гром. Где-то истошно запиликала автомобильная сигнализация.
Как вспышка фотоаппарата сверкнул свет молнии.
Я увидела не спешно удаляющийся силуэт по деревьями внизу.
В этот миг мощный порыв воющего ветра, сорвал с меня одеяло, взметнул мои локоны, отбросил назад.
Ветер окутал меня влажным, промозглым вьющимся потоком.
Меня обуял страх. Я отшатнулась от окна, таращась в след черному силуэту.
Мгновенно участился пульс, в висках застучала кровь, по спине, по позвонкам маршем прошла нервная дрожь.
Открылась дверь в палату.
-Ты что делаешь?!-накинулась на меня медсестра.-Зачем ты окно открыла?! И кто тебе разрешил вставать?!
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
-Дёрнул его чёрт забраться в такую дыру.-проворчал Домбровский окидывая взглядом дворы за окном автомобиля.
-Когда человек бежит от прошлого, он способен забраться ещё дальше.-заметил Стас, глядя на группу бандитского вида подростков, что играли в баскетбол на старой площадке.
Чёрный Дефендер Стаса не спешно катился мимо серых, скучных дворов.
Дальние окраины столицы разительно отличалась от блистательного центра и дорогих, фешенебельных районов.
Здесь слабо пахло европейской роскошью, что была свойственна центральным районам. Совсем новыми были только дороги и часть инфраструктуры.
На улицах возвышались серые, старые, порой и грязные дома.
Приземистые, многолетние хрущевки или обшарпанные девятиэтажки восьмидесятых возвышались над пустынными, голыми дворами.
Впереди, сверкая свежей новизной, поднимались редкие новостройки.
Они резко контрастировали со старыми домами.
Но главное значение имел очень чувственный и осязаемый здешний климат.
В нём чувствовалось флегматичное уныние. Здешние улицы, не смотря на то, что некоторые из них уже начали облагораживать и ремонтировать, всё равно внушали печальный и пессимистичный настрой.
-Вот его дом.-Домбровский указал на одну из хрущевок.
Стас свернул на повороте. Они плавно поехали вдоль дома.
Люди на улице оборачивались на них. Пожилые женщины на лавочках смотрели презрительно, скривив сморщенные лица в сердитом осуждении.
Корнилов заглушил мотор. Они выбрались из машины.
Коля задрал голову рассматривая дом. Встретился взглядом с мужчиной, в белой майке, что курил, выглянув из балкона.
Взгляд у местного жителя был примерно такой же, как и у старушек на лавках.
-Пойдём.-сказал Стас.
Они вошли в один из подъездов, поднялись на второй этаж.
Стас нажал кнопку звонка.
Через время женский голос из-за двери крикнул:
-Кто там?
-Уголовный розыск.-Стас показал документ в глазок двери.
Щелкнули замки.
Им открыла полноватая женщина в приторно-розовой майке и темных спортивных штанах.
За её ногу цеплялся мальчишка лет трёх-четырёх.
-Что случилось?-взгляд у женщины был слегка напуганный.
-Майор Корнилов, капитан Домбровский.-Стас представил их обоих.-Мы ищем Викентия Хазина.
Взгляд у женщины изменился, она выглядела удивленной и растерянной.
-Так это... Он же умер.-он выразительно пожала плечами, глядя по очереди на Стаса и Колю.
Домбровский и Корнилов переглянулись.
-Мы войдём?-спросил Стас.
Спустя несколько минут они разговаривали, сидя в маленькой комнате.
Здесь было душновато и пахло чем-то кислым.
Они сидели на скрипучей софе. На стене, перед ними висел узорчатый ковёр.
Он мозолил Стасу глаза. Родители Корнилова никогда не вешали ковры на стены, в отличии от большинства их знакомых.
Стас тоже не понимал идиотского по его мнению обычая вешать на стены ковровые пылесборники.
-...Он купил здесь квартиру в две тысячи пятом, переехал из Донского района.-Глафира Машкина, именно так звали женщину в розовой майки пожала округлыми плечами.-Наши все удивлялись тогда... Ну, кто ж из Донского на окраину попрется...
-Простите, а кем вы приходились Хазину?
-Ну-у...-он потупила взор.-Мы жили вместе...
-Но вы не были замужем.-Стас поднял взгляд от безымянного пальца на правой руке женщины.
Следа от кольца на коже не было.
-Нет.-он помотала головой и вдруг плаксиво шмыгнула.-Кеша он... не хотел жениться после... ну, после того, как его жена... Маша эта...
Она снова пожала плечами.
-Убили её, я слышала.
Стас снова обменялся взглядами с Колей.
-А когда они развелись, не помните?
-Ой...-Глафира задумчиво нахмурилась.-Кеша вроде рассказывал... В марте вот, две тысячи третьего года вроде как... У него сын остался. Он рассказывал... Демид, кажется... Демид Хазин.
Стас кивнул. Это они уже выяснили. Проследить жизненный путь Марии Хазиной оказалось не так уж сложно.
Родилась в Белорецке, в семье сотрудника ЖКХ и водительницы троллейбуса.
Вела разгульный образ жизни. Была откровенно трудным подростком.
Имела два привода в милицию.
В тринадцать лет умудрилась забеременеть. В четырнадцать родила, хотя всячески отказывалась от родов.
Но мать строго настояла, чтобы дочь рожала во, чтобы то ни стало.
Маша не долго нянчилась с ребенком.
Через четыре года, она сбежала от родителей, приехала в Москву из Белорецка.
Тут она поначалу, вела себя тихо и скромно. Не лезла на рожон, не искала неприятностей. И с готовностью бралась за любую работу.
Была тихой, провинциальной девочка.
Которая разительно и быстро преобразилась до неузнаваемости, менее, чем за полгода жизни в столице.
Она не поступила на педагогический, куда так хотела. Зато смогла получить место на заочном отделении филологического.
А через два года была отчислена за неуспеваемость. Мария привыкла вести разгульный образ жизни.
Пустилась во все тяжкие. Забеременела во второй раз.
Вышла замуж за Викентия Хазина, сына достаточно состоятельных родителей, владевших небольшим кафе.
Причем, Викентий знал, что у Марии есть ребенок и согласился усыновить его.
Брак оказался не благополучным с первого же года.
И дело даже не в том, что у Марии произошел выкидыш и их с Хазиным ребенок умер.
Викентий требовал, чтобы жена перестала общаться с мужчинами из её прошлой жизни.
Та отказывалась. Семейные ссоры становились чаще, перерастали в скандалы, с драками, руганью и милицией.
В таких условиях рос Демид Хазин, которого Викентий признал своим и наградил своей же фамилией.
След Демида потерялся после внезапной кончины его матери.
Стас пробовал выяснить куда потом делся мальчишка, но не нашел по этому поводу никакой информации.
-Скажите,-проговорил Стас.-А вы знаете куда потом пропал мальчик? Где он жил?
Глафира лишь печально покачала головой.
-Я знаю, что он... Кеша иногда ездил к нему, навещал его... Но потом перестал... И больше мы никогда о нём не говорили, и...
Она осеклась замолчала.
-И?-Стас не дал ей уйти в себя и замкнуться.-Договаривайте, Машкина. Будьте добры.
Стас умел говорить с людьми тем ледяным вежливым тоном, который одновременно звучит мягко, но угрожающе.
-Он только однажды сказал... Что его сын... Он больше не называет его отцом.
Она поджала губы, опустила взор. Словно пожалела, о том, что рассказала.
Стас внимательно следил за её лицом, пристально глядел в её глаза.
Но там была только пугливая растерянность.
-Может быть у вас остались его вещи?-спросил Корнилов.-Нас интересуют блокноты, органайзеры, ноутбук, телефон... фотоальбомы.
Глафира кивнула.
-Да... есть блокнот... телефон и пара фотоальбомов... А компьютер... ноутбук был, но...
Она горестно вздохнула.
-Я как-то залила его кофе, так что...
-Очень жаль.-сухо ответил Стас.-Покажите пожалуйста нам его вещи.
-Конечно.
Глафира отдала им всё, что потребовал Стас.
Ему показалось, что она даже рада расстаться с вещами Викентия Хазина.
Возможно они тяготили её. Напоминали о нём. Но она не могла сама решиться и избавиться от них.
В стареньком, ещё кнопочном телефоне Стас и Коля обнаружили несколько номеров.
Корнилов велел Домбровскому прозвониться по ним и возможно навестить их обладателей. Они могли рассказать о семье Хазиных больше, чем Глафира Машкина.
А сам Корнилов, оставшись в своей машине, взялся изучать блокнот и фотоальбом.
Он припарковался неподалеку от ресторана быстрого питания и принялся изучать снимки и содержимое блокнотов.
На фотографиях большей частью была семья Хазиных, их родственники и друзья.
В органайзере, в старом, потёртом кожаном переплете.
Когда это такие штуки были очень модными и говорили о солидности. Когда-то.
Стас перелистал его. Из страницы неожиданно выпала фотография.
Она упала на пол салона.
Стас наклонился, поднял её, встряхнул от пыли.
Снимок был изрядно помят. Такое впечатление, что кто-то в ярости сначала смял его, скомкал и выбросил.
Но потом передумал, разгладил и сложил обратно.
На выцветшей фотографии были трое.
Сам Викентий, он был пухлым, усатым мужчиной с глуповатым взглядом.
Возле него мальчишка с темно русыми волосами.
Взгляд у мальчишки был не добрый. Недовольный. Агрессивный.
И его заостренное лицо, вместе с тонкими, сжатыми в линию губами, только усугубляли ощущение враждебности.
А рядом с Хазиными стоял мужчина в кожаной куртке, джинсах и слегка грязных ботинках.
Стас присмотрелся к его голубой рубашке, светлеющей из-под чёрной кожаной куртки.
Справа отчетливо виднелся фрагмент ремня. И это был ремень от кобуры.
Полицейский?
Викентий Хазин дружил с полицейским. Ну, или с кем-то, кто имел право носить оружие.
Стас отвел в сторону задумчивый взгляд.
Хазины развелись из-за постоянных скандалов. Их сын, Демид, остался с матерью.
Через пару месяцев после развода, Мария была убита.
«...Он больше не называет его отцом...»
Стас вспомнил слова Глафиры, которая та, в свою очередь слышала от Викентия Хазина.
Мог ли лучший друг забрать ребенка своего друга к себе? Особенно... Особенно когда тот только, что потерял свою мать.
Мог. Стас грустно усмехнулся.
Особенно если лучший друг был влюблен в Марию.
Стас взял из семейного альбома Хазиных одну из фотографий.
М-да, в Марию можно было влюбится. Даже очень.
Стройная, с красивым лицом и правильными чертами. Она носила буйные тёмно-русые локоны и обладала потрясающими ясно-голубыми глазами.
Эта красотка могла бы многого добиться в жизни. Вместо же этого она предпочла гулять и спать с состоятельными мужчинами за определенное вознаграждение.
Стас снова посмотрел на снимок с Хазиным и его сыном, и стоящим рядом другом.
Полицейский, этот светловолосый мужчина с харизмой во взгляде и уверенной осанкой, явно мог заинтересоваться Марией.
Возможно даже... Он в принципе мог бы быть отцом Демида.
Ведь о биологическом отце Демида никакой информации нет.
Известно только, что он встретил тогда ещё тринадцатилетнюю оторву Марию (в девичестве Лыкова), и вместе они зачали ребенка.
Но, что если этот улыбающийся мужчина и есть настоящий отец Демида? Что ему мешало найти Машу и возобновить их отношения, тайком от Викентия?
Эту версию надо проверить. Нужно узнать, как зовут этого полицейского (или кто он там).
Очень странно, кстати, что его нет ни на одной семейной фотографии.
Стас ещё раз перелистал альбомы. Затем взглянул на смятый снимок, и снова на альбомы.
Эти семейные альбомы были у Хазина, после гибели Марии.
Сейчас в них есть пустые страницы и...
Стас ещё раз, более придирчиво оглядел мятую фотографию.
Он уделил внимание выражению лиц Викентия и этого полицейского.
Они не друзья, понял Стас. И вообще Викентий его не любил.
Поэтому он держит руки на плечах сына, поэтом у него такое выражение. Поэтому и так агрессивен сам Демид...
-Любовник,-проговорил Стас уже не сомневаясь, и ухмыльнулся.
Не факт, что он отец Демида, но почти несомненно этот самоуверенный блондин любовник и «друг» Марии Хазиной. Не исключено кстати, что он мог сам потом вести дело о гибели Марии, если конечно работал в соответствующем отделе.
Корнилов понял, что ему нужен архив уголовных дел.
Вот только если он сделает официальный запрос об этом узнают в УВД и УГРО.
Узнают, что он занимается делом, от которого отстранен-будут неприятности.
Стас задумался. Затем ухмыльнулся и завёл автомобиль.
Ему в голову пришла потрясающая идея.
Стоит поговорить с соседями дома, где жили Хазины. Глафира дала ему старый адрес Викентия.
Семья Хазиных до развода проживала на Орджоникидзе.
Корнилов завёл двигатель.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 19 июня
После увиденного я не спала уже до самого рассвета.
Я пыталась. Но это было не возможно.
Да и как, простите, я должна была уснуть, если только, что видела под окном Романтика.
Серийного убийцу, который теперь имел самые личные счеты к моей персоне?!
Я не видела его, но я даже не сомневалась, что это был он.
Он не собирался пробираться в больницу и убивать меня.
Нет. Он хотел именно напугать. Показать, что он рядом, что он наблюдает за мной.
Он хочет, чтобы я боялась. Чтобы подскакивала от каждого шороха.
Чтобы бесплотный ужас его призрачного присутствия сводил меня с ума и доводил до панических истерик.
А потом.... Потом, когда он будет удовлетворен моим подавленным состоянием перманентной депрессии от не выносимого ожидания его появления... Потом, он придёт за мной.
Тут у меня не было никаких сомнений.
Запугать. Долго и старательно изводить меня периодическим появлениями, посылками, письмами, звонками. А потом, когда я буду задавлена и запугана, когда страх настолько подчинит меня, что помутит мой рассудок, вот тогда он и явиться во всей красе.
Во всяком случае, несомненно, нечто подобное этот извращенец себе и представляет!
Я сообщила об увиденном двум полицейским, которых Стас оставил дежурить у моей двери.
Они крайне скептически отнеслись к моему рассказу, и убеждали, что мне это привиделось.
Психологическая травма и так далее и тому подобное.
Мне потребовалось приложить усилия, чтобы убедить их в отсутствии у меня галлюцинаций и истерики.
В конце концов я прибегла к банальному шантажу: пригрозила позвонить Стасу.
Некоторых людей по-другому мотивировать трудно.
Разумеется, эти лентяи никого не обнаружили и вернувшись, с кислыми минами и злым укором сообщили, чтобы я улеглась и выдумывала себе страшилки.
Вот это нормально?!
Дяденьки, от тех... «страшилок», свидетелем которых мне пришлось быть, вы бы, пардон, освободили свой желудок, выпачкав при этом свое нижнее белье и брюки.
Сердитая я легла спать. Но, ничего не вышло. До самого рассвета.
К этому времени, чуть успокоенная светом подступающего нового дня, я все-таки смогла уснуть.