— Легкой? — удивилась я, разглядывая его, совсем не легкую, фигуру.
— Это я потом стал таким тяжелым. А в детстве был легким и быстро бегал.
Мы мило беседовали, как пара светских барышень, и ни один из нас не пытался даже намекнуть на события прошедшей ночи.
В какой-то момент у меня возникло непреодолимое желание встать и надрать ему уши. И, если я сдержалась, то только благодаря своей железной силе воли. А произошло это тогда, когда Ваня, совершенно неожиданно и не в тему разговора, признался, что ему страшно хочется от всего меня защитить.
— От чего это, от всего? — я грозно уперла руки в бока.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Неважно.
— А с чего это ты решил, что я нуждаюсь в твоей защите?
У меня уже есть старший брат, который всю жизнь меня «защищал» от самых интересных и захватывающих вещей, еще один мне точно не нужен. Я почему-то вспомнила, как Борька запретил мне забираться с мальчишками на чердак нашей многоэтажки, а когда я его не послушала, пригрозил поотрывать всей банде уши, если они меня возьмут. И они меня не взяли!
Так что в ту минуту, когда Ваня что-то сказал о защите, в моей груди закипела жуткая смесь из упрямства и раздражения. И, хотя кипение это происходило внутри, у меня были опасения, что клапан может слететь, и тогда любому, кто окажется поблизости, может не поздоровиться.
— Я не имел в виду ничего плохого, — тихо и серьезно произнес Ваня, не отрывая от меня глаз.
— Я и знать не хочу, что ты имел в виду. Может быть, ты думаешь, что если я кормлю тебя омлетом, то это значит… Это ничего не значит! — воскликнула я.
Несколько искр, вылетевших из моих глаз, чуть не прожгли его насквозь.
— Я понимаю, — сказал Ваня очень спокойно.
— Что ты понимаешь? — взвилась я.
— Все, — ответил он, поднимаясь из-за стола. — Думаю, сейчас мне лучше уйти. Но я обязательно зайду сегодня. Большое спасибо за омлет и все остальное. Это был один из самых приятных завтраков в моей жизни.
Ваня выбрался из-за стола, придвинул стул на место и пошел по направлению к выходу. Я бросила неизвестно откуда взявшееся у меня в руках полотенце на спинку стула и скрестила руки на груди.
— До встречи, — крикнул Ваня откуда-то издалека и захлопнул дверь.
Я поймала себя на том, что грызу ноготь большого пальца. А ведь я уже давно избавилась от этой неэстетичной привычки. Кстати говоря, мне совершенно все равно, что сейчас произошло и почему.
Зазвонил телефон. Мама. Надеюсь, Борька не показал ей телеграмму. Вроде, не должен, он вчера звонил по этому поводу, и мы мило побеседовали. Про странные и пугающие происшествия я не упоминала.
Я подошла к зеркалу и попыталась улыбнуться своему изображению. Улыбка получилась очень живописной, как у голодной гиены при виде пучка зеленого салата.
— У меня все замечательно, — сказала я.
Потом сделала глубокий вдох, прочистила горло и, наконец, ответила на звонок, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком уж бодро и весело.
— Ну, как ты там? — спросила мама. — Не заскучала еще?
Ха-ха.
— Да нет, я же тебе говорила, тут здорово.
— Честно говоря, я с трудом представляю, чем ты там занимаешься.
— Книжки читаю, гуляю, иногда в речке купаюсь.
— Одна?
— Мам, тут полно народу. Почти все мои друзья в этом году приехали. Как специально.
— Это, наверное, из-за кризиса, — авторитетно объяснила мама. — Я слышала в одной передаче, что в этом году раз в пять больше людей, чем обычно, проводят лето в деревнях и на дачах.
— Да, наверное, поэтому. А как у вас дела?
— Все нормально. Борис вчера заходил. Говорит, может, у него и будет неделя отпуска. Все мечтает к тебе приехать.
Было бы неплохо. Наверное.
— Ну, хорошо, передавай там всем привет. Папе особенно.
— Почему особенно? — не поняла мама.
— Он мне ни разу не звонил. Все звонили, а он — нет.
— Но он всегда спрашивает, как ты там, о чем мы с тобой говорили, — мама встала на защиту.
— Спрашивает, а сам не звонит.
— Я ему передам, что ты обижаешься.
— Да я не обижаюсь! Это я так, к слову. Я знаю, что он по телефону болтать не любит. «Привет, как дела, до свидания». Приеду, лично ему все расскажу.
Как у меня ловко получилось! Главное — отвлечь внимание. Удачно подвернулась мысль про папу. А так — начались бы расспросы, о том, о сем… Глядишь, голос бы дрогнул в какой-то момент. А мама у меня такие вещи чутко улавливает, особенно, когда не надо.
Я вытирала пыль на книжных шкафах, вскарабкавшись на стремянку. Пыли там, надо сказать, скопилось предостаточно. У меня свербело в носу, страшно хотелось чихнуть, но почему-то не чихалось. На глаза наворачивались слезы. Ну почему я не могу, наконец, чихнуть, и избавиться от этого отвратительного ощущения? Вот, кажется, сейчас точно… Я отвернулась к окну, чтобы своим чихом не поднять пыльное облако, положила тряпку и ухватилась двумя руками за стремянку. Ощущения в носу с бешеной скоростью нарастали, и уже невозможно было представить, что это щипание и шевеление ничем не кончится…
За окном промелькнула какая-то тень. Птица? День сегодня пасмурный, да и время к вечеру, давно пора было включить свет, чтобы не шариться по шкафам в потемках. Возле окна раздался шорох, и кто-то вскрикнул. Я так и подпрыгнула на своей стремянке, чуть не загремев на пол. В сенях раздались шаги, заскрипела входная дверь.
Я быстро и тихо слезла со стремянки и прошмыгнула в гостиную. В тот момент, когда дверь открылась, я нажала на выключатель. Гостиная озарилась ярким светом четырех лампочек, вкрученных в патроны большой хрустальной люстры.
В дверь вошла Белка.
— Привет, — сказала она. — Там у тебя прямо перед входом какая-то железка валяется… Я об нее споткнулась.
— Добрый вечер, — пробормотала я и села на стул, стоящий возле стола.
— Чем занимаешься? — спросила Белка, явно не планируя получить подробный и обстоятельный отчет о моих вечерних занятиях.
Вид у нее был странный. Она села, потом встала, подошла к окну, постояла несколько мгновений в нерешительности, и снова села. Она как будто старалась не встречаться со мной взглядом и в то же время как будто хотела мне что-то сказать.
— Ну, что тебя мучает? — спросила я.
Она еле заметно вздрогнула.
— Мне тут рассказали, — начала она нерешительно и замолчала.
— Ну! Не тяни.
— Конечно, это все ерунда и предрассудки…
— Что?
— Мне тут рассказали… про пустого человека, — выпалила Белка и испуганно посмотрела на меня.
Я сделала вдох, чтобы рассмеяться, но смех почему-то застрял у меня в горле. Вместо этого я раскашлялась.
Пустой человек… Самая страшная страшилка моего детства. Я много лет о нем не вспоминала. А ведь было время, когда его образ постоянно преследовал меня, особенно вечерами, особенно, когда я оставалась одна. И даже когда я уезжала домой. Но дома он все-таки не был таким жутким и таким реальным как здесь, в деревне.
Эту историю рассказал Серый.
В тот вечер мы сидели в заброшенном яблочном саду возле старого покосившегося амбара. Это было странное место. Любая история, рассказанная там, приобретала зловещий смысл, даже если его не было и в помине. А уж если был…
Разговор с самого начала свернул куда-то не туда, и, в конце концов, речь зашла о разной нечисти.
— Моя бабка говорит, что у нее в доме живет домовой, — заявил Колька Сопля и, по своему обыкновению, шмыгнул носом.
— Подумаешь, — протянул Серый. — Домовые во всех домах живут. Тоже мне, невидаль.
— Но она говорит, что иногда его видит.
— Кто ж его не видит, — хмыкнул Серый.
— Может, и ты видел? — подступился к нему Вовка Крапивин.
— Может и видел. Что с того? — недовольным голосом пробурчал Серый.
Мы с Галкой переглянулись и во все глаза уставились на Серого.
— Расскажи, — потребовала Галка.
— Да чего рассказывать-то? Зашел я как-то в чулан за гвоздями, а он там сидит на бочке с огурцами.
Серый замолчал.
— И что? — спросила Галка.
— Ничего, — Серый пожал плечами. — Я вышел. Решил в следующий раз забор починить.
— Испугался? — сочувственно спросила Галка.
— Вот еще.
Серый достал из-за пазухи яблоко от одичавшей яблони и начал его грызть. Яблоки эти были кислые и вяжущие, возможно, оттого, что мы обычно ели их недозрелыми. Сейчас мне трудно представить, что делало эти малосъедобные плоды для нас такими привлекательными, но в те далекие времена мои карманы были набиты ими доверху.
— Домовые — это ерунда, — продолжил поучительный разговор Серый.
— А что — не ерунда? — спросила я на свою голову.
Серый посмотрел на меня оценивающе, помолчал пару минут, метнул огрызок яблока в проходившую мимо сада корову и, наконец, произнес неуловимо изменившимся голосом:
— Пустой человек.
— Пустой человек? — повторила я вслед за ним с вопросительной интонацией. Это словосочетание сразу показалось мне завораживающим и пугающим.
— Он появляется в сумерках, за восемь минут до того, как окончательно стемнеет. Выходит из-за какого-нибудь дома или другого строения, хотя раньше его там и в помине не было. На нем черный плащ с капюшоном, а движется он совершенно бесшумно. — Серый перевел дух, чтобы продолжить. Мы все сидели, притихшие, и боролись с желанием оглянуться назад. — Он похож на тень, но он не тень. Тот, кто его увидит, должен быстро упасть на землю, зажмурить глаза и закрыть голову руками.
Серый замолчал.
— И что… потом? — спросил Колька Сопля.
— Если не смотреть ему в лицо, то, в общем-то, ничего страшного, — ответил Серый. — Нужно только дождаться, когда он исчезнет.
— Исчезнет? — раздался тревожный шепот Галки.
— Да, исчезнет. Он не уйдет, а будет ждать ровно восемь минут. А когда стемнеет, растворится в воздухе.
— А что будет… если посмотреть на него? — решилась я задать вопрос.
— Он заберет твою жизнь, — коротко ответил Серый.
— То есть, ты умрешь? — спросил Вовка.
— Умрешь, но не сразу. Через некоторое время. Но твое умирание начнется с этого момента.
— А что, у него очень страшное лицо? — спросила Галка.
— У него нет лица, — веско произнес Серый. — На месте лица у него пустота.
Эта фраза меня окончательно добила. Я в ту ночь долго ворочалась в постели, пытаясь понять, как это вместо лица может быть пустота. Не чернота, не туман какой-нибудь, а настоящая пустая пустота. Мысли об этом приводили к тому, что я покрывалась мурашками и начинала нервно дергаться от малейшего шума. Как я ни старалась выкинуть эту историю из головы, у меня ничего не получалась. Иногда я забывала о пустом человеке, но, в какой-то момент, оказавшись в сумерках одна, снова вспоминала. И тогда я старалась смотреть только себе под ноги и держаться подальше от любых строений, из-за которых может появиться это жуткое исчадие ада.
Все эти воспоминания стремительно пронеслись перед моим мысленным взором после слов Белки.
— И что? — спросила я, уставившись на нее.
— Что — и что?
— Ты что, испугалась, когда это услышала?
— Да нет, — Белка покачала головой. — Просто мне это кое-что напомнило. — Она быстро взглянула на меня и снова отвела глаза.
— А кто тебе это рассказал?
— Галка.
— Интересно, как это так получилось, что она рассказала тебе об этом именно сегодня? — спросила я, не скрывая подозрительности.
— Ну… — замялась Белка. — Вообще-то это я завела разговор обо всяких страшилках.
— Зачем?
— Так, на всякий случай.
Все понятно. Белка разведывает обстановку. Это я одобряю. Но я не одобряю того, что она действует скрытно, за моей спиной. И при этом смотрит на меня так сочувственно…
— Не пойму, почему ты разговариваешь со мной, как с тяжелобольной, — произнесла я бесстрастным тоном.
— Вовсе нет, — возразила Белка.
— Не нет, а да. И ты, и Ваня…
— Кстати, а где он? — Белка с радостью ухватилась за возможность сменить тему разговора.
— Откуда мне знать?
— Я думала… — начала Белка.
— Больше не думай.
В этот момент у меня в носу вдруг засвербело со страшной силой и я, наконец, разразилась жутким чихом, который практически вывернул меня наизнанку.
— Будь здорова, — благодушно произнесла Белка.
— Да уж, на здоровье не жалуюсь, — я вытирала набежавшие на глаза слезы. — Просто пыли надышалась.
— Может, выйдем на свежий воздух, — предложила Белка.
— Давай, — кивнула я.
Мы вышли и уселись на крыльцо. Только Белка собралась продолжить начатый в доме разговор, как над калиткой показался Ваня, вернее, его верхняя половина.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он.
— Привет, — отозвалась Белка.
— Что это ты тут делаешь? — спросила я сердито.
— Да я просто мимо проходил. Я, вообще-то, к Антону иду.
— К Антону? — переспросила я. — Ну-ну. А это как раз самый ближний путь.
От дома Вани до дома Антона метров пятьсот прямо по улице. Мой же дом находится на соседней улице, практически на краю деревни, и мимо него можно попасть только в лес, на речку и на кладбище.
— А я не ищу легких путей, — высокопарно заявил Ваня, продолжая стоять у калитки.
— Ладно, я пошла, — сказала Белка, — Надо Алинку ужином покормить.
— По-моему, у бабы Груши это лучше получается, — возразила я.
— Все равно, надо проконтролировать.
Белка открыла калитку, протиснулась мимо Вани и удалилась в сторону дома бабы Груши. Я проводила ее взглядом, потом встала и подошла к калитке.
— Ну что? — спросила я. — Пришел меня защищать?
Ваня топтался на месте, видимо, не зная, на что решиться. Если он скажет «да», я могу рассвирепеть, а если «нет»… то вообще, неизвестно, что я выкину. Могу даже обидеться, наверное.
— Ты так смотришь, — пробормотал он, наконец.
— Как?
— Как наш сержант на учениях, — выпалил Ваня.
— Ну, ладно, — произнесла я. — Ты, кажется, шел к Антону. Он, наверное, тебя заждался.
Я отвернулась, собираясь уходить. Но Ваня довольно невежливо, на мой взгляд, схватил меня за руку, которую я поместила на калитку.
— К черту Антона, — почти прорычал он. Потом, взглянув мне в глаза и, видимо, догадавшись, что я думаю о его манерах, продолжил уже совсем спокойным голосом, — я, собственно, и не собирался к нему…
— Ты такой непостоянный, Ваня. То собираешься, то не собираешься.
— Неправда! Я постоянный. Когда надо.
— Отпусти мою руку, — попросила я. — Пока не сломал.
— Извини. Я, кажется, слишком сильно ее сжал.
— Да нет, ничего, — сказала я, потирая запястье. — Кость не сломана.
— А может, вместе сходим? — спросил Ваня. — Прогуляемся заодно.
— К Антону? — удивилась я.
— Можно и к Антону. А можно ко мне зайти по дороге. Ты еще ни разу не была у меня в гостях.
Я, опешив от такой то ли наглости то ли непосредственности, совершенно неожиданно для самой себя, согласилась.
— А что, пошли. Все равно делать нечего.
«Кроме как ждать новых «представлений», — добавила я про себя.
И мы пошли.
Глава 10, повествующая о доблестном защитнике Ване
Я остановилась перед Ваниным домом, заглядывая во двор через калитку, которая доходила мне до подбородка. Это была очень высокая калитка, обычно все калитки в Васильках чуть выше пояса, чтобы удобно было открывать вертушку или щеколду, расположенную с внутренней стороны.
Дом мне сразу понравился. Большой, из толстых светлых бревен, с черепичной крышей и просторной открытой верандой. Забор тоже был деревянный, именно такой, о каком мечтала бабушка, метрах в пятидесяти от дома виднелась крыша ажурной беседки. Но я изобразила на своем личике ухмылку и изрекла:
— Симпатичный домик.
— Тебе не нравится? — заволновался Ваня.
— Ты что, глухой? Я же сказала: симпатичный домик.
— Да, но ты это так сказала…
— Как?! — возмутилась я.
— Так, как будто имеешь в виду прямо противоположное.