— Начали! — крикнула Белка.
Я закрыла окно, оставив форточку приоткрытой, как было в ту ночь, легла на свою кровать и прислушалась. Ничего. Полежав минут пять, я высунулась в окно.
— Ну что? — спросила Белка.
— Я ничего не слышала.
— Теперь попрыгай и потопай, — крикнула Белка Ване.
Я снова закрыла окно и подошла к кровати. Через некоторое время я услышала слабые приглушенные удары, доносящиеся как будто через толстый слой ваты.
— Чуть-чуть слышно, но совсем не то, — крикнула я Белке. — Иди сама послушай.
— Продолжай прыгать! — крикнула Белка Ване и влезла через окно в мою комнату.
Некоторое время мы вместе слушали, как Ваня беснуется на чердаке, хотя по звукам было совсем не похоже. Потом мы вылезли в окно и сообщили Ване, что он может прекратить свои упражнения.
Ваня слез с чердака слегка запыхавшийся.
- Ну что? — спросил он.
— Ничего, — сообщила Белка. — То есть, когда ты начал прыгать, были слышны какие-то звуки, но на тяжелые шаги они совсем не похожи.
— Да, — подтвердила я. — Похоже, ты слишком легкий для этого эксперимента.
— Я — легкий? — обиделся Ваня. — Да ты знаешь, сколько я вешу?
— Лучше не говори, — сказала Белка. — Она испугается.
Ваня почесал затылок. Мне очень захотелось повторить за ним это движение.
— Очень трудно представить, — сказала я, — человека, который весит раз в пять больше тебя, — я с сомнением окинула Ваню взглядом. — А, может, даже и в десять.
— Таких людей не бывает, — сказала Белка.
Я смотрела на дверь чердака, на крючок, который Ваня аккуратно закрыл, и по моей спине полз неприятный колючий холодок.
Алинка — очень мудрая женщина. Это я о том, как она управляется с колиными пацанами.
Сначала они перед ней выпендривались. Каждый старался показать, что он круче. Доходило до побоев и слез, в том числе под горячую руку попадало и Алинке. Но теперь она изменила тактику. Сначала одного похвалит, потом другого. Потом опять одного, и опять другого. В порядке строгой очередности и по справедливости. А те и рады стараться. И домики с ней строят, и воду для куклиной ванны на самосвалах возят, и чай пьют понарошку из крохотных чашечек. В общем, все довольны, а больше всех — Света.
Они с Белкой в это время сидят, загорают, языки упражняют. В основном на темы чем кормить, чему учить и как достичь правильного и гармоничного развития ребенка в сегодняшней непростой политической и экономической обстановке.
А я сижу, зеваю.
— Скучно, — сказала Светка, глядя на меня.
— Скучно? — удивилась я.
— А тебе, что, весело? — посмотрела на меня Светка с подозрением.
— Ну, не то чтобы весело… — замялась я.
«Скорее, страшно интересно. А временами просто страшно…», — вертелось у меня на языке.
— Я слышала, у тебя роман с Макаровым.
— С кем?
Светка растянула губы и пожала плечами.
— С Иваном Макаровым, — произнесла она раздельно.
— Это… что ли… с Ваней?
— Ты что, даже фамилию его не знаешь?
— Нет, — пролепетала я.
— Да-а. То есть вам точно не скучно, — сделала она неожиданный вывод.
— А кто он, этот Ваня? — спросила Белка.
Белка и Света смотят на меня одинаково вопросительно. Как так получилось, что разговор свернул куда-то совсем не туда?
— Тракторист, — ответила я.
— Что, правда? — удивилась Света.
Я пожала плечами.
— Он так говорит.
— Не стоит верить всему, что говорят мужчины, — назидательно сказала Белка.
— Я в курсе.
Мы помолчали, задумавшись о склонности мужчин ко лжи и вероломству.
— По-моему, между вами летают какие-то искры, — произнесла, наконец, Белка.
— С чего ты взяла? — возмутилась я. — Ничего никуда не летает.
— Может, ты сама еще не знаешь, а со стороны уже заметно.
— Как заметно?
— Ты цветешь, а Ваня чахнет на глазах.
— И что? Может быть, одно с другим вообще никак не связано.
— Все может быть. Но я точно знаю, что женщины от любви расцветают, а мужчины выглядят, как больные овцы.
— Кто это сказал?
— Точно не помню, кажется, мисс Марпл.
— Точно, она, — подтвердила Света. Еще одна любительница детективов.
— Никак не могу понять, почему это ты такая мудрая? Ты меня старше года на три, не больше, — обратилась я к Белке.
— На пять. А причина моей мудрости вон там, шоколадку доедает, — Белка с нежностью посмотрела на Алину, которая облизывала вымазанные шоколадом пальцы.
— Что, от этого так мудреют?
— Да.
— Как-то ты невесело вздыхаешь…
— Может, тебе еще рано это знать, но с того момента, как у тебя появится ребенок, ты уже никогда не будешь по-настоящему беззаботной и безмятежной.
И она посмотрела на молчаливую Свету. Та кивнула.
Я была очень удивлена.
— Странно это от тебя слышать. Мне-то казалось, что ты — сама беззаботность. Такая же, как твоя дочка. Тебе как будто тоже пять лет.
— Конечно, мне тоже пять лет, — улыбнулась Белка. — Я, правда, вместе с ней снова переживаю детство. Но, знаешь, иногда, очень часто, я просыпаюсь среди ночи и бегу проверять, дышит ли она… Может, это задвиг какой. Это у меня с того самого момента, как она родилась. Я все время за нее боюсь. Хотя, конечно, не думаю об этом ежесекундно…
— Ну, ночью всем в голову разная ерунда лезет.
— Да-а. И днем, бывает, тоже.
— Наверное, это нормально.
— Да нет, в психушку мне точно рано, — сказала Белка. — Так вот, о мудрости… На многое смотришь по-другому, когда у тебя есть такое вот чудо. Замечаешь то, на что раньше не обращала внимания и начинаешь видеть немного дальше своего собственного носа.
Белка подергала себя за нос и мы рассмеялись. В этот момент Алина прикончила-таки шоколадку и со вздохом сказала:
— Я вся такая чумазая. Придется идти умываться.
И они пошли умываться. А я, может быть, впервые, всерьез задумалась о том, какой я стану, когда у меня появятся дети. Девочка. И мальчик. Может, еще девочка. Там посмотрим.
Подушка была такой прохладной и успокаивающей… Я закрыла глаза. Спать мне, в общем-то, не хотелось, просто я немного устала. Перед глазами замельтешили обрывки сегодняшних событий. Ваня, чердак, сундуки, мелкие пылинки, пляшущие в потоке света, проникающего в маленькое слуховое окошко. Бабушкины платья, шляпы, чугунные утюги в углу…
Я подскочила на кровати. Не было утюгов. В первый раз были, а сегодня не было.
Или были? Может, я просто не обратила на них внимания? Я попыталась сосредоточиться и увидеть чердак таким, каким он был сегодня. Вот я поднимаюсь по лестнице, смотрю на Ваню, который зачем-то стучит по крыше, принюхиваюсь к запаху нафталина, доносящемуся из открытого сундука… Почему открыт сундук? Это я его открыла в прошлый раз и забыла закрыть. Подхожу к сундуку и заглядываю в него. Вроде бы все на своих местах. Я брожу по периметру чердака, дохожу до того самого угла, сворачиваю… И что? Если бы там были утюги, я бы об них споткнулась. А я не споткнулась, следовательно, их не было. Логично? Вроде бы да. Но, может быть, я просто обошла их, не заостряя на этом внимания. Потому что как раз в этот момент я одним глазом наблюдала за Ваней, который стоял напротив окна и солнечные лучи, проходящие через его волосы, образовали вокруг его головы золотистое свечение, а лица его совсем не было видно, но я чувствовала, что он улыбается… Опять я не о том.
Уснуть все равно не получится. Я вылезла из-под одеяла и пошла на кухню выпить кофе. Хорошая порция кофеина никогда не мешала мне уснуть. В отличие от непрошенных мыслей.
Щелкнув выключателем, я сощурилась: слишком ярко. Поэтому я выключила свет на кухне, оставив тусклую лампочку в коридоре, и поставила чайник на плиту. Потом я подошла к окну и остановилась, неожиданно погрузившись в какое-то оцепенение. Я ни о чем ни думала, просто смотрела, как сгущаются сумерки, как силуэты яблонь и слив становятся темнее и выглядят совсем иначе, чем днем, на фоне серо-сиреневого неба. В сумерках все привычные предметы становятся необыкновенными и загадочными. Мне всегда нравилось именно это время… Но сегодня эта загадочность показалось мне какой-то тревожной. Как будто что-то недружелюбное притаилось в таком знаком саду. Чайник засвистел, сделав шаг в сторону плиты, я его выключила и снова вернулась на свой наблюдательный пункт.
Уже было начало двенадцатого, и видимость ухудшилась. Создавалось ощущение, что перед глазами находится тонкое полупрозрачное покрывало, которое позволяет видеть контуры предметов, но не дает разглядеть детали. Я слышала, как ветер шелестит в листве и где-то вдалеке протяжно мычит корова. Мне захотелось укутаться во что-нибудь теплое и мягкое, а еще неплохо было бы, наконец, выпить горячего чаю. Но я никак не могла выйти из оцепенения и оторваться от окна. Наконец, мысль о теплом джемпере и чашке ароматного чая все же взяла верх, и я сделала шаг назад.
В этот момент я заметила, как какая-то темная фигура, закутанная в длинный черный балахон с капюшоном, появилась из-за беседки. Я вздрогнула и ухватилась рукой за раму окна. Фигура остановилась, повернулась в мою сторону и я увидела, что под черным капюшоном, там, где должно быть лицо, ничего нет… Фигура постояла немного и исчезла, растворившись в воздухе.
Я не могла пошевелиться. Все тело сковал тяжелый, липкий страх. Я боялась повернуть голову и посмотреть назад. У меня было ощущение, что весь мир в одно мгновение изменился, стал непонятным, страшным и жутко враждебным. В глазах все плыло, и я поняла, что могу прямо сейчас, первый раз в жизни, потерять сознание.
Все звуки исчезли, вокруг была пугающая, непривычная тишина. Мне даже показалось, что я осталась одна на целом свете, одна из людей, одна, и меня окружают только жуткие нечеловеческие существа. И самая главная их жуть заключается в том, что у них нет лиц…
Вдруг где-то залаяла собака, за ней еще одна, послышался шум проезжающего автомобиля и даже, кажется, чей-то смех. Я метнулась к выключателю и включила свет. На кухне, в ванной, во всех комнатах… Сердце стало биться почти ровно, без перебоев. Я прислонилась к стене в коридоре, потому что почувствовала, как дрожат и подгибаются коленки, а зубы противно стучат, нижние об верхние, или наоборот. На глаза наворачивались слезы.
Когда раздался осторожный стук в дверь, я подпрыгнула так, что чуть не откусила язык. Несколько секунд я колебалась. Стук повторился, уже настойчивее. Я прошмыгнула на кухню и выдвинула ящик. Нож. Нет, не то. Где-то есть маленький топорик. Нет, это еще страшнее. Я схватила скалку и подошла к двери.
— Кто там? — спросила я хриплым и совершенно не своим голосом.
— Катька, это ты? — услышала я голос Белки. — Что там у тебя происходит? Да пусти же меня, наконец!
Я распахнула дверь, скалка выпала из моих рук и я, самым глупым образом, разрыдалась в объятиях удивленной и испуганной Белки.
— Что случилось? — спрашивала Белка, которая усадила меня на диван в гостиной, а я почему-то не могла ответить. — На тебя кто-то напал? Ты чего-то испугалась? Ну не молчи, скажи, что же все-таки произошло?
Я помотала головой.
— Ничего, — наконец, выдавила я.
— Как это ничего? — возмущенно удивилась Белка. — Может, тебя Ваня обидел?
— Да нет, — я махнула на нее рукой.
— Катя, соберись, — твердо произнесла Белка. — Ты должна мне сказать, что произошло.
— Я видела… — попыталась я начать фразу.
Белка молча смотрела на меня ожидая продолжения.
— Просто там что-то стояло… смотрело на меня… и у него не было лица, — закончила я прерывающимся шепотом.
Глава 9, где речь заходит о Пустом человеке
Утро было теплым и солнечным. За окном перекрикивались звонкоголосые птицы, где-то вдалеке кричали петухи и мычали коровы.
Невозможно было представить, что в этом простом, ясном и дружелюбном мире могут существовать какие-то жуткие фигуры в темных балахонах.
Я откинула одеяло и вскочила на ноги. Потом распахнула окно, и солнечный свет, вместе со свежим утренним воздухом ворвался в комнату. Мне показалось, что этого недостаточно, и я подбежала к двери и хотела рывком открыть ее, чтобы воздуха и летних утренних запахов в моем доме стало как можно больше.
Дверь уперлась во что-то тяжелое и не хотела дальше открываться. Причем это что-то вдруг зашевелилось и пробормотало несколько трудноразличимых, но явно недружелюбных слов.
Я высунула голову наружу.
— Ваня!
Вот это да.
— Ты что здесь делаешь?
Ваня быстро вскочил и попытался изобразить лицом и всем остальным организмом неестественную бодрость. Возможно, ему казалось, что у него это получилось, но на самом деле его глаза были красные и заспанные, волосы взъерошены раз в пять больше обычного, а на щеке — четкий отпечаток ремешка от часов, включая застежку.
— Я… это… Зашел пожелать тебе доброго утра, — сказал Ваня, глядя на мои босые ноги.
Ночнушка у меня не очень-то длинная. И на ней нарисован розовый зайчик.
— Я сейчас! — крикнула я и умчалась в спальню за халатом. По пути заглянула в зеркало и обнаружила, что выгляжу не намного лучше Вани, так как еще не умывалась и не причесывалась. Я схватила расческу, несколько раз провела по волосам и помчалась обратно. Ваня все еще мялся у порога.
— Ну, начинай, — скомандовала я.
— Что? — Ваня уставился на меня испуганными непонимающими глазами.
— Желать мне доброго утра, — подсказала я.
— А… — протянул Ваня. — Доброе утро, — пробормотал он. — Как спалось?
— Ладно, хватит, — махнула я рукой. — Ты зачем на крыльце спал? Там холодно и неудобно.
— Я не спал, — сказал Ваня. — Так, закемарил немного под утро.
Я покачала головой.
— Всю ночь дежурил?
— Да я так, немного…
— Я же вчера сказала, что не нужно.
Ваня опустил глаза.
Вчера он появился, когда я уже успокоилась. А успокоилась я, надо сказать, довольно быстро. Не такие уж и слабые у меня нервы, как кому-то хотелось бы. Я рассказала им с Белкой о посетившем мой сад существе без лица и Ваня долго рыскал возле беседки с фонариком в руках, но ничего интересного не обнаружил. И неинтересного тоже. Потом все разошлись по домам, и я в тот момент была совершенно спокойна и даже настроена воинственно по отношению к любым пришельцам. Ваня пообещал, что пойдет спать, так как совершенно очевидно, что ничего интересного сегодня больше не случится. Не больше одного номера в день, или в ночь, — это правило мои «артисты», кажется, соблюдали неукоснительно. Видимо, не хотели перенапрягаться.
— Кофе хочешь? — спросила я.
Ваня молча кивнул.
— Проходи пока на кухню. Или лучше в гостиную. А я пойду умоюсь.
Я не только умылась, но и переоделась в шорты и футболку. А то этот халат почему-то все время распахивается на груди. Потом я нашарила в шкафчике новую зубную щетку и торжественно вручила ее Ване с предложением умыться, чтобы почувствовать себя человеком.
— Спасибо, — сказал он и посмотрел на меня преданным взглядом. — Надеюсь, я не очень…
— Что — не очень?
— Ну… тебя затрудняю.
Я фыркнула.
— Как только ты начнешь меня очень затруднять, я сразу выставлю тебя за дверь, — заявила я, на что Ваня вздохнул с облегчением и улыбнулся.
Пока он плескался в ванной, я приготовила омлет с сыром и сварила кофе.
— Как вкусно пахнет, — восхитился Ваня, входя на кухню. Вид у него был уже не такой помятый, хотя в глазах осталась краснота и немного усталости.
Я жестом пригласила его садиться за стол, разложила омлет по тарелкам, потом, подумав, быстренько сделала салат из огурцов с укропом и сметаной и нарезала хлеб. Ваня умял все с большим аппетитом, сообщив, что никогда в жизни не ел такого вкусного омлета. Я недоверчиво пожала плечами, и мы принялись за кофе.
— Ну, о чем мы будем беседовать за чашкой кофе? — спросила я.
— Мне бы хотелось что-нибудь о тебе узнать, — нерешительно сказал Ваня.
— Когда я была маленькой девочкой, я приезжала на лето в Васильки, — выдала я ценную информацию.
— Повезло Василькам, — тихо пробормотал Ваня.
— Тебя тут не было, — продолжала я.
— К сожалению.
— Где ты был?
— Дома, в пионерском лагере, на сборах…
— На сборах?
— Ну да. Я легкой атлетикой занимался.