Уолден засомневался.
– Откуда бы бунтарям узнать об этом?
– Я просто рассуждаю, – ответил Томсон. – А покушение действительно могло бы помешать переговорам?
– Безусловно, – сказал Уолден. От этой мысли ему стало не по себе. – Если бы царю сообщили, что его племянник убит в Лондоне, да еще каким-то революционером, да еще эмигрантом из России, он бы пришел в крайнее негодование. Вы ведь знаете, Томсон, как российские власти относятся к тому, что мы принимаем здесь их политических эмигрантов – наша политика открытых дверей долгие годы вызывала трудности в дипломатических отношениях между нами. А покушение может на целых двадцать лет расстроить всякие русско-английские связи. Ни о каком союзе тогда не может быть и речи. Томсон понимающе кивнул.
– Этого я и боялся. Что ж, сегодня вечером нам ничего больше не сделать. А завтра я поставлю на ноги все отделение. Обыщем парк, допросим ваших слуг и устроим облаву на анархистов в Ист-Энде.
Алекс спросил:
– Как вам кажется, вы сможете поймать того человека?
Уолдену ужасно хотелось, чтобы Томсон ответил утвердительно, но этого не случилось.
– Это будет нелегко, – ответил детектив. – Он, конечно, все продумал заранее, так что у него где-то есть нора, чтобы там пересидеть. А у нас даже нет его точного описания. Если только он не обратится в больницу по поводу ранения, шансы наши не очень-то велики.
– Возможно, он еще раз попытается убить меня, – сказал Алекс.
– Поэтому нам и надо принять защитные меры. Предлагаю вам завтра же покинуть этот дом. Мы снимем для вас, под фальшивым именем, разумеется, верхний этаж в одном из отелей и предоставим телохранителя. Лорду Уолдену придется встречаться с вами тайно, а вам, в свою очередь, безусловно, придется вести весьма замкнутую жизнь.
– Безусловно. Томсон встал.
– Уже поздно. Начнем действовать завтра.
Уолден звонком вызвал Причарда.
– Вас ждет экипаж, Томсон?
– Да. Завтра утром давайте созвонимся.
Причард пошел проводить Томсона, а Алекс отправился спать. Уолден велел Причарду запереть дом, а потом сам пошел наверх. Спать ему не хотелось. Раздеваясь, он позволил себе немного расслабиться и заново пережить все те сложные чувства, которые до сих пор держал в узде. Поначалу он даже ощущал гордость – как никак, думал он, а я вытащил шпагу и прогнал нападавшего: не так уж плохо для пятидесятилетнего подагрика! Но потом его охватила подавленность, когда он начал вспоминать, с каким хладнокровием все они принялись обсуждать дипломатические последствия гибели Алекса – блестящего, жизнерадостного, скромного, красивого, умного Алекса, выросшего на глазах у Уолдена.
Он лег в постель и так и лежал без сна, все вспоминая тот момент, когда распахнулась дверь экипажа и на пороге возник человек с револьвером. Теперь он чувствовал страх, не за себя или Алекса, а за Лидию и Шарлотту. Мысль о том, что и их могли убить, вызвала у него дрожь. Он вспомнил, как держал Шарлотту на руках восемнадцать лет назад, тогда светловолосую и совсем еще без зубов, вспомнил, как она училась ходить и все время шлепалась наземь, вспомнил, как подарил ей пони, и как ее радость от этого подарка оказалась и самой большой его радостью, он вспомнил, как всего несколько часов назад она, уже взрослая и красивая женщина, с высоко поднятой головой предстала перед королевской четой. Если бы она погибла, подумал он, я бы этого не перенес.
А Лидия: если бы погибла Лидия, я бы остался один. Эта мысль заставила его подняться и пройти к ней в комнату. У ее постели горел ночник. Она глубоко спала, лежа на спине, с чуть приоткрытым ртом, и ее светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Она выглядела такой трогательной и беззащитной. Я никогда не умел объяснить тебе, как сильно я тебя люблю, подумал он. Внезапно ему захотелось прикоснуться к ней, почувствовать, что она живая, теплая. Он лег с ней рядом и поцеловал. Губы ответили ему, но сама она не проснулась. Лидия, пронеслось у него в голове, я бы не смог жить без тебя. Лидия долго лежала без сна, думая о том человеке с револьвером. Потрясение было сильным, она даже закричала от ужаса – но дело было не только в этом. В том человеке, в его движениях, фигуре, одежде, было что-то столь сверхъестественно зловещее, что вызывало мысль о привидении. Она сожалела, что не увидела его глаз.
Спустя некоторое время, приняв снотворного, она заснула. Ей снилось, что в ее спальню вошел тот вооруженный мужчина и лег с ней в постель. То была ее теперешняя спальня, но во сне ей снова было восемнадцать лет. Человек положил револьвер на белую подушку подле ее головы. Лицо его все еще было замотано шарфом. Она поняла, что любит этого человека. И через шарф поцеловала его губы.
Любовь его была прекрасна. Ей стало казаться, что все это ей только снится. Ей хотелось видеть это лицо. Она спросила: «Кто ты?» – и голос ей ответил: «Стивен». Она знала, что это не так, но револьвер, лежавший на подушке, вдруг превратился в шпагу Стивена, и с кончика ее капала кровь. И тут ее охватили сомнения. Она прильнула к этому мужчине в страхе, что сон закончится, а утоление так и не придет. В смутном сознании ее перемешались сон и явь, но сила сна была сильнее. Ее охватило ощущение необыкновенной физической радости, и самообладание стало покидать ее. В момент наивысшего восторга человек из сновидения сдернул с лица шарф, Лидия открыла глаза и увидела над собой лицо Стивена; и в первый раз за девятнадцать лет она закричала в экстазе.
Глава 5
Со смешанными чувствами ожидала Шарлотта бала в честь первого выхода в свет Белинды. Она еще ни разу не была на балу в городском доме, хотя много раз присутствовала на загородных и особенно часто в замке Уолденов. Танцевать она любила и знала, что делает это хорошо, но ей ужасно не нравилось сидеть у стенки с невзрачными девицами и ждать, будто ты на торжище, пока какой-нибудь молодой человек не выберет тебя и не пригласит на танец. Она недоумевала, почему же среди просвещенных, светских людей нельзя это устроить как-то более цивилизованно.
В дом дяди Джорджа и тети Клариссы на Мейфер они прибыли за полчаса до полуночи, что, по словам мамочки, было самым ранним и допустимым временем прибытия на лондонский бал. Между тротуаром и воротами в сад, превращенными на время бала в древнеримскую триумфальную арку, был устроен полосатый навес и положен красный ковер.
Но даже эти ухищрения не подготовили Шарлотту к тому, что она увидела, пройдя через арку. Весь сад был превращен в античный атриум. В изумлении глядела она вокруг. На месте лужаек и клумб возникла танцевальная площадка с полом из твердой древесины, выложенной черными и белыми квадратами наподобие мраморных плит. Площадка обрамлялась белой колоннадой, увешанной гирляндами лавра. За колоннадой в некоем подобии галереи располагались скамейки для тех, кто не участвовал в танцах. В центре атриума красовался фонтан в виде мальчика с дельфином, плещущихся в мраморном бассейне, и струйки воды подсвечивались цветными прожекторами. На балконе верхней спальни оркестр вовсю играл рэгтайм. Стены декорированы гирляндами вьюнов и роз, с балкона свешиваются корзины бегоний. И все это пространство, от карниза дома до садовой стены, покрыто полотняным тентом нежно-голубого цвета.
– Настоящее чудо, – сказала Шарлотта.
А папа заметил брату:
– Ну и гостей у вас, Джордж.
– Мы пригласили восемьсот человек. А что, черт возьми, случилось с тобой в парке?
– О, не так уж все страшно, как говорят, – папочка натянуто улыбнулся. Он взял Джорджа под руку и они отошли в сторону, чтобы поговорить без помех.
Шарлотта занялась изучением гостей. Все мужчины были одеты по вечернему парадно – белый галстук, белый жилет и фрак. Это особенно идет молодым мужчинам, подумала Шарлотта, или во всяком случае – стройным; тогда во время танцев они выглядят ослепительно. Разглядывая туалеты дам, она пришла к выводу, что их собственные с матерью платья были, хоть и изысканны, но чуточку старомодны со всеми этими оборками и шлейфами, сильно приталенные. На тетушке же Клариссе было длинное, прямое, узкое платье с облегающей юбкой, в которой было бы трудно танцевать, а на Белинде восточные шальвары.
Шарлотта поняла, что никого из гостей она не знала. Кто же пригласит меня танцевать, подумала она, вслед за папой и дядей Джорджем? Однако, младший брат тети Клариссы, Джонатан, провальсировав с ней, представил ее троим молодым людям, учившимся с ним в Оксфорде, и они тоже танцевали с ней. Она нашла их беседу однообразной: сказав, что пол для танцев очень хорош и что оркестр Готлиба чудесен, они выдыхались. Шарлотта попыталась было поддержать беседу, задавая вопрос: «Не считаете ли вы, что у женщин должно быть право голоса?» – И получила ответы: «Конечно, нет», «Не имею понятия» и «Но вы ведь не одна из этих самых?» Последний из ее партнеров по имени Фредди повел ее в дом поужинать. Это был довольно холеный молодой человек с правильными чертами лица, наверное красивый, подумала Шарлотта, и светлыми волосами. Он заканчивал первый курс в Оксфорде. В Оксфорде довольно весело, сказал он, но тут же признался, что он не большой охотник до книг и что, пожалуй, в октябре он не вернется в Оксфорд.
Внутри весь дом был украшен цветами и ярко освещен электрическими лампами. На ужин подавались горячий и охлажденный супы, омары, куропатки, клубника, мороженое и персики из теплиц.
– Всегда одно и то же меню на ужин, – заметил Фредди. – Все приглашают одного и того же повара.
– Вы часто посещаете балы? – спросила Шарлотта.
– Боюсь, что да. В сезон почти постоянно.
В надежде, что это ее как-то развеселит, Шарлотта выпила шампанского, а потом оставила Фредди и пошла бродить по гостиным дома. В одной из них шла игра в бридж. В другой беседовали две пожилые графини. В третьей мужчины постарше играли в бильярд, а молодые курили. Там же Шарлотта увидела и Белинду с сигаретой в руке. Шарлотта никогда не видела никакого смысла в курении, разве что ради того, чтобы выглядеть опытной и искушенной. И Белинда действительно выглядела таковой.
– Мне ужасно нравится твое платье, – сказала Белинда.
– Не выдумывай. А вот ты и впрямь потрясающа. Как тебе удалось уговорить мачеху разрешить тебе нарядиться нот так?
– Она бы и сама хотела так одеться!
– Впечатление, что она намного моложе моей мамы. Но она и в самом деле моложе.
– Кроме того, мачеха – это несколько другое. Что там с тобой случилось после приема во дворце?
– О, совершенно невероятное! Какой-то сумасшедший наставил на нас револьвер!
– Твоя мама мне рассказала. Ты, наверное, жутко испугалась?
– Некогда было – мне пришлось успокаивать мамочку. Но потом я действительно пережила страх. А помнишь, ты во дворце сказала, что хочешь о чем-то поговорить со мной?
– Ах, да! Ну, слушай, – она отвела Шарлотту в сторонку, подальше от молодых людей. – Я узнала, каким образом они выходят наружу.
– Кто?
– Младенцы.
– О! – Шарлотта вся обратилась в слух. – Рассказывай же.
Белинда понизила голос.
– Они выходят у тебя между ног, там где писаешь.
– Там очень узко.
– Оно растягивается.
Как это ужасно, подумала Шарлотта.
– Но это еще не все, – продолжала Шарлотта. – Я узнала, как все это начинается.
– И как же?
Взяв Шарлотту за локоток, Белинда прошла с ней в дальний угол комнаты. Они остановились у зеркала, обрамленного гирляндами роз. Белинда заговорила почти шепотом.
– Ты знаешь, что, когда выходишь замуж, то должна спать в одной постели с мужем?
– Неужели?
– Да.
– У папы и мамы отдельные спальни.
– Смежные?
– Да.
– Это для того, чтобы они могли спать в одной постели. – Зачем?
– Затем, что для того, чтобы появился ребенок, муж должен засунуть свой крючок вот в это самое место, откуда выходят младенцы.
– Какой такой крючок?
– Тсс! Это то, что у мужчины между ног – разве ты никогда не видела репродукцию «Давида» Микельанджело?
– Нет.
– Ну, это то, чем они писают. Похоже на палец.
– И чтобы завести детей, нужно делать это?
– Да.
– И все женатые люди должны это делать?
– Да.
– Как отвратительно. Кто тебе это рассказал?
– Виола Понтадэрви. Она поклялась, что все так и есть.
Но Шарлотта, сама не зная почему, и не сомневалась в этом. Услышанное словно напомнило ей о чем-то давно забытом. Во всем этом, как ни странно, был смысл. Тем не менее она испытала физический шок. Он был подобен чувству тошноты, которое она иногда ощущала во сне, когда ужасное подозрение оказывалось правдой, или же когда она страшилась падения и обнаруживала, что на самом деле падала.
– Я очень рада, что ты разузнала обо всем, – сказала она. – Иначе же, если выходишь замуж, ничего не зная об этом... как неловко все может обернуться!
– Считается, что мама должна обо всем рассказать дочери накануне свадьбы, но если мамочка слишком стеснительная, то ты просто... узнаешь про это, когда оно происходит.
– Слава Богу, что нашлась Виола Понтадэрви – Тут вдруг Шарлотте пришла в голову одна мысль. – А это как-то связано с кровотечением, которое, ну... случается каждый месяц?
– Я не знаю.
– Наверное, связано. Все эти вещи связаны между собой – все, о чем люди не говорят. Что ж, теперь понятно, почему об этом не говорят – все это так отвратительно.
– То, чем занимаются в постели, называется половым сношением, но Виола сказала, что простые люди называют это просто траханьем.
– Похоже, она многое знает.
– У нее есть братья. Они рассказали ей давным-давно.
– А откуда они сами узнали?
– От старших мальчиков в школе. Мальчишки всегда интересуются подобными вещами.
– Что ж, – произнесла Шарлотта, – во всем этом есть какая-то жутковатая привлекательность.
Вдруг в зеркале она увидела отражение тети Клариссы.
– Что это вы тут запрятались в угол? – спросила она. Шарлотта покраснела, но тете Клариссе, видимо, и не нужен был ответ, потому что она тут же добавила:
– Пожалуйста, Белинда, пойди пообщайся с гостями – это ведь твой бал.
Она удалилась, и девушки стали прогуливаться по гостиным. Гостиные были устроены вкруговую, так что, пройдя их все, можно было снова оказаться в самом начале, на верхней площадке лестницы. Шарлотта сказала:
– Думаю, я никогда бы не смогла заставить себя делать это.
– Неужели? – спросила Белинда с несколько странным выражением лица.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не знаю. Просто я думала об этом. Может быть, это приятно.
Шарлотта в изумлении уставилась на нее. – Мне надо пойти танцевать, – сказала она. – Увидимся позже.
Она стала спускаться по лестнице. Наблюдая за ней, Шарлотта задумалась, сколько же потрясающих тайн жизни откроется перед ними.
Вернувшись в столовую, она выпила еще бокал шампанского. Каким странным способом продолжается род человеческий, размышляла она. Наверное, животные делали что-то подобное же. А птицы? Нет, птицы откладывают яйца. Боже, а что за слова! Крючок и траханье. Все эти сотни элегантных, изысканных людей вокруг знали эти слова, но никогда не произносили вслух. А раз их не произносили, то они казались стыдными. А раз казались стыдными, то их и не произносили. Во всем этом было что-то глупое. Если Создатель предопределил людям трахаться, то зачем делать вид, что этого нет.
Допив бокал, она прошла к танцевальной площадке. Папа и мама танцевали там польку и делали это прекрасно. Мамочка уже оправилась после происшествия в парке, но папа все еще никак не мог о нем забыть. В белом галстуке и фраке он выглядел великолепно. Если бы у него болела нога, он не стал бы пускаться в пляс, но видимо, сегодня она его не беспокоила. Для такого крупного мужчины он очень легко двигался. По всему было видно, что мама веселилась вовсю. Во время танцев она всегда позволяла себе немного расслабиться. Ее обычная сдержанность улетучилась, она широко улыбалась, а ее лодыжки так и мелькали из-под платья.
Когда полька закончилась, папочка увидел Шарлотту и подошел к ней.
– Могу ли я пригласить вас на танец, леди Шарлотта?
– Конечно, милорд.
Заиграли вальс. Папа казался рассеянным, но тем не менее вел ее в танце очень уверенно. Интересно, а у меня такой же сияющий вид, как у мамочки, подумала она. Наверное, нет. Вдруг она подумала о том, чем занимаются ее родители в постели, и эта мысль показалась ей ужасно обескураживающей. Папа спросил: