Так вот почему она так настаивала на этом обеде.
– О, мама, не будь же смешной...
– Что тут такого смешного?
Голос матери прозвучал негодующе.
– Я и тремя словами с ним не перемолвилась.
– Видимо, ты обворожила его не своей беседой.
– Прошу тебя, перестань!
– Ну, хорошо, не буду тебя дразнить. Ступай, переоденься. Надень то кремовое платье с коричневым кружевом – оно очень тебе к лицу.
Шарлотта подчинилась и отправилась к себе в комнату.
«Наверное, мне должно льстить внимание Фредди», – думала она, снимая платье. – «Но почему меня совсем не интересует никто из этих молодых людей? Вероятно, я еще не совсем готова для подобных вещей. К тому же, сейчас меня занимает многое другое. За завтраком папа сказал, что из-за убийства эрцгерцога непременно вспыхнет война. Но девушки не должны интересоваться такими делами Полагается, чтобы я думала о том, как бы обручиться до конца светского сезона – вот об этом и мечтает Белинда. Но не все девушки подобны Белинде – стоит только вспомнить суфражисток».
Одевшись, она спустилась вниз. Поболтала немного с маман, пока та пила свой шерри, а потом они отправились на Гросвенор-Сквер.
Графиня была весьма полной дамой шестидесяти с лишним лет. Она напомнила Шарлотте старый деревянный корабль, гниющий под слоем свежей краски. Званый обед оказался настоящим «девичником». Из мужчин, помимо Фредди, присутствовали племянник графини и один член парламент от консерваторов. Каждую из замужних женщин представили, как жену такого-то. «Если я когда-либо выйду замуж, – решила про себя Шарлотта, – то буду настаивать, чтобы меня представляли, как (именно) меня, а не в качестве чьей-то жены».
И графине, безусловно, было сложно устраивать интересные приемы, потому что множество людей просто не допускалось к ее столу, например, все без исключения либералы, все евреи, все, занимающиеся торговлей или имеющие дело с театром, разведенные и те, кто когда-либо нарушил представление графини о приличном поведении. Таким образом, круг ее друзей был довольно скучным.
Больше всего графиня любила порассуждать о том, из-за чего гибнет страна. Прежде всего, из-за подрывной деятельности (Ллойд Джорджа и Черчилля), вульгарности (Дягилев и пост импрессионисты) и слишком высоких налогов (один шиллинг три пенса из каждого фунта).
Однако сегодня тема гибели Англии уступила первое место новости об убийстве эрцгерцога. Депутат-консерватор весьма нудно объяснял, почему войны тем не менее не будет. Супруга латиноамериканского посла спросила тоном маленькой девочки, так взмутившим Шарлотту:
– Просто не понимаю, почему этим нигилистам нравится бросать бомбы и убивать людей?
У графини и на это был ответ. Оказывается ее доктор объяснил ей, что все суфражистки страдают истерией, а революционеры, по ее мнению, страдают аналогичной болезнью с поправкой на мужской темперамент.
Шарлотта, прочитавшая утренний выпуск «Таймс» от корки до корки, не могла не возразить.
– С другой стороны, причина, возможно, в том, что сербы не хотят подчиняться Австрии.
Маман бросила на нее гневный взгляд, а все остальные посмотрели на нее, как на сумасшедшую, а потом сделали вид, что ничего не слышали.
Фредди сидел рядом. Его круглое лицо словно все время сияло. Он тихо заговорил с ней.
– Послушай, ты говоришь такие невероятные вещи.
– Что такого невероятного я сказала? – удивилась Шарлотта.
– Ну, знаешь ли, можно подумать, ты оправдываешь тех, кто стрелял в эрцгерцога.
– А если бы австрийцы решили захватить Англию, ты бы, наверное, стрелял в эрцгерцогов, не так ли? – Ты просто несравненна, – промолвил Фредди.
Шарлотта отвернулась от него. Ей начало казаться, что она потеряла голос: никто будто не слышал ее слов. Она не на шутку разозлилась.
Тем временем графиня села на своего любимого конька. «Низшие классы ленивы», – утверждала она, а Шарлотта подумала: «И это говорит женщина, не работавшая в своей жизни и дня!»
Далее графиня начала возмущаться тем, что теперь у каждого ремесленника был мальчик-помощник, который нес его ящик с инструментами. «Разумеется всякий рабочий и сам мог бы нести свои инструменты», – заявила она как раз в тот момент, когда лакей подавал ей блюдо с вареным картофелем. А за третьим бокалом вина стала обвинять рабочих в том, что они пьют слишком много пива днем и поэтому к вечеру уже не в состоянии трудиться. «Простой люд слишком избаловался», – продолжала она, а в это время три лакея и две служанки убирали со стола, готовясь принести десерт. «Правительство не должно заботиться о медицинской помощи и пенсиях для неимущих. В низших классах бедность воспитывает бережливость, а это уже само по себе добродетель», – заключила она под конец обеда, которого семье рабочего из десяти человек хватило бы на пару недель. «Люди должны рассчитывать только на самих себя», – проговорила она, когда Батлер помог ей встать из-за стола и пройти в гостиную.
Шарлотта вся кипела от едва сдерживаемой ярости. Разве можно осуждать революционеров за то, что они станут стрелять в таких, как графиня?
Фредди подал ей чашку кофе.
– Потрясающая старая боевая лошадь, эта графиня, не правда ли?
– Она самая отвратительная старуха, которую мне когда-либо приходилось видеть, – ответила Шарлотта.
Круглое лицо Фредди вспыхнуло от смущения.
– Тсс! – сказал он.
«По крайней мере, – подумала Шарлотта, – никто не скажет, что я флиртую с ним».
Часы на камине пробили три. Шарлотте казалось, что ее заключили в темницу. В эти минуты Феликс ждал ее на ступенях Национальной Галереи. Ей надо было во что бы то ни стало выбраться из дома графини. «Что я делаю здесь, когда могла бы быть с человеком, который говорит умные вещи, а не болтает всякие глупости?» – спрашивала себя Шарлотта.
– Мне пора в парламент, – произнес депутат-консерватор.
Его жена поднялась, чтобы уйти вместе с ним. Шарлотта решила воспользоваться этой возможностью ускользнуть.
Подойдя к супруге депутата, она тихим голосом обратилась к ней:
– У меня немного разболелась голова. Не могла бы я поехать с вами? Вы ведь непременно проедете мимо моего дома по пути в Вестминстер.
– Конечно, леди Шарлотта.
В этот момент маман разговаривала с графиней. Перебив их, Шарлотта повторила свою выдумку по поводу головной боли.
– Я знаю, что маме хотелось бы еще побыть здесь, поэтому я уеду с миссис Шекспир. Благодарю за чудесный обед, ваша светлость.
Графиня царственно кивнула головой. «А я неплохо справилась с этим», – думала про себя Шарлотта, выходя из зала и спускаясь по лестнице.
Она дала свой адрес кучеру четы Шекспир со словами:
– Во двор въезжать не нужно – просто остановитесь у входа.
По дороге миссис Шекспир посоветовала ей принять от головной боли ложечку лауданума. Кучер сделал так, как ему велели, и уже в три часа двадцать минут Шарлотта стояла на тротуаре около своего дома, наблюдая, как отъезжал привезший ее экипаж. В дом она не пошла, а вместо этого направилась к Трафальгарской площади.
Она добралась туда чуть позже половины четвертого и бегом поднялась по лестнице Национальной Галереи. Феликса видно не было. «Он ушел, – подумала она, – все напрасно». И тут вдруг он возник из-за массивных колонн, будто только и ждал ее появления. От радости она готова была расцеловать его.
– Простите, что заставила вас ждать, – сказала она, пожимая его руку. – Меня заставили пойти на отвратительный званый обед.
– Раз вы здесь, все остальное неважно.
Он улыбался, но улыбка его показалась Шарлотте вымученной – так улыбаются дантисту перед тем, как вам собираются удалить зуб.
Они вошли в галерею. Шарлотта любила прохладу и тишину музея, его стеклянные купола и мраморные колонны, и картины с их многоцветьем, красотой и страстью.
– По крайней мере, родители научили меня понимать живопись, – проговорила она.
Он взглянул на нее своими темными грустными глазами.
– Будет война, – молвил он.
Из всех людей, обсуждавших сегодня эту тему, казалось, только папа и Феликс приняли ее близко к сердцу.
– Папа сказал то же самое. Но я не понимаю, почему.
– Франция и Германия считают, что от этой войны много выиграют. А Россия, Австрия и Англия могут оказаться втянутыми в нее.
Они пошли дальше по залу. Картины, видимо, не очень интересовали Феликса.
– Почему вы так беспокоитесь? Вас возьмут в армию? – спросила она. – Я слишком стар для этого. Но я думаю о всех тех миллионах крестьянских сыновей, которых убьют или искалечат на войне, смысла которой они не понимают и не хотят понимать.
До сих пор Шарлотта считала, что на войне одни мужчины убивают других, но теперь Феликс объяснил ей, что война сама является убийцей. Он вновь показал ей мир в новом, непривычном свете.
– Я никогда не смотрела на это с такой точки зрения.
– То же самое относится и к графу Уолдену. Поэтому-то он и допустит, чтобы война началась.
– Я уверена, что папа все бы сделал, чтобы не допустить войны.
– Вы ошибаетесь, – перебил ее Феликс. – Он-то как раз и способствует ее возникновению.
Шарлотта недоуменно нахмурилась.
– Что вы такое говорите?
– Из-за этого князь Орлов и прибыл сюда. Ее недоумение лишь усилилось.
– Откуда вы знаете об Алексе?
– Я знаю об этом больше, чем вы. У полиции есть агенты среди анархистов, но и у анархистов есть свои люди в полиции. Нам удалось узнать, что Уолден и Орлов ведут переговоры о соглашении, в результате которого Россия может оказаться втянутой в войну на стороне Британии.
Шарлотта собралась было возразить, что папа на такое не пойдет, но потом поняла, что Феликс прав. Теперь становились понятными реплики, которыми папа и Алекс обменивались, когда Алекс гостил у них, как и то, что папа, вызывая возмущение друзей, начал общаться с либералами вроде Черчилля.
– Зачем ему заниматься этим? – спросила Шарлотта.
– Боюсь, ему плевать на то, сколько русских крестьян погибнет, лишь бы Англия по-прежнему доминировала в Европе.
«Да, несомненно, папа бы рассматривал ситуацию именно в таком свете», – подумала она. Вслух же сказала:
– Это просто ужасно. Почему же вы не объясняете ничего людям? Об этом надо кричать криком.
– Кто меня услышит?
– Разве в России не захотят услышать?
– Возможно, но для этого нужно сделать что-то особенное, чтобы привлечь внимание людей.
– Что, например?
Феликс внимательно посмотрел на нее.
– Например, похитить князя Орлова.
Не поверив своим ушам, она сначала расхохоталась, затем резко остановилась. Ей пришло в голову, что, возможно, он просто шутит, желая сильнее выразить свою мысль; но, взглянув на него, поняла, что он говорит совершенно серьезно. Тут впервые она задумалась, а в своем ли он уме.
– Вы не можете на самом деле так думать, – произнесла она, потрясенная.
Он криво улыбнулся.
– Вы считаете меня сумасшедшим?
Она понимала, что это не так. Покачала головой.
– Вы самый разумный человек, которого я когда-либо встречала.
– Тогда присядьте, и я все вам объясню.
Она позволила ему усадить себя в кресло.
– Царь уже не доверяет англичанам из-за того, что они впускают в Англию политэмигрантов вроде меня. Если бы кто-то из нас похитил его любимого племянника, разразился бы настоящий скандал, и ни о каком военном сотрудничестве не могло бы уже быть и речи. А когда русские люди узнали бы, что замышлял Орлов, их гнев был бы столь силен, что царю ни за что не удалось бы погнать их на войну. Понимаете? Пока он говорил, Шарлотта внимательно изучала его лицо. Он вел себя спокойно, рассудительно, лишь чуть-чуть напряжено. Никакого фанатического блеска в глазах. Во всем, что он говорил, была логика, но логика сказки, а не того мира, в котором она в действительности жила.
– Я понимаю, – промолвила она, – но нельзя похищать Алекса, ведь он такой милый человек.
– Этот милый человек, если ему позволить, пошлет на смерть миллион других милых людей. Вот где реальность, Шарлотта, а не на этих картинах с битвами богов. Уолден и Орлов обсуждают войну, на которой гибнут люди, в крови и грязи. Безо всякой помощи. Половина зла в мире совершается милыми молодыми людьми вроде Орлова, считающими, что они имеют право затевать войны между народами.
Ужасающая мысль вдруг пронзила ее.
– Однажды вы уже пытались похитить его.
Он согласно кивнул.
– Там, в парке. Вы сидели в экипаже. Но тогда не получилось.
– О, Боже мой!
Отвращение и отчаяние нахлынули на нее. Он взял ее руку.
– Но вы ведь знаете, что я прав, не так ли?
Ей стало казаться, что он и в самом деле прав. Его мир был настоящим; это она существовала в сказочном Зазеркалье. Лишь в сказках дебютанток в белых платьях представляли Королю и Королеве, Принц отправлялся на войну, а Граф был добр со своими слугами, так любившими его, а Графиня была достойной старой дамой; лишь в сказках и речи не было о половых отношениях. А в настоящей жизни ребенок служанки Энни рождается мертвым, потому что маман прогоняет девушку без рекомендации, там люди спят на улицах, потому что у них нет дома, там существуют сиротские приюты, Графиня оказывается злобной старой ведьмой, а Шарлотту бьет в живот улыбающийся здоровяк в твидовом костюме около самого Букингемского дворца.
– Я знаю, что вы правы, – сказала она Феликсу.
– Это очень важно, – подхватил он. – Ведь вы главное лицо во всем этом деле.
– Я? О, нет!
– Мне нужна ваша помощь.
– О, пожалуйста, не говорите так.
– Видите ли, я не могу разыскать Орлова.
«Это несправедливо, – подумала она. – Все происходит слишком быстро».
Она почувствовала себя несчастной, загнанной в ловушку. Ей хотелось помочь Феликсу, она понимала, как серьезно все это, но ведь Алекс был ее кузеном и гостем их дома – как же могла она предать его?
– Так вы поможете мне? – спросил Алекс.
– Я не знаю, где находится Алекс, – ответила она уклончиво.
– Но вы могли бы это узнать.
– Да.
– Так вы сделаете это?
Она вздохнула.
– Не знаю.
– Шарлотта, но вы должны.
– Что значит должна? – вскипела она. – Все указывают мне, что именно я должна делать – а я-то думала, вы меня достаточно уважаете.
Он удрученно посмотрел на нее.
– Сожалею, что мне приходится просить вас об этом. Она сжала его руку.
– Я подумаю.
Он открыл было рот, но она приложила к его губам палец, не давая ему возразить.
– Пока что вам придется удовольствоваться этим.
* * *В семь тридцать Уолден, в вечернем смокинге и шелковом цилиндре, выехал в своем «Ланчестере». Теперь он все время пользовался автомобилем, средством более мобильным и быстрым, чем экипаж, возникни вдруг опасность. Впереди сидел Причард с револьвером за пазухой. Казалось, нормальной жизни пришел конец. Они подъехали к заднему входу в дом номер десять по Даунинг-стрит. Сегодня собирался кабинет министров для обсуждения соглашения, выработанного Уолденом и Алексом. Сейчас Уолдену предстояло услышать, одобрит ли его кабинет министров или нет.
Его провели в небольшую гостиную. Там уже находились Черчилль с премьером Асквитом. Оба стояли, опираясь на боковой столик с напитками. Уолден пожал Асквиту руку.
– Добрый день, господин премьер-министр.
– Хорошо, что вы приехали, лорд Уолден.
У Асквита были серебристые волосы и гладко выбритое лицо. В его глазах светился юмор, но рот был маленький, тонкогубый и упрямый, а подбородок квадратный и широкий. В голосе его Уолден отметил слабый йоркширский акцент, сохранившийся несмотря на годы, проведенные в Оксфорде. У него была необычайно крупная голова, в которой, по мнению сведущих, находился мозг, работавший с эффективностью машины. Но, подумал Уолден, людям всегда свойственно наделять премьер-министров большими умственными способностями, чем они на самом деле обладают.