Он понимающе кивнул. Теперь его больше не поражали развращенные нравы высших классов.
Она протянула ему чертежи, и он внимательно стал их изучать.
– А где хранится оружие? – спросил он.
Она дотронулась до его руки.
– Не спеши так, – сказала она. – Я ведь на твоей стороне – помнишь?
В один миг она вновь превратилась во взрослую женщину.
– Я и забыл, – ответил он с грустной улыбкой.
– Хранится в оружейной комнате. Она указала ее на плане.
– Так у тебя в самом деле был роман с мамой?
– Да.
– Мне с трудом верится, что она была способна на такое.
– В те времена она была ужасно безрассудной. Она и сейчас такая, лишь делает вид, что изменилась. – Так ты считаешь, она осталась прежней?
– Я знаю это.
– Все, буквально все оказывается не тем, что я думала.
– Это и есть взросление. Она задумалась.
– Интересно, как же мне тебя теперь называть?
– Что ты имеешь в виду?
– Называть тебя отцом мне как-то неловко.
– Пока годится и Феликс. Тебе понадобится время, чтобы привыкнуть к мысли, что я твой отец.
– А у меня будет это время?
Ее юное лицо было столь серьезно, что он взял ее руку и ласково спросил:
– А почему же нет?
– Что ты сделаешь, когда захватишь Алекса?
Он отвернулся, чтобы она не увидела виноватого выражения его лица.
– Это зависит от того, как и когда я захвачу его. Но скорее всего, я буду держать его связанным здесь. Тебе придется носить нам пищу и послать шифрованную телеграмму в Женеву моим друзьям с сообщением о том, что произошло. Потом, когда новость о похищении должным образом сработает, мы отпустим Орлова.
– А после этого?
– Меня будут искать в Лондоне, так что я направлюсь на север. Там есть большие города – Бирмингем, Манчестер, Гулль – где я мог бы спрятаться. Через несколько недель вернусь в Швейцарию, а оттуда в Санкт-Петербург. Мне необходимо быть там, скоро грянет революция.
– Значит, я больше не увижу тебя.
«Тебе и не захочется», – подумал он про себя. Вслух же сказал:
– Почему же нет? Я могу вернуться в Лондон. Ты можешь приехать в Петербург. Мы можем встретиться в Париже. Кто скажет заранее? Если есть то, что называется Судьбой, она непременно сведет нас вновь.
«Хотел бы я сам в это верить», – пронеслась в голове Феликса мысль.
– Ты прав, – произнесла она со слабой улыбкой, и он понял, что она ему не поверила. Она поднялась. – Сейчас принесу тебе воды умыться.
– Не беспокойся. Я бывал и грязнее. Меня это не волнует.
– Но меня волнует. Ты ужасно пахнешь. Сейчас вернусь.
С этими словами она вышла.
* * *То был самый тоскливый обед, который Уолден вообще мог припомнить, Лидия словно находилась в каком-то трансе Шарлотта вела себя тихо, но отчего-то нервозно, что было совсем не в ее стиле, постоянно роняла приборы и даже опрокинула бокал, Томсон безмолвствовал. Сэр Артур Лэнгли попытался было оживить обстановку, но его никто не поддержал. Уолден же весь ушел в себя, мучимый загадкою о том, как все-таки Феликсу удалось узнать, что Алекс скрывается в Уолденхолле, Он терзался ужасным подозрением, что это может быть каким-то образом связано с Лидией.
В конце концов, ведь это Лидия сообщила Феликсу, что Алекс находится в отеле «Савой», да она и сама призналась, что он был ей «немного знаком» по Петербургу. А вдруг Феликс имел на нее влияние? Все лето она вела себя довольно странно, словно пребывая в рассеянности. Теперь же, когда он впервые за девятнадцать лет подумал о Лидии столь отстранено, он не мог не признаться самому себе, что в сексуальном плане Лидия оказалась достаточно холодной. О, конечно, воспитанным леди и полагалось быть таковыми, но Уолден прекрасно знал, что все это выдумки, и что на самом деле женщин обуревали те же желания, что и мужчин. А не объяснялось ли это тем, что Лидия жаждала кого-то другого, кого-то из ее прошлой жизни? Тогда многое становилось понятным. «Как все же мучительно смотреть на спутницу жизни и видеть совершенно постороннего человека», – размышлял он.
После обеда сэр Артур отправился в Октагон, где он устроил свою штаб-квартиру. Уолден и Томсон, надев шляпы, вышли на террасу выкурить по сигаре. Освещенный солнцем парк, как всегда, был великолепен. Из дальней гостиной раздавались мощные аккорды фортепьянного концерта Чайковского: это играла Лидия. На Уолдена нахлынула грусть. Тут музыку заглушил рев мотоцикла – еще один гонец спешил сообщить сэру Артуру о ходе поиска. Но ничего нового там не произошло.
Слуга подал им кофе и ушел.
Томсон заговорил:
– Я не хотел упоминать об этом при леди Уолден, но, пожалуй, у нас есть теперь ключик к разгадке того, кто мог быть предателем.
Уолден похолодел. Томсон продолжил.
– Вчера вечером я допрашивал Бриджет Кэллэхэн, хозяйку квартиры на Корк-стрит. Боюсь, я ничего из нее не выудил. Но поручил своим людям обыскать ее дом. Сегодня утром они показали мне, что обнаружили там.
Он вынул из кармана порванный надвое конверт и протянул его Уолдену.
Тот с ужасом увидел, что конверт был украшен гербом Уолденхолла.
– Узнаете почерк? – спросил Томсон.
– Уолден перевернул половинки конверта. На их обратной стороне было написано:
Мистеру Ф. Кшессинскому
19, Корк-стрит
Лондон
– О, Боже, только не Шарлотта, – вырвалось у Уолдена. Он чуть не зарыдал. Томсон хранил молчание.
– Она направила его сюда, – проговорил Уолден. – Моя собственная дочь.
Он уставился на конверт, как бы заклиная его исчезнуть. Невозможно было не узнать почерк, так он был похож на его почерк в молодости.
– Взгляните на марку, – сказал Томсон. – Она написала письмо, сразу же по приезде сюда. Оно отправлено из деревни.
– Как это могло произойти? – спросил Уолден.
Томсон ничего не ответил.
– Феликс был тем человеком в твидовой кепке, – вымолвил Уолден. – Все сходится.
Он ощутил безнадежную печаль, даже скорбь, будто умер кто-то из самых близких. Окинул взглядом парк с его деревьями, посаженными еще его отцом полвека назад, и лужайку, за которой его предки ухаживали целую сотню лет. Теперь все оказалось напрасным, напрасным.
Он еле слышно произнес:
– Борешься за свою страну, а тебя предают внутри нее же социалисты и революционеры, борешься за интересы своего класса, а тебя предают либералы, борешься за благополучие своей семьи, но даже и здесь тебя предают. Шарлотта! Почему Шарлотта?
У него перехватило горло.
– Проклятая штука жизнь, Томсон. Проклятая.
– Мне придется допросить ее, – сказал Томсон.
– И мне тоже.
Уолден поднялся. Посмотрел на свою сигару. Та давно погасла. Он отшвырнул ее.
– Пойдемте.
Они вернулись в дом.
В вестибюле Уолден остановил горничную.
– Вы знаете, где сейчас леди Шарлотта?
– Думаю, в своей комнате, милорд. Мне пойти посмотреть?
– Да. Передайте, что я немедленно хочу поговорить с ней в ее комнате.
– Хорош, милорд.
Томсон и Уолден остались ждать в вестибюле. Уолден обвел его взглядом. Мраморный пол, резная лестница, лепной потолок, прекрасные пропорции зала – все потеряло смысл. Мимо них проскользнул лакей с низко опущенной головой. Вошел очередной мотоциклист и направился в Октагон. Появился Причард и взял со столика письма для отправки на почту; вероятно, то же самое он сделал и в тот день, когда Шарлоттой было написано то предательское письмо к Феликсу. С лестницы спустилась горничная.
– Леди Шарлотта готова вас видеть, милорд. Уолден и Томсон двинулись наверх.
Комната Шарлотты с окнами в парк находилась на втором этаже передней части дома. Она была солнечной и светлой, с красивыми драпировками и современной мебелью. «Давно я не заходил сюда», – рассеянно подумал Уолден.
– Какой у тебя грозный вид, папа, – сказала Шарлотта.
– У меня есть на то основания, – ответил Уолден. – Мистер Томсон только что сообщил мне нечто ужасающее.
Шарлотта недоуменно нахмурилась.
– Леди Шарлотта, где Феликс? – в лоб задал вопрос Томсон.
Шарлотта побелела.
– Не имею ни малейшего понятия, разумеется.
– Черт возьми, не притворяйся такой спокойной! – воскликнул Уолден.
– Как смеешь ты ругаться в моем присутствии?
– Прошу прощения...
Тут их перебил Томсон.
– Милорд, предоставьте это мне...
– Хорошо.
Уолден уселся у окна с одной единственной мыслью: «Как же я мог начать извиняться перед ней?» Томсон обратился Шарлотте.
– Леди Шарлотта, я полицейский, и я могу доказать ваше соучастие в заговоре, связанном с покушением на убийство. Ни я, ни ваш отец не хотели бы, чтобы это пошло дальше, и вас бы на многие годы посадили в тюрьму.
Пораженный, Уолден уставился на Томсона. Тюрьма! Да он просто пугает ее. «Но нет, – вдруг понял он с ужасающей ясностью, – он совершенно серьезен, она ведь преступница...»
Томсон тем временем продолжал.
– Если нам удастся предотвратить убийство, мы сможем закрыть газа на ваше соучастие. Но если убийце удастся его план, у меня не останется другого выбора, кроме как отдать вас под суд – и тогда вас обвинят не в соучастии с целью убийства, а в прямом пособничестве убийству. Теоретически вас могут и повесить.
– Нет! – вырвалось у Уолдена.
– Да, – тихо промолвил Томсон.
Уолден закрыл руками лицо.
– Вы должны избавить себя от этих мучений, и не только себя одну, но и ваших родителей. Вы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь нам найти Феликса и спасти князя Орлова, – сказал Томсон.
«Мне все это только кажется, – в отчаянии убеждал себя Уолден. Он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. – Они не могут повесить мою дочь. Но если Алекса убьют, Шарлотта окажется одной из его убийц. Но дело ни за что не передадут в суд. Кто сейчас министр внутренних дел? Маккенна. Уолден не был с ним знаком. Но ведь Асквит непременно вмешается с тем, чтобы не допустить суда... или не вмешается?» – Скажите мне, когда вы в последний раз видели Феликса? – задал вопрос Томсон.
Уолден неотрывно смотрел на Шарлотту, дожидаясь ее ответа. Она стояла, вцепившись обеими руками в спинку стула. Костяшки ее пальцев побелели, но лицо оставалось спокойным. Наконец, она заговорила.
– Мне нечего сказать вам.
У Уолдена вырвался громкий вздох. Как она могла сохранять невозмутимость после того, как все обнаружилось? Что творилось у нее в голове? Она производила впечатление совершенно чужого человека.
«Когда же я потерял ее?» – пронеслось в мозгу у Уолдена.
– Вам известно, где сейчас находится Феликс? – спросил ее Томсон.
Она не произнесла ни слова.
– Вы предупредили его о принятых нами мерах безопасности?
Никакой реакции.
– Какое у него оружие?
Ни звука.
– Вы понимаете, что каждый ваш отказ отвечать усугубляет вашу вину?
Тон полицейского изменился, и Уолден сразу заметил это. Взглянув на Томсона, он понял, что тот не в шутку разгневался.
– Я хочу вам кое-что объяснить, – отчеканил Томсон. – Возможно, вы воображаете, что ваш папочка сможет спасти вас от руки правосудия. Возможно, он сам так думает. Но если Орлов погибнет, клянусь, я отдам вас под суд по обвинению в убийстве. Подумайте об этом хорошенько!
С этими словами Томсон вышел из комнаты.
Шарлотта в ужасе смотрела, как он уходит. В присутствии постороннего ей еще как-то удавалось держать себя в руках. Но оставшись наедине с папочкой, она боялась не выдержать и потерять всякое самообладание.
– Я спасу тебя, если это будет в моих силах, – грустно промолвил он.
У Шарлотты перехватило дыхание, она отвернулась. «Лучше бы он злился, – подумала Шарлотта, – с этим мне было бы легче справиться». Он бросил взгляд за окно.
– Понимаешь, я ведь в ответе за тебя, – с болью проговорил он. – Я выбрал твою мать, я стал твоим отцом, и я воспитал тебя. Ты такая, какой я тебя сделал. Я не могу понять, как это могло произойти, просто не могу.
Он вновь взглянул на нее.
– Ты можешь мне объяснить?
– Да, могу, – ответила она.
Ей страстно хотелось убедить его в своей правоте, и ей казалось, что она сможет это сделать, надо только суметь найти нужные слова.
– Я не желаю, чтобы ты втягивал Россию в войну, потому что если твой план удастся, то миллионы русских, совершенно ни в чем не повинных, погибнут на этой бессмысленной войне или останутся инвалидами.
Во взгляде его читалось удивление.
– И в этом все дело? – изумился он. – Из-за этого ты натворила такие страшные вещи? И вот этого добивается Феликс?
«Может быть, он и в самом деле все поймет», – в радостном возбуждении подумала Шарлотта. Она с увлечением продолжила:
– Феликс также стремится совершить в России революцию; возможно, и ты бы это одобрил, и он верит, что она начнется, как только народ там узнает, что Алекс пытался втянуть их в войну.
– Неужели ты думаешь, что я стремлюсь к войне? – с недоверием спросил он. – Неужели ты думаешь, что я вижу в ней смысл?
– Конечно, нет, но при определенных обстоятельствах ты будешь способствовать ее началу.
– Каждый будет способствовать этому в той или иной мере, даже Феликс, которому так нужна революция, уж поверь мне. Но если война разразится, мы должны быть в ней победителями. Разве это дурное стремление?
Голос его звучал почти умоляюще. Она отчаянно хотела, чтобы он понял ее.
– Не знаю, дурное или нет, но убеждена, что в нем нет справедливости. Ведь русские крестьяне не разбираются в европейской политике, да и не хотят разбираться. Но из-за того, что ты заключишь соглашение с Алексом, они станут калеками без ног, без рук или вообще погибнут!
Она едва сдерживала слезы.
– Папа, как же ты не видишь, что это несправедливо?
– Но взгляни на это с точки зрения гражданина Великобритании – с твоей собственной точки зрения. Представь, что Фредди Шалфонт и Питер, и Джонатан отправляются на фронт офицерами, а солдатами у них кучер Даниэль, конюх Питер, лакей Чарльз и Доукинс с фермы? Разве ты бы не хотела, чтобы им помогали? Не радовалась бы, если бы вся огромная Россия встала на их сторону?
– Безусловно, особенно, если сам русский народ решил бы им помогать? Но ведь не он принимает решение, так ведь? Принимаете решение вы с Алексом. Тебе следует стремиться к тому, чтобы предотвратить бойню, а не выигрывать ее.
– Если Германия нападет на Францию, нам придется помогать нашим друзьям. А если Германия завоюет Европу, это обернется катастрофой для Британии.
– Разве может быть большая катастрофа, чем война как таковая?
– Получается, что мы вообще не должны воевать?
– Только, если на нас нападут.
– Если мы не станем сражаться с немцами на французской земле, нам придется сражаться с ними здесь.
– Ты в этом уверен?
– В большой степени.
– Тогда мы будем сражаться, но не раньше.
– Послушай. Наша страна не подвергалась агрессии вот уже восемьсот пятьдесят лет. А почему? Потому что мы воевали с другими народами на их территориях, а не на нашей. Вот поэтому Вы, леди Шарлотта Уолден, и выросли в мирной и процветающей стране.
– Сколько же велось войн ради того, чтобы предотвратить войны? Если бы мы не воевали на территориях других народов, возможно, они бы и вовсе не воевали?
– Кто знает? – устало проговорил он. – Жаль, что ты мало изучала историю. Жаль, что мы с тобой редко обсуждали подобные темы. С сыном другое дело. Но, Бог мой, мне и в голову не могло прийти, что моя дочь заинтересуется мировой политикой! Теперь я расплачиваюсь за свою ошибку. Ужасной ценой. Шарлотта, уверяю тебя, что человеческие страдания невозможно подсчитать столь простым арифметическим способом, как в этом пытается тебя убедить Феликс. Ты веришь мне? Ты можешь еще доверять мне?
– Нет, – упрямо произнесла она.
– Феликс намеревается убить твоего кузена. Неужели тебе все равно?
– Он собирается похитить Алекса, а не убивать его.
Папа покачал головой.