Он навещал ее каждый день в течение двух недель – на похороны домой он уже никак не успевал – а затем сделал предложение, но не ей лично, а через ее отца. Ее отец смотрел на этот брак с такой же практической точки зрения, что и сам Уолден. Уолден объяснил, что хотел бы заключить брак без промедления, хотя бы и в трауре, потому что ему предстояло возвратиться домой и заняться управлением поместья. Отец Лидии все прекрасно понимал. Они поженились спустя шесть недель.
Каким же я был самонадеянным молодым болваном, думал он. Я воображал, что Британия всегда будет править миром, а я всегда смогу управлять своим сердцем.
Луна вышла из облака и осветила спальню. Он взглянул на спящее лицо Лидии. Этого я не предполагал, думал он; не представлял себе, что безоглядно, безнадежно влюблюсь в тебя. Меня устраивало поначалу, чтобы мы просто симпатизировали друг другу, но кончилось тем, что этого оказалось достаточным тебе, но никак не мне. Никогда не думал, что мне нужна будет твоя улыбка, что я буду жаждать твоих поцелуев, ждать, чтобы ты сама приходила бы ко мне ночью; никогда не думал, что буду страшно бояться потерять тебя.
Она пробормотала что-то во сне и повернулась. Вытащив руку из-под ее головы, он сел на край постели. Если он останется подольше, то непременно задремлет, но никак нельзя было допускать, чтобы горничная Лидии застала их вместе в постели, когда утром принесет хозяйке чай. Надев халат и шлепанцы, он тихо вышел из комнаты, пересек смежные покои и вошел к себе в спальню. Как повезло мне, думал он, укладываясь спать.
Уолден осматривал накрытый к завтраку стол. Там стояли кофейники с кофе, чайники с китайским и индийским чаем, кувшинчики со сливками, молоком и бальзамом, большое блюдо с горячей кашей, блюда с булочками и тостами, маленькие горшочки с мармеладом, медом и джемом. На боковом столике красовались серебряные сосуды, подогреваемые каждый спиртовой лампой, с омлетами, сосисками, беконом, почками и треской. Рядом на буфете располагались холодные закуски – мясо, ветчина и язык. На отдельном столике помещалась ваза с фруктами, полная персиков, апельсинов, дынь и клубники.
Это поможет поднять настроение Алексу, подумалось ему.
Положив себе омлета и печенки, он сел. Русские запросят свою цену, размышлял он; они потребуют чего-нибудь в обмен на обещание военной поддержки. Его беспокоило, какой может оказаться эта цена. Если они запросят нечто такое, чего Англия была бы не в состоянии дать, то вся договоренность тут же рушится, а затем...
Именно он должен добиться, чтобы дело не рухнуло.
Для этого придется обрабатывать Алекса. От этой мысли ему стало не по себе. То, что он так давно знал молодого человека, в другом случае могло бы оказаться преимуществом, но в подобной ситуации, возможно, было бы легче вести жесткие переговоры с человеком, который был ему безразличен.
Надо отбросить все личное, думал он; нам необходимо заручиться помощью России.
Он налил кофе, взял несколько булочек и меда. Минутой позже появился Алекс, свежий и отдохнувший.
– Хорошо ли спал? – спросил его Уолден.
– Превосходно, – взяв персик, Алекс начал ножом и вилкой есть его.
– Это все? – подивился Уолден. – Раньше тебе нравились английские завтраки, – я помню, как ты съедал кашу, сливки, яичницу, мясо, клубнику, а потом просил у повара еще тостов.
– Я уже не тот подросток, дядя Стивен, которому надо расти.
Мне не следует забывать об этом, подумал Уолден. После завтрака они прошли в утреннюю комнату.
– Скоро объявят о нашем пятилетнем плане переустройства армии и флота, – сказал Алекс.
Он всегда таков, промелькнуло в голове Уолдена, сначала сообщит о чем-то, а потом что-либо спросит. Он вспомнил, как когда-то Алекс заявил: «Этим летом я буду изучать Клаузевица, дядя. Кстати, можно я приглашу гостя в Шотландию на охоту?»
– Бюджет на следующие пять лет – семь с половиной биллионов рублей, – продолжил Алекс.
Исходя из того, что десять рублей равнялись одному фунту стерлингов, Уолден подсчитал, что вся сумма составляла 750 миллионов фунтов.
– Программа внушительная, – сказал он, – мне жаль, что вы не начали ее пять лет назад.
– Мне тоже, – сказал Алекс.
– Вполне возможно, что эта программа не успеет развернуться, как мы окажемся втянутыми в войну. Алекс пожал плечами.
Про себя Уолден подумал: «Он не хочет связывать себя прогнозом, как скоро Россия вступит в войну, что вполне естественно». А вслух произнес:
– Первое, что вам следует сделать, это увеличить калибр пушек на ваших дредноутах.
Алекс отмахнулся.
– Скоро спустят на воду наш третий дредноут. Четвертый строится. На обоих будут установлены двенадцатидюймовые пушки.
– Этого недостаточно, Алекс. Для нашего флота Черчилль предложил пятнадцатидюймовые.
– И он совершенно прав. Наши военные специалисты, в отличие от политиков, не понимают этого. Дядя, вы ведь знаете Россию: там с подозрением относятся к новым идеям. Новшества вводятся с трудом.
Мы ходим вокруг да около, подумал Уолден.
– Каковы же ваши приоритеты?
– Сто миллионов рублей будет немедленно потрачено на нужды Черноморского флота.
– Я бы считал, что Северный флот намного важнее. По крайне мере для Англии.
– Нас по сравнению с вами больше волнует азиатский регион – мы соседствуем с агрессивной Турцией, а не с Германией.
– Они могут стать союзниками.
– Такое возможно. – Алекс на секунду умолк. – Основная беда русского флота, – продолжил он вновь, – в том, что у него нет незамерзающего порта.
Это походило на начало заранее подготовленной речи. Ну, наконец-то, подумал Уолден, вот мы и подходим к сути дела. Но вслух лишь уклончиво спросил:
– А как же Одесса?
– Но это на Черном море. Пока Турция владеет Константинополем и Галлиполи, она контролирует проход из Черного моря в Средиземное, так что с точки зрения стратегии, Черное море все равно, что внутреннее озеро.
– Вот поэтому-то Российская империя веками пыталась пробиться на юг.
– А почему бы и нет? Мы – славяне, и многие балканские народы тоже славяне. Конечно, мы поддерживаем их в стремлении к национальной независимости.
– Естественно. И если добьются независимости, то, возможно, разрешат вашему флоту беспрепятственно проходить в Средиземное море.
– Контроль славянских стран над Балканами помог бы нам. А контроль России был бы еще лучше.
– Несомненно. Однако, насколько мне известно, об этом еще рано говорить.
– А вы не хотели бы поразмышлять над этими вопросом?
Уолден открыл было рот, чтобы что-то сказать, но смолчал. Вот оно в чем дело, пронеслось у него в голове, вот чего они хотят, вот их цена. Но, Боже милостивый, мы не можем отдать России Балканы! Если от этого зависит договоренность, то ей не бывать...
Алекс продолжал:
– Если нам предстоит воевать бок о бок с вами, мы должны быть сильными. Для того, чтобы укрепиться в регионе, о котором сейчас говорим, мы, естественно, рассчитываем на вашу помощь.
Суть сказанного им сводилась к следующему: отдайте нам Балканы, и мы станем вашими союзниками в войне.
Внутренне весь собравшись, Уолден изобразил на своем лице удивление от услышанного.
– Если бы Великобритания контролировала Балканы, то сугубо теоретически, мы могли бы отдать этот регион вам. Но мы не можем отдать то, чем не владеем, так что я не совсем понимаю, как мы можем способствовать вашему, по твоему выражению, укреплению там.
Ответ Алекса прозвучал мгновенно, словно был заранее отрепетирован: – Но вы могли бы признать, что Балканы являются сферой российского влияния.
Ну, подумал Уолден, это уже не так страшно. Это мы смогли бы устроить.
Он почувствовал огромное облегчение. Он решил проверить твердость Алекса перед тем, как завершить разговор.
– Мы, безусловно, могли бы согласиться на то, чтобы в этом регионе ваше влияние предпочесть австрийскому или турецкому, – сказал он.
Алекс покачал головой.
– Мы хотим большего, – уверенно произнес он.
Итак, Уолден не зря испытывал его. Алекс был молод и стеснителен, но его нельзя было сбить с толку. Тем труднее окажется задача.
Уолдену требовалось время все обдумать. Для Британии поступить так, как того требовала Россия, означало бы существенно пересмотреть свои международные связи, а такие перемены, подобно сдвигам в земной коре, могли вызвать землетрясения в самых неожиданных точках.
– Возможно, вам захочется переговорить с Черчиллем прежде, чем мы продолжим наше обсуждение, – сказал Алекс с едва заметной улыбкой.
Ты прекрасно знаешь, что захочется, подумал Уолден. И тут вдруг понял, как превосходно Алекс провел все дело. Сначала напугал Уолдена совершенно неприемлемым требованием, а потом, когда выставил свое истинное пожелание, то Уолден, почувствовав облегчение, согласился с ним.
Я-то думал, что это я буду манипулировать Алексом, а получилось наоборот.
Уолден улыбнулся.
– Горжусь тобой, мой мальчик, – сказал он.
В то утро Феликс принял решение о том, когда, где и как он убьет князя Орлова. План начал складываться у него в голове, когда он, сидя в библиотеке клуба на Джубили-стрит, читал «Таймс». Воображение его было подстегнуто небольшим абзацем в колонке придворной жизни:
«Вчера из Санкт-Петербурга прибыл князь Алексей Андреевич Орлов. В течение лондонского сезона он будет гостем графа и графини Уолден. В четверг 4-го июня князь Орлов будет представлен Его Величествам Королю и Королеве».
Теперь он точно знал, что в определенный день в определенное время Орлов будет находиться в определенном месте. Для тщательной подготовки политического убийства такие сведения крайне необходимы. Ранее Феликс предполагал, что подобные сведения он сможет получить либо от кого-либо из слуг Уолденов, либо наблюдая за ежедневными маршрутами Орлова. Теперь же ему не придется с риском для дела заводить разговоры со слугами или выслеживать кого-то. Интересно, подумал он, знает ли Орлов, что о его предполагаемых действиях сообщается в газетах, будто специально для будущих убийц. Как это по-английски, пронеслось у него в голове.
Следующая проблема состояла в том, как подобраться к Орлову поближе, чтобы убить его. Проникнуть в королевский дворец даже для Феликса было нелегким делом. Однако в «Таймс» содержался ответ и на это. На той же странице, где печатались придворные новости, между известием о бале, устраиваемом леди Бейли, и подробностями последних завещаний, он прочел следующее:
КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР
Правила для экипажей
С целью облегчить вызов экипажей, принадлежащих приглашенным в Королевский Букингемский дворец, нам поручено уведомить о том, что в случае, когда у гостя имеется привилегия проезжать через вход Пимлико, кучер каждого экипажа, возвращающегося за гостем, должен оставить у констебля, стоящего слева у входа, карточку, с четко написанным на ней именем леди или джентльмена, которому этот экипаж принадлежит, а в случае, когда экипажи возвращаются за остальными гостями, подобную же карточку следует передать констеблю, стоящему слева у арки, ведущей к четырехугольнику дворца.
Дабы гость смог воспользоваться вышеуказанными условиями, необходимо, чтобы каждый экипаж сопровождался лакеем, так как вызов экипажей может осуществляться только путем объявления имен лакеям, ожидающим у дверей, после чего им следует привезти экипаж. Для приема гостей двери будут открыты в 8.30.
Феликс прочитал это несколько раз: стиль изложения в «Таймс» был таков, что содержание понималось с трудом. По крайней мере, из сообщения он уяснил, что в тот момент, когда гости покидали дворец, лакеи должны были стремглав мчаться за их экипажами, оставленными где-то в другом месте.
Надо придумать способ, размышлял он, чтобы оказаться внутри или же наверху экипажа, когда он подъедет к дворцу за Уолденами.
Оставалась самая трудная проблема. У него не было оружия.
Он мог с легкостью раздобыть его в Женеве, но везти оружие через несколько границ было слишком рискованно. В случае обыска ему могли бы отказать во въезде в Англию.
Безусловно, в Лондоне раздобыть пистолет было бы не намного сложнее, но он не знал, как подступиться к этому, и не хотел никого спрашивать об этом напрямую. Он понаблюдал за оружейными магазинами в Уэст-Энде и отметил, что все тамошние покупатели выглядели людьми из высшего класса: будь даже у Феликса деньги, чтобы купить те прекрасные дорогие пистолеты, его бы там не обслужили. Он поболтался в пабах для низшего сословия, где, наверняка, всякий уголовный сброд покупал и продавал оружие, но ничего такого не заметил. Но это не удивило его. Оставалась лишь надежда на анархистов. Он заводил беседы с несколькими из тех, кого посчитал «серьезными», но об оружии те не заговаривали. Несомненно, все дело было в Феликсе. Он слишком недолго был среди них, чтобы вызывать доверие. В анархистские группы всегда засылались полицейские шпики, и поэтому анархисты постоянно были начеку, хотя и приветствовали новых сторонников.
Теперь же времени на осторожные расспросы уже не оставалось. Ему придется спросить прямо, где можно приобрести оружие. Но проделать это надо очень умело. А сразу же после этого он должен будет порвать всякие связи с Джубили-стрит и, чтобы не рисковать, переехать в другую часть Лондона.
Он задумался о молодых еврейских сорвиголовах. То были обозленные и буйные парни. В отличие от своих родителей они не желали трудиться до пота в мастерских на Ист-Энде, строча костюмы, заказываемые аристократами в магазинах мужской одежды на Севил Роу. В отличие от своих родителей они не обращали никакого внимания на консервативные проповеди раввинов. Но пока еще они не пришли к выводу, где лежит решение их проблем: в области политики или криминала.
Наиболее обещающим, подумалось ему, был в этом плане Натан Сабелинский. Лет около двадцати, с привлекательной, скорее славянской внешностью, он носил очень высокие твердые воротнички и желтую жилетку. Феликс не раз видел его у игорных притонов на Коммершиал-Роуд: должно быть, у него водились деньги и на карты, и на одежду. Он обвел взглядом библиотечный зал. Другими посетителями были: старик, уснувший за чтением, женщина в тяжелом пальто, штудирующая «Капитал» на немецком и делавшая выписки, и литовский еврей, склонившийся с лупой над русской газетой. Выйдя из читальни, Феликс спустился вниз. Ни Натана, ни его друзей не было видно. Для Натана еще слишком рано, подумал Феликс, если тот вообще и работал, то, скорее всего, по ночам.
Феликс отправился к домам Данстена. Положил в картонный чемоданчик бритву, чистое белье и запасную рубашку. Жене Рудольфа Рокера, Милли, он объяснил: нашел себе комнату. Зайду сегодня вечером поблагодарить Рудольфа, – привязал чемоданчик к багажнику велосипеда и поехал в центральную часть Лондона, а затем свернул к северу в Кэмден-Таун. Там он отыскал улицу с высокими, когда-то шикарными домами, построенными для любящих пофорсить семей из среднего класса, переехавших теперь в пригороды, куда вели новые железнодорожные ветки. В одном из таких домов Феликс и снял запущенную комнатку у ирландки по имени Бриджет. Он заплатил ей десять шиллингов за две недели вперед.
К полудню он уже снова был в Степни, перед домом Натана на Сидни-стрит. Это был небольшой домик в ряду ему подобных, две комнаты наверху и две внизу. Через распахнутую дверь Феликс вошел внутрь.
Шум и запахи оглушили его. В помещении примерно в двенадцать квадратных футов портняжничали пятнадцать-двадцать человек. Мужчины трудились за машинками, женщины шили вручную, а дети гладили готовую одежду. Пар от гладильных досок смешивался с запахом пота. Стучали швейные машины, свистели утюги, а рабочие беспрерывно говорили что-то на идиш. Повсюду на полу громоздились раскроенные куски ткани. На Феликса никто не взглянул: все были поглощены бешеным ритмом работы. Он спросил ближайшую к нему девушку с младенцем у груди. Та пришивала пуговицы к рукаву пиджака.