– Сука. Сучье отродье, дрянь, гадина, – вдова пинала открытый сейф, – тварь, мерзавка. Надо было давно ей башку свернуть, а я пожалела! Дура, жалостливая дура.
Она отхлебнула еще немного, врезала по сейфу и успокоилась, Макс слышал тонкий, еле уловимый писк – вдова жала кнопки на мобильнике.
– Привет, ворюга, – произнесла она абсолютно трезвым голосом, – привет, сволочь. Как ты там, не сдох еще? Искренне сожалею, Миша, а я уж венок тебе купила… Что? Деньгами предпочитаешь? Да мне похеру, что там предпочитаешь, моего банка тебе не видать. Понял, сволочь? Повтори, кому сказано…
Она визжала что-то еще, колотила бутылкой по столу, Макс сидел на полу, зажав рот, и боялся вздохнуть лишний раз. Левицкая поорала еще немного и успокоилась, бросила на стол мобильник так, что он пролетел над головой Макса через всю столешницу, и принялась возить бутылкой по столу.
– Чертова маленькая сучка, когда ж ты подохнешь, когда я смогу жить как человек, – бормотала вдова, опустошая емкость. По звукам, что доносились сверху, Макс догадывался, что бутылка уже почти пустая и что ждать ему осталось недолго – скоро вдова напьется и устанет. Лишь бы прямо здесь не заснула, хотя какая разница, можно и здесь, главное, чтобы свет не зажегся – вот что волнует больше всего. Рогожский внизу, поди, рвет и мечет, гвоздь давно обнаружен, и кто-то наверняка уже в город за новыми автоматами погнал, но это время…
Вдова снова пнула дверцу сейфа, выругалась так, что Макс решил эту фразу запомнить, чтобы блеснуть при случае, поднялась на ноги и немедленно оступилась. Одна туфля на небольшом каблуке оказалась на полу, вдова оттолкнула ее, сняла вторую и поковыляла к двери босиком. Та открылась ей навстречу, на пол упало желтое пятно света, и Макс услышал Рогожского:
– Вот ты где, я тебя искал…. Лена, ну сколько можно, зачем ты столько выпила, завтра трудный день…
– Плевать мне, – спокойно заявила вдова, – Волошин ничего не получит, и он сам прекрасно это знает, вот и бесится. Пока доверенность у меня, волноваться не о чем. Ты о другом думай, неделя осталась…
Неделя. Все верно, до Юлькиного дня рождения осталась неделя, Левицкая уже ждет не дождется. «Зачем я ей?» – в сотый раз подумал Макс, дождался, когда закроется дверь и стихнут шаги по коридору, и вылез из-под стола. Первым делом закрыл сейф, положил ключ под коврик для мыши, потом взял брошенный вдовой мобильник. Подумал, что еще одну проблему можно решить немедленно, а не как планировал, – уехать с Юлькой в Москву и найти Волошина там, а тут такой случай, что упускать грех. Макс нашел в телефонной книге последний набранный номер и нажал вызов.
Не отвечали долго, Макс решил уже отбиться и вернуться к первоначальному плану, когда гудки оборвались, и трубка заговорила голосом уставшего и злого мужика:
– Ну что тебе еще, вдовушка моя? Не наиграешься никак, али климакс обострился? Уймись, дурочка, я ж тебя все равно достану…
– Не стоит беспокоиться, – оборвал его Макс, – я думаю, что все решится в вашу пользу, и решится скоро.
В трубке стало так тихо, что было слышно, как пищит залетевший в дом комар.
– Простите, – пришел в себя Волошин, – с кем я говорю? Мне звонили с номера госпожи…
– Левицкой. Все верно, я ее… представитель. Она просила передать, что готова завтра встретиться с вами, чтобы передать вам весьма ценную для вас вещь. Но у нее будет ряд условий…
Волошин помолчал, приходя в себя, но собрался и ответил уже спокойным и деловым голосом:
– Я вас понял. А что, она сама не могла мне это сказать? Она звонила недавно…
– Она собиралась, но ей было… затруднительно. Она попросила меня.
– Понятно, – в голосе Волошина появилось ехидство, – Леночка, когда пьет, не может сама остановиться, ей внешний тормоз нужен. Ничего, к утру она будет как огурчик, вот увидите. Я приеду, но мои условия вам должны быть известны.
– Разумеется, – сказал Макс, даже не представляя, о чем может идти речь, – но у нас встречные. Вас они устроят, не сомневайтесь.
– Посмотрим, – протянул Волошин, – завтра в «Дворике», жду вас в полдень. Жду полчаса, не приедете – ваши проблемы. Больше встречаться я с вами не буду.
– Приедем, – сказал Макс, – это в наших интересах.
И нажал «отбой», припоминая, что это за «Дворик» такой. И вспомнил, что это название довольно дорогого по местным меркам, но реально приличного заведения в хорошем районе города, в центре, напротив старой церкви. Завтра в полдень… значит, так тому и быть, он приедет.
Макс положил телефон на край стола, вышел из кабинета и побежал по коридору. Добрался до площадки, глянул по сторонам и двинулся влево, к двери в Юлькину комнату. Та точно сквозь стену видела, сразу открыла, едва он оказался рядом, втащила к себе, щелкнула замком.
– Все нормально. – Макс достал из-под футболки доверенность, аккуратно ее сложил и убрал в рюкзак, отдал Юльке ее паспорта. И едва удержался на ногах: девушка повисла у него на шее, только что не визжала от радости, и целовала так, что он почувствовал, что еще немного – и далеко им не уйти. Кое-как оторвал Юльку от себя, прикрикнул шепотом, и та притихла, перекинула ремень набитой сумки через плечо и следом за Максом вышла в коридор.
– Все взяла? – спросил он на ходу, и Юлька шепотом сказала:
– Да, все. Даже карточку к отцовскому счету. Он сделал мне вторую, чтобы я могла пользоваться, Левицкая о ней не знает. Правда, там стоит лимит, но если ты решишь поехать со мной, на два билета хватит.
– Я не поеду, – оборвал ее Макс, – мне там делать нечего. Отвезу тебя, как договаривались, в аэропорт. Сама доберешься, не маленькая.
Расположение дома оба знали отлично, поэтому одновременно пробежали мимо лестницы, свернули и оказались у второго выхода, обычного, служебного, которым пользовалась прислуга. Сбежали вниз, выскочили на улицу и в полной темноте под шум сосен и грохот с неба, прижимаясь к стенке, побежали к воротам. Обесточенный замок не работал, калитка легко открылась, кто-то выглянул из темной будки, но беглецы были уже далеко. Макс держал Юльку за руку, тащил за собой, и только они пробежали мимо пруда, как с неба хлынул дождь. Прямой, отвесный, сильный, он не оставил ни единого шанса, оба вмиг вымокли до нитки. Юлька уронила с носа очки, наступила на них, те хрустнули у нее под подошвой, но Макс уже тащил ее дальше. Пока дом обесточен, искать их никто не будет, сообразят только утром, когда они будут далеко. Вернее, в полдень, как только Волошин получит вожделенную доверенность и обрушит на вдову неопровержимое доказательство ее мошенничества. После этого о Юльке и Максе Еланском никто и не вспомнит.
Добежали до будки охраны на входе, пролезли между прутьями ворот, никого не побеспокоив, и рванули дальше, по ровной и блестящей от дождя дороге.
– Не могу больше! – Юлька остановилась, переводя дух. Макс тоже сбавил ход, помотал мокрой головой, разбрасывая брызги. Юлька выглядела потрясающе – в мокрой футболке, в штанах в облипку, хвост на затылке намок и висел у нее на плечах тяжким грузом. Полыхнула зарница, осветила девушку с ног до головы, выхватила ее всю из темноты, как фотовспышка. И тут же тяжко громыхнуло, над деревьями прокатился низкий гул, Юлька кинулась к Максу, вцепилась в него обеими руками, точно это помогало ей не бояться грозы.
– Трусиха, – Макс поцеловал ее на ходу, – как же ты одна в Швейцарию полетишь?
Юлька не ответила, она подняла лицо к небу и принялась выжимать воду из волос.
Гроза уходила, гремела уже поодаль, когда они выбрались к шоссе. Попутку удалось поймать быстро, над ними сжалился водитель грузовой «Газели», пустил их, мокрых и замерзших, в салон и высадил у той самой «Арии», даже денег не взял, да еще и фарами помигал на прощание.
Тетенька на «ресепшен» еще не успела смениться и сделала вид, что не узнала их, и дала ключ от той же самой комнаты. Юлька ворвалась в нее первая, принялась стягивать с себя мокрую одежду и первой же закрылась в ванной, откуда вышла минут через пятнадцать, завернутая в полотенце.
– Твоя очередь. – Она боком проскользнула в комнату, пропуская Макса вперед, и он долго стоял под струями горячей воды, успокаивался, переводил дух и в который раз повторял мысленно алгоритм завтрашнего дня. Днем встреча с Волошиным, а Юлька подождет его здесь, безопаснее места сейчас не найти, потом они на попутках едут в Москву, там он везет ее в Шереметьево, и они расстаются. Навсегда. Расстаются, чтобы больше не встретиться. Ничего, это нормально, у каждого из них своя жизнь, своя дорожка, своя судьба. Через неделю Юльке исполнится двадцать пять, а еще через месяц она забудет Макса Еланского, и правильно сделает. Он на ее месте поступил бы так же.
Когда Макс вышел из душа, девушка уже спала, отвернувшись к стене и закутавшись в одеяло. Окно в номере, оказывается, плохо закрывалось, и из него ощутимо сквозило, а вчера они этого и не заметили. Макс улегся, закрыл глаза и только начал засыпать, как послышался шорох, кровать под ним прогнулась, и Юлька улеглась рядом, обняла, боднула в висок.
– Ты спишь? – невинным голоском спросила она. Макс сделал вид, что не слышит, Юлька приподнялась, всмотрелась в его лицо. Он рывком сел, обхватил девушку, повернул и оказался сверху.
– Сплю, – сказал он, убирая ей волосы с лица, – крепко сплю и вижу сон. И надеюсь, что проснусь не скоро.
Так оно и вышло, проснуться, вернее, заснуть ненадолго им удалось уже на рассвете, когда из мотеля начали разъезжаться первые постояльцы.
Глава 5
«Дворик» открывал свои резные, «под старину», двери, а заодно и окна ровно в одиннадцать утра, приглашая желающих на бизнес-ланч. Желающих не находилось, что объяснимо: место было пафосное до невозможности, цены тут ломили безбожные, и местные жители обходили «Дворик» стороной. Существовал он за счет туристов, в том числе и иностранных, залетевших полюбоваться старинной архитектурой, представленной единственной уцелевшей церковью и фрагментом крепостной стены. Наведывались в ресторан, удачно расположенный в центре города, и москвичи, что следовали через город проездом к своим дачам.
Макс пришел через сорок пять минут после открытия и был встречен до безобразия любезным официантом, рослым белобрысым юношей лет двадцати. Парень проводил Макса к столику, принес меню и отошел на почтительное расстояние, чтобы не мешать выбору.
Макс сделал вид, что сосредоточился на блюдах, а сам поминутно поглядывал на часы. Волошин должен появиться через десять минут, надо как-то занять их, и придется заказывать немыслимую по цене еду – в обычное время ему бы этих денег хватило на неделю.
Официант подлетел, едва Макс отодвинул от себя меню, записал заказ, повторил, махнул длинной светлой челкой, падавшей на глаза, и торопливо удалился, оставив Макса в полном одиночестве. Кроме него, желающих отобедать в «Дворике» не оказалось, и он малость неловко чувствовал себя в пустом зале. Впрочем, недолго – в ресторан ввалилась группа то ли китайских, то ли японских туристов, шумные, горластые, как стая сорок, они сбились в специально отведенный для них угол и загалдели, защелкали затворами фотоаппаратов, фотографируясь в обнимку с чучелом медведя. Пока Макс разглядывал радостную толпу узкоглазых путешественников, ему принесли обед – затейливо украшенный салат из редиски с помидорами, крохотную миску супа и наструганные ломтики куриного филе под каким-то соусом. Напитки предлагались за отдельную плату, Макс ничего заказывать не стал и сосредоточился на одном – как бы не слопать весь обед за пару минут. Снова глянул на часы – ровно полдень, Волошина нет, а ведь обещал, даже клялся, что приедет. Странно, это в первую очередь ему нужно, может, вдова, протрезвев, снова звонила ему или он ей, чтобы уточнить детали, и Левицкая послала его куда подальше. Ну, если так, то дело поправимо, Волошина он найдет в Москве, возможно, уже завтра. Какая разница: днем раньше, днем позже – Левицкой должно быть все равно, ей уже не уйти от ответа.
Макс, медленно и тщательно пережевывая пищу, разделался с салатом, отвратительной смесью сырых овощей и горстки зелени, и приступил к первому блюду, когда в зале появился новый человек. Довольно высокий, плотный, с упругим брюшком, что торчало под безупречным серым костюмом, с аккуратной бородкой, в золотых очках, он вошел совершенно по-хозяйски, мановением руки пресек попытку официанта предложить ему столик и первым делом оглядел зал. «Он? Не он? Черт их, банкиров, разберет». Макс сделал вид, что поглощен супом, смотрел строго в миску, где плавала вареная морковка и еще что-то донельзя диетическое и полезное, на вошедшего вообще не обращал внимания, точно не замечал его. Сам украдкой глянул на часы – первый час, опоздал господин Волошин, или, правильнее сказать, задержался. А тот тоже посмотрел на часы, заметно расстроился и позволил официанту увести себя к столику у окна, подальше и от интуристов, и от Макса.
А тот неторопливо ел суп, стараясь не замечать его вкус, чуть подвинул пузатый бокал, что стоял перед ним, и теперь смотрел на его выпуклый бок, где отражалось все, что происходило позади. Волошин вольготно расселся на диванчике, расстегнул пиджак и читал меню. Официант бдил неподалеку, Макс одним движением смел с тарелки куриные ломтики, проглотил и поднялся из-за стола, направился в коридор.
Там его настиг белобрысый официант, Макс понял того с полуслова: достал деньги, отдал, что причиталось по счету, и даже немного сверху, потом придержал рванувшегося бежать юношу за рукав белой рубашки и сказал:
– Есть дело. Отойдем. Где тут поговорить можно?
Парень попался сообразительный, отвел Макса к окну, украшенному резными наличниками опять же под столь любимую иностранцами русскую старину, и спросил:
– Что делать надо?
Макс, подивившись такой расторопности, достал из нагрудного кармана рубашки вдвое сложенный заклеенный конверт без надписей и показал его официанту:
– Вот это надо отдать человеку, что сидит у окна. Подойдешь, спросишь господина Волошина Михаила. Если это он, отдашь ему конверт и уходишь. На все вопросы отвечаешь одно: ничего не знаю, просили передать. Кто просил – сразу ушел, я его впервые видел. Сделаешь – денег заработаешь. Давай, я тебя тут жду.
Повторять не было нужды, юный халдей усваивал все на лету. Забрал у Макса конверт и двинул в зал, подошел, остановившись на почтительном расстоянии от важного дяди в сером костюме, переговорил и положил конверт на стол. Макс все это прекрасно видел из-за стеклянной двери, наполовину закрытой расписной «под хохлому» шторой, он чуть отодвинул ткань и наблюдал за Волошиным. Тот осторожно взял конверт, открыл его, вытащил доверенность и обалдел: по-другому назвать выражение его лица было бы затруднительно. Волошин едва очки в тарелку не уронил, стащил их, неаккуратно бросил на стол и вцепился в доверенность обеими руками. Прочитал наскоро, осмотрел зал, снова уставился в бумагу, потом снова оглянулся. Предсказуемо подозвал официанта, и Макс видел, как парень старательно мотает головой, отрабатывая легенду – не знаю, впервые видел, сразу ушел, чего еще изволите…
У Волошина враз пропал аппетит, он даже отодвинул тарелку и все крутил в руках конверт и саму доверенность, все оглядывался, даже на потолок зачем-то посмотрел, точно бумага оттуда свалилась. Официант потихоньку смылся, выскочил в коридор и подошел к Максу.
– Он, – сказал парень, – Волошин Михаил. Обалдел до невозможности, точно миллион долларов выиграл. Все спрашивал – кто передал, но я молчок, как договаривались, – докладывал официант. Он явно напрашивался на вознаграждение и честно заработал его. Макс выдал парню пятьсот рублей и еще раз поглядел в зал: Волошин сидел, прижав к уху мобильник, что-то диктовал, как показалось издалека, и одновременно сам писал что-то на обороте конверта. Макс вернул штору на место и вышел из «Дворика».
Все, дело сделано, Левицкой не сегодня завтра придет конец, у Волошина теперь в руках аргумент убойной силы, вдова полностью в его власти, и банк он оттяпает, это к гадалке не ходи. О Юльке Левицкая теперь забудет надолго, и та будет уже далеко, когда вдова опомнится. Еще одну часть плана можно считать успешно реализованной, теперь пришло время позаботиться и о себе.